Тайна Черного моря, стр. 15

Семен невесело усмехнулся. Эх, молодо-зелено, провели удачно операцию, под огонь не попали, расслабились. А ведь ещё ничего не кончено, надо ещё до места доехать. Ведь лакомый же кусочек кое для кого – сам генерал Семен, без должного прикрытия, без группы поддержки…

Да-а, мельчает молодежь. Куда катимся…

– Отставить разговорчики на задании! – прикрикнул на них Семен. – Дело ещё не кончено.

Борис и Сергей обиженно умолкли. Ничего, не развалятся. Мало ли что по дороге может случиться.

И – как в воду глядел. На очередном светофоре рядом с «аварийкой» притормозил неприметный «рафик».

Эпизод пятый. От отшельника слышу

26 июля, вторник, 11.12 по московскому времени.

С начала атаки «кротов» на объект У-17-Б, точнее, с момента смерти полковника Громова прошло двадцать два часа одиннадцать минут.

Дешевые черные туфли, наверняка поставляемые из Китая безвестным челноком, слегка жали. Обутый в эти туфли прапорщик Хутчиш шел, не забывая внимательно вглядываться в отражение улицы в стеклах киосков – на всякий случай проверялся, хотя ЦУМ остался далеко за спиной. Не забывая время от времени незаметно бросать сзади себя щепоть протертого в пыль табака, добытого из злополучной громовской «беломорины». Средство старое как мир, но на первых порах и оно сгодится. Наверняка в данный момент те, кто его разыскивают, расширили радиус поиска до нескольких километров, и даже вот эта девушка в джинсовом сарафане с потешной таксой на кожаном коротком ремешке может оказаться сотрудником соответствующей службы, ведущим боевое патрулирование. Мало ли что у врага имеется на Хутчиша помимо личного дела. Хранится где-то и образец крови, и образец запаха. Ведь их, мегатонников, раз в три месяца ощупывала и осматривала бригада врачей из Четвертого управления.

Нет, ну что за жизнь! Казалось бы, приличный универмаг, Центральный как-никак, торговое лицо города, можно сказать, а ведь и там китайскую туфту за чистую Англию выдают!

Последний раз они с ребятами ходили в самоволку месяц тому назад. Уже было по-летнему тепло. Встречные девушки дразнили голыми коленками горячую солдатскую кровь. Хутчиш тогда хотел пойти в библиотеку, но приятели затащили его в мороженицу, а потом в недорогой ночной клуб. С этой «дискотеки» пришлось уходить по крышам, поскольку бдительная билетерша вызвала военный патруль.

Засунув водку в карман брюк под пиджак, Хутчиш перешел на другую сторону Пушечной улицы и свернул направо. Он не торопился. Погожий день, солнышко, воздух, даже насыщенный бензиновой гарью, был ему по душе – пересидел он в своем подземелье. Пора бы и размяться.

Хотя он не любил столицу своей Родины за гвалт и суматоху. Ему больше нравились Прага, Мехико и Вена. Не по душе ему была и набирающая скорость европеизация города. Казалось, Москва теряет какое-никакое, но свое лицо.

Эх, будь у Анатолия побольше времени, сходил бы посмотреть на Храм Христа Спасителя… Но – после, дорогой товарищ, после на памятники архитектуры смотреть будем. Не время сейчас.

Неторопливо двигаясь по тротуару, Анатолий столь же неторопливо обсасывал в голове ситуацию – будто карамельку по рту перекатывал. Итак, он получил приказ выполнить боевую задачу и факт получения подтвердил. Значит, задание надо выполнять. Дело за малым – узнать, в чем оно заключается. Впрочем, кое-что ему было известно: задание включает в себя решение проблемы либо с Курильскими островами, либо с Черноморским флотом. Типичная картина «пойди туда, не знаю куда». Было бы смешно, если б не было так грустно. Сволочи, Громова свалили, он-то каким боком виноват? Просто оказался не в том месте и не в то время?.. Конечно, можно бы добраться до Генштаба – приказ наверняка исходит оттуда… Однако тот факт, что «кроты» появились сразу после ухода усатого генерала, более чем настораживает. Значит, где-то утечка информации. Значит, неизвестная (пока неизвестная) сила пытается помешать распоряжению Генштаба. Значит, утечка именно в Генштабе и появиться там равносильно провалу. Что ж, будем действовать в автономке, не привыкать. Приказ есть приказ. И надо отомстить за безобидного старика Громова. Хутчиш улыбнулся и немного прибавил шаг, с удовольствием отметив, как при мысли о таинственном враге непроизвольно напрягаются готовые к схватке мышцы. Это хорошо. Таким он и должен быть – в любую секунду готовым нанести удар и услышать последние слова отбывающего на Поля Вечной Охоты противника. Интересно, что он услышит на этот раз? «Мы можем договориться…» – сипел, задыхаясь, лорд Грегори Инч. «Оглянись, ты в наших руках», – пытался применить дешевую уловку барон Айгер фон Шьюбаш. «Мы ещё встретимся, пусть и на том свете!» – визжал, ломая ногти о молибденовую дверь, лжебарон де Фредерикс. В сущности, подобные изречения легко предсказуемы. Интересно, доведется ли прапорщику когда-нибудь встретить недруга, способного перед смертью выдать что-нибудь нетривиальное?

Через три улицы Анатолий вышел на ту, которую искал – Преображенскую. Здесь машины ездили значительно реже, да и народу было поменьше.

Прапорщик огляделся. Вокруг говорила и показывала себя Москва, город, который преклонения у него не вызывал. Деревня, она и есть деревня. Пусть выклевываются инкубаторские «Макдональдсы», а стены занавешиваются ковбоями Мальборо и слонами Аэрофлота, но измученные квартирным вопросом москвичи не меняются.

Постояв секунду у подъезда как бы в задумчивости, а на самом деле изучая отражающуюся в окне первого этажа обстановку у себя за спиной, Хутчиш толкнул выкрашенную грязно-синим дверь и бодро затопал по ступенькам на третий этаж. После того как ему пришлось пробиваться по заваленной трещине, лифтом пользоваться категорически не хотелось.

Под ногами захрустела шелуха от семечек. Анатолий нагнулся и сдул мусор в лестничный пролет – это нам ни к чему.

Домофон был давно изничтожен хулиганствующим элементом, в подъезде ощутимо воняло мочой. Между первым и вторым этажами ноздри прапорщика резанул прокисший дух мусоропровода. Как ни странно, на стенах, выкрашенных в тот же грязно-синий цвет, не было ни скабрезных надписей, ни почти неизбежных «RAP!!!», «Антонов дурак», «ACID» и «Игорь + Оксана =».

Нет, ну как это его угораздило прихватить китайский ширпотреб? Прапорщик с отвращением поглядел на треклятую обувку. Несоответствие «костюм – обувь» ему очень досаждало, лишало уверенности в себе, столь необходимой при выполнении задания. (Ибо, как писал классик, недостаток воспитания можно скрыть молчанием, недостаток манер – сдержанностью, но несоответствие между цветом галстука и цветом носков вопиет.) А с таким настроением легко проколоться. Разве можно хорошо сыграть Мефистофеля с деревянной шпагой?

Анатолий уже готов был остановиться на третьем этаже, у двери, обитой древним, выкрошившимся на изгибах дерматином, с медной табличкой «50», но вниз по лестнице мимо китайских туфель Хутчиша шмыгнул черный кот, и прапорщик затопал ступеньками дальше наверх.

Он не был суеверным. Всего-навсего ему не понравился дверной глазок. Этот глазок при нажатии кнопки звонка или при повороте двери всего на три градуса автоматически фотографировал визитера [4]. А раз в месяц или чаще в подъезде должен появляться то ли водопроводчик, то ли электрик, то ли почтальон: перезаряжать микрофотоаппарат.

Квартира номер пятьдесят принадлежала Андрею Михайловичу Сверчкову – человеку в околофлотских кругах довольно известному. Особенно Андрея Михайловича ненавидели морские историки.

Историки, например, получали звания и повышения окладов за то, что проповедывали, будто Цусимское сражение русский флот проиграл из-за бездарного командования. Андрей же Михалыч, на основании неоспоримых архивных данных, доказывал, что командование было вынуждено пожертвовать кораблями, иначе в русско-японской войне Россия потерпела бы ещё более сокрушительное поражение. И к истории торпедной атаки Маринеско дотошный Андрей Михайлович добавил несколько штришков, суть самой истории меняющих кардинально. И к Пирл-Харбору, за что американцы сначала вручили послу СССР ноту, а потом одумались и пригласили господина Сверчкова А.М. читать лекции в Вест-Пойнт. Естественно, коли это произошло в восемьдесят четвертом году, никто его лекции читать не пустил, а военные историки возненавидели пуще прежнего.