Цепные псы пантеонов, стр. 25

Чайка-ведьма взяла курс норд-вест-вест, и все в ней было красиво кроме испачканного рыбьей требухой клюва. Птица быстро рассекала воздух, щекоча ветер перьями, клюв пока был плотно сжат, птичье тело вперед толкала холодная решимость выполнить приказ.

Когда Антон заметил ее, он понял, что нарушившая его воздушное пространство птица ничего не боится и поступит так, как ей заблагорассудится. И еще – он пока достаточно мало налетал часов, чтобы быть ассом, равным атакующей чайке.

Не прекращая с нарастающей тревогой наблюдать, как к нему спешат на сближение, Антон покосился на стартовавший с места внизу джип. «Лучше бы, пожалуй, все это оказалось сном. Я не могу помешать ей напасть на меня, но, может быть, я смогу ее убить? – почти равнодушно подумал он. – Чума на твою мать!»

Вообще, вид на Питер сверху – это что-то! Оранжево-рыжая гамма крыш, зеленая оскомина распускающихся листьев, металлический блеск Невы. Но любоваться времени не оставалось. Крылья ведьмы съели последние метры, Антон увидел ее наконец разинутый клюв и пустые синие глаза. Голова птицы поровнялась с его головой... И услышал, как щелкнул клюв буквально в миллиметре от кольца на лапке. Какая у пернатой твари цель? Сбить Антона? Сорвать волшебное кольцо-браслет? Заставить приземлиться в определенном месте?

На войне, как на войне, кувыркнувшись вслед за промчавшимся под брюхом врагом, Петров вложил все силы в три судорожные взмаха крыльев, настиг обидчика, навис над обидчиком и всадил клюв ведьме-птице в том месте, где линия, соединяющая ее глаза, перекрещивается с линией, уходящей от ее клюва. На самом деле таких линий не было. Была только тяжелая заостренная серебристая голова, большие пустые глаза и лязгающий клюв. Но в этом месте у птицы-ведьмы скрывался мозг, и клюв Антона ударил с решимостью и яростной злобой.

Синие пустые глаза потухли в миг, словно отключили электричество. Смерть налила глаза ядовито-мутным молоком. Нападавшая чайка тряпкой полетела вниз, она была мертва, и только несколько мышц еще не желало мириться с фактом и конвульсивно заставляло трепыхаться падающее тело.

Оказывается, это так легко – убить существо одной с тобой породы, хоть в человечьем обличье, хоть в птичьем. И если это легко далось новичку, значит, и нападавшая ведьма-птаха запросто бы справилась, если бы перед ней стояла такая цель. И логичный вывод из фактов – утопить Антона в Неве птичьи кукловоды особым желанием не горели. Но вслед за этой чайкой прилетят другие, и поставленная перед ними задача теми же кукловодами может быть пересмотрена...

Тушка сраженной чайки плюхнулось в темно-зеленую воду Невы, качнулось на рожденной речным трамвайчиком волне и погрузилось без следа. Оставалось дробить воздух крыльями и ждать, когда беда удосужиться взяться за Антона по новой. Или он может спрятаться и переждать до темна?

Он подлетал к Петропавловке, ветер не ослабевал. И вот следующий ход врага – из парка навстречу Антону взмыла стая ворон, сабель в двадцать. Тьфу, правильнее будет – в двадцать клювов. «Ну, вот, так бы сразу и сказали» – бодрился Антон.

Какие есть преимущества у чайки перед вороной? Скорость полета. В чем чайка проигрывает – в духе коллективизма, вороны умеют охотиться стаей. Очередной вывод один – от боя следует уклониться, Антон оглянулся и насчитал до десяти преследующих его широким веером чаек, стремящихся успеть порвать его на кровавые червячки раньше ворон... Может, здесь не терпят чужаков-оборотней, но гораздо правдоподобней версия, что охотничьи птички пашут то ли на инферн-группу войск, то ли на волхв-дивизион, и имеют четкое задание приземлить чайку по имени Антон Петров.

Ну, что ж, кто на новенького? С чайкой Антон уже имел удовольствие сразиться, и заслужил энный боевой опыт. Этот опыт говорил, что не озоруй та дура понапрасну, легко бы распотрошила новичка в одиночку. С нелепой надеждой, авось вороны не столь поднаторели в воздушных баталиях, Антон мчался навстречу черной стае, имея в тылу и на флангах стаю серебристую.

Может быть, трем первым воронам слишком хотелось отличиться, и они не разглядели, что стало с первой чайкой. Может быть. Три первые вороны далеко вырвались вперед, и вот – торжественная встреча.

Первая черная торпеда, перевернувшись, пошла вперед и вниз, и Антон почувствовал, как воздушная волна ударила в брюхо, пока только воздушная волна. Он взмахнул лапками и – удача, кольцом ударил атакующую снизу птицу. Конечно, не смертельно, но хотя бы сбил прицел.

Вторая птица развернулась на параллельный курс, она гнала рядом воздушную волну, следила за Антоном антрацитовыми хищными глазками и норовила поймать клювом крыло. На преимуществах скорости Петров увернулся в вираж, настиг злодейку с хвоста и пырнул клювом в хребет. «Вкус специфический» – как говорил Райкин. Третья летающая крепость отреагировала на рыпанье злобным карканьнем, но сохраняя почтительное расстояние, не дура. А дальше чайка по имени Антон Петров стопудово доверилась преимуществу в скорости.

Антон нырнул под накатывающуюся черно-серым смерчем воронью свору, полупереваренная килька в желудке метнулась к горлу, в висках поршнями застучала перегрузка. Петров пронесся над самым асфальтом перед носом мчащегося по набережной мерседеса и стал наяривать петли меж только полопавших почки тополей парка имени Горького. Он искал место, где сможет незаметно для шатающихся здесь петербуржцев снова превратиться в человека.

Титрами в подкорке почесал анекдот: «Где-то здесь должен быть шлаг-БАУМ!!!».

Назначение будки, в которую Петров чуть с налета не впилился, он распознал в секунду. Метрополитеновская вентиляшка. И тут само-собой пришло спасительное решение. В образе птицы Антон легко протиснется сквозь решетку, а человеком успеет обернуться и в глубоком подземелье, «откуда кресты на церквях не видать».

Глава 6

Между короткой и длинной цепью

– Ну, здравствуй, мой герой, – больно резнул слух Антона женский голос, хотя слова прозвучали еле слышно даже в гнетущей тишине катакомб метрополитена.

Еще не обернувшись, Антон и верил, и не верил, что прихотливая судьба решила подарить ему эту встречу.

– Настя? – вернувшийся в человеческий облик Петров блуждал по вымершим на ночь туннелям и развязкам метро в поисках места, где бы приткнуться до утра и вздремнуть. Если повезет: в голове правил бал страшный сумбур, картинки пережитого смешивались и напоминали результат кропотливых трудов безумного клипмейкера. Воспоминания о недолгом плене под охраной баншей микшировались с откровениями вампира-шпиона и ощущениями от полета в теле чайки... И вот теперь...

– Не забыл, уже приятно, – она стояла рядом, желанная точь-в-точь, как в жизни. Колокол каштановых волос, чуть смугловатая кожа... И даже платье ее было то самое – желтые лилии на черном. Известная сентенция: желтые цветы – к разлуке.

– Но ведь ты умерла?!

– Слышала, «Ред Ойл» взялся за Антошу всерьез? Говорят, дневной переполох по городу случился из-за тебя, на тебя охотились, и как прежде не поймали. Упустить тебя стало у «Ред Ойла» доброй традицией. Ты все такой же. Там, где ты, у всех проблемы.

– Ведь я тебя убил, Настя! – сделал он шаг назад, когда девушка попыталась взять его под руку.

Совершенно неестественно от девушки не падала на бетон тень, ее платье не издавало ни малейшего шороха, она ступала беззвучно, будто по воздуху. И только голос, этот пронзающий сердце голос...

– Ты знаешь, – равнодушно пропустила мимо ушей Настя его крик, – я до сих пор без смеха не могу вспомнить историю, когда ты приволок совершенно зеленый арбуз, а я притворялась, будто ужасно вкусно... Сейчас там, на верху, дождь... Люблю, когда дождь, такой тихий, спокойный, шелестящий, будто листья ивы поют на ветру. Мне всегда немножко грустно, когда идет дождь, но все равно я очень люблю плохую погоду... Что может быть лучше плохой погоды? Сколько мы не виделись?