Трое нас и пёс из Петипас, стр. 24
– Лещ – двадцать пять. А потом:
– Линь – двадцать пять.
Он глубоко вздохнул, пригладил волосы и снова забормотал:
– Карп – тридцать пять. Карп – тридцать пять!
Потом откинулся на стуле и посмотрел в потолок, будто что-то припоминая.
– Форель озерная… форель озерная – сорок пять сантиметров…
Невольно у меня вырвалось:
– Это уж совсем ни к чему! Озерную форель в Бероунке не поймаешь!
Руда так и подскочил. Потом быстро спрятал в ящик какую-то бумагу и задвинул его.
– Чего тебе?
– Ничего.
– Тогда отправляйся отсюда!
Он встал из-за стола, подошел к окну и начал насвистывать.
Я стоял в дверях и страшно злился на себя. Зачем только я пошел к нему? Ещё подумает, что я за ним бегаю!
Руда перестал свистеть, сел на окно и заболтал ногами. Потом прислонился затылком к стене, подставил лицо солнцу и закрыл глаза.
В комнате было прохладно, но я прямо вспотел от злости. Руда не обращал на меня никакого внимания. Глаза у него были закрыты, он загорал. Я уже хотел пойти спросить пана Роучека – может, ему показалось вчера вечером, что Руда плакал, но в этот миг Руда открыл глаза и препротивнейшим голосом спросил:
– Ты ещё здесь? Чего тебе, собственно, от меня нужно?
Ох, как мне хотелось выскочить из этого дома и хлопнуть дверью! Но вдруг я придумал:
– Ничего мне от тебя не нужно. Это ты хотел мне что-то сказать.
– Я? – удивился Руда.
– Да, ты! Помнишь, вчера у реки ты собирался о чем-то мне рассказать.
Руда быстро заморгал глазами и забормотал:
– Не может быть! Это тебе показалось.
– Ничего мне не показалось! Будешь говорить или нет?
– Не буду! Я бы сказал тебе одну вещь, если б ты… в общем, не скажу!
– Ладно, тогда скажу я. Вчера вечером ты ревел, потому что с тобой никто не водится.
В эту минуту в саду послышалось тявканье, и в окне показался нос Пецки. Он посмотрел на Руду и тихонько заворчал. Около Пецки стояла Анча.
Меня так и кольнуло: вдруг Анча подумает, что я бегаю за Рудой?
– Мы с паном Людвиком пришли за паклей, – быстро сказал я.
Анча тоже не хотела показать, что она пришла за Рудой. Взяв Пецку на руки, она потрепала его за ухо.
– А у меня удрал Пецка. Бегает сюда ворчать на Роучекову кошку.
Она опустила Пецку на траву, перегнулась через окно и внимательно посмотрела на нас:
– Опять что-нибудь натворили? Почему у вас такой вид?
– Да это просто так, – заморгал Руда.
Анча строго поглядела на него:
– Жалко, что мне нельзя с тобой разговаривать! Ведь ты опять врешь!
Руда махнул рукой и поплелся на кухню. Но, прежде чем закрыть за собой двери, он тихо попросил меня:
– Тонда, если ты мне хоть немного друг, то помолчи.
Я подошел к окну и сказал Анче:
– Понимаешь, тут все дело в одной тайне. Только ты не должна её знать.
Она отступила на шаг от окна.
– Ах, так? Значит, ты не доверяешь мне, своему другу? – обернулась к Пецке и позвала его: – Идем!
И тут я не выдержал:
– Подожди, я должен сначала подумать.
Слезы выступили у Анчи на глазах.
– Теперь уж нечего думать! Ты просто опять струсил!
Тогда я понял, что придется ей все рассказать. Я вскочил на окно и мгновенно очутился в саду рядом с Анчей. Она тут же вытерла слезы и откинула косу за ухо, чтобы я мог шепнуть ей тайну.
И вдруг я увидел Лойзу Салиха. Он стоял за оградой и смотрел прямо на нас. Я прикрикнул на него:
– Тебе что здесь нужно?
– Анча плакала! – пискнул Лойза. – Я все скажу ребятам!
И тут я испугался, что ребята начнут потом выспрашивать у Анчи, о чем это мы разговаривали. Если она расскажет мальчишкам, что Руда ревел, они до конца каникул не дадут ему проходу.
А Лойза продолжал вопить за оградой:
– И как вы шептались, тоже расскажу!
– Не обращай на него внимания, – сказала мне Анча и потише добавила: – Ну, рассказывай, Тонда!
Я умоляюще взглянул на неё:
– Анча, я не могу! Не имею права!
Анча даже не стала со мной спорить. Она свистнула Пецке и бросилась к калитке. Там её поджидал Лойза Салих. Анча оттолкнула его в сторону, перепрыгнула через канаву и бросилась прочь по дороге.
Я долго смотрел ей вслед. Когда я повернул голову, около меня стоял пан Людвик:
– Ну что, Тоник, пойдем домой?
– Я не пойду!
Пан Людвик пощупал паклю, которую взял у Роучека, сдавил её между пальцами.
– Немного влажная! Такая не годится для шпаклевки. Придешь домой, разбросаешь её по двору на солнышке.
Он сунул паклю мне в руки, почистил свой праздничный костюм и ушел. Закрывая за собой калитку, он оглянулся на меня. Я смотрел, как он шагает по дороге – вразвалку, словно настоящий моряк.
16
Домой мне идти не хотелось, но оставаться у Роучека я тоже не мог. Поэтому я решил пойти куда-нибудь в укромное местечко, где можно все спокойно обдумать.
Я знал одно такое местечко – как раз у самой мельницы. Там росли кусты черной бузины. Под самым большим кустом был небольшой зеленый тайник, вроде пещерки, скрытый густыми ветвями. В нем всегда царили полумрак и тишина.
Я выгнал из-под куста кур – они ходили сюда прятаться от солнца, – а сам уселся в ямку, которую они вырыли в глине. Спину приятно холодила стена мельницы. Я вдыхал резкий запах бузины и размышлял о своих новых невзгодах. Анча мне больше не друг. А все из-за этого Руды с его тайной!
Я решил не вылезать из пещеры до тех пор, пока не придумаю, как помириться с Анчей.
Долго сидел я под кустами. Мельница неторопливо шумела за спиной, а кругом была такая тишина, какая бывает только в полдень. Я закрыл глаза и начал придумывать сказку: «Ходит Анча по всей деревне, ищет Тонду. Сейчас она осматривает каждый уголок возле дома Роучека. Зовет потихоньку, чтобы услышал только я: „Тонда, где ты? Я снова твой друг!“»
Я сосчитал до ста.
«А теперь Анча бежит по дороге, которая ведет на мельницу. Заглядывает под каждый куст. Прежде чем я досчитаю до пятидесяти, она уже будет здесь. Станет перед тайником на коленки, раздвинет ветки и улыбнется мне».
Я сосчитал до пятидесяти и открыл глаза. В пещеру действительно кто-то полз на четвереньках. От радости я затаил дыхание. Но тут же плюнул с досады. Это был Лойза Салих.
Одной рукой он придерживал ветки бузины над головой, другой отгонял курицу, которая пыталась залезть под куст. Меня он не видел.
– Ты здесь? – раздался его писклявый голос.
Я сидел тихо, как мышь.
– Все равно я знаю, что ты здесь, – снова подал голос Лойза.
– А тебе какое дело?
– Вылезай отсюда!
– Когда захочу, тогда и вылезу!
Лойза сел на корточки и отряхнул пыль с колен.
– Советую тебе вылезти!
Меня страшно разозлило, что какой-то петипасский малыш вздумал меня поучать. Я сорвал ветку бузины и спокойно стал обрывать с неё листья. Пусть Лойза видит, что я на него ноль внимания.
– Я тебя не слушаю, Лойза.
Лойза пожал плечами:
– Мне, конечно, все равно, но в этой куриной яме живут шмели.
Шмелей мы проходили по биологии. Они нападают не только на кур, го и на людей.
Я выскочил из укрытия. Лойза отряхнул мне сзади пыль с трусов, но, когда я поблагодарил его, он сказал:
– Зря стараешься, все равно я твой враг!
Тогда я спросил, зачем же он предупредил меня о шмелях.
– Потому что я хотел кое о чем с тобой поговорить, а шмели могли напасть и на меня.
Он уселся на плоский камень у края дороги, а я остался стоять. Мне вовсе не хотелось разговаривать с Лойзой. Да и вообще ни с кем не хотелось разговаривать. Я все время думал об Анче.
Лойза потерял терпение и крикнул:
– Ты что, не понял меня? Отныне ты мой враг!
– Ты уже три раза это повторил. Ну, а дальше?
Лойза нахмурился:
– А знаешь, почему ты мой враг? Потому что Анча плакала!
– А тебе-то что? Смотри, как бы ты сейчас не разревелся!