Расколотая, стр. 45

С одной стороны, мне очень хочется ей все рассказать. Она может понять, что со мной произошло, объяснить. Но это опасно. Я нахожусь под пристальным вниманием лордеров, и кто знает, не слушают ли они меня?

Мои глаза оглядывают кабинет. Подслушивающие устройства могут быть тут спрятаны где угодно.

— Что такое?

— Не здесь. Я не могу говорить об этом здесь. Это небезопасно.

— Уверяю тебя, этот кабинет не прослушивается. Это было бы грубейшим нарушением конфиденциальности между врачом и пациентом.

— Еще хуже, чем стереть записи о пациенте?

Она приоткрывает рот, потом закрывает его.

Мгновение думает. Пишет что-то на клочке бумаги, потом передает его мне: «в 9утра во вторник», — написано там. Конная дорожка рядом с моей школой помечена на нарисованной ниже схеме.

У меня так много причин сказать «нет», но я стискиваю бумажку в руке и киваю.

— Ты умеешь ездить верхом? — спрашивает доктор.

— Да, — отвечаю я, не задумываясь, хотя даже не знаю, так ли это. Да, так. Мелькает воспоминание: лошади, бегущие по полю. Прыжок через низкую ограду — это сродни полету!

— Что случилось, Кайла?

— Я вспомнила, — шепчу я. — Лошадь. Черно-белая. Мы с ней могли летать!

И ее глаза загораются жаждой узнать, узнать все. Посмотреть, что пошло не так в моей голове.

Но если ее любопытство будет удовлетворено, что тогда?

Вернувшись домой из больницы, я сижу в своей комнате и смотрю на конверт Нико, желая узнать его тайны. Я могла бы открыть его, посмотреть, что внутри, но засовываю в карман и направляюсь вниз.

— Як Кэму. — Обуваюсь и открываю дверь. Выхожу, пару мгновений медлю, потом просовываю голову обратно.

— Мам?

— Что? — Она выходит в прихожую.

— Это было засунуто в дверь. Адресовано тебе. —Я протягиваю конверт, но не ухожу. Мне нужно знать. Что в нем? Какой будет ее реакция?

Нахмурившись, она берет конверт. Разрывает его, вытаскивает листок бумаги. Просматривает, и глаза ее расширяются. Она резко втягивает воздух.

— Что там?

— Ничего важного, — быстро отвечает она и прячет листок с конвертом в карман. По моим глазам, наверное, видно, что я ей не верю, и на секунду взгляд ее смягчается, в нем появляется нерешительность. Она уже готова мне что-то рассказать, то ли правду, то ли какую выдумку, ведь между нами так много тайн. Откроется ли она мне? И если да, сделаю ли я то же самое?

Тук-тук-тук.

Мы обе вздрагиваем.

Мама впускает гостя.

— Кэм, привет. Входи.

Он переступает через порог, переводит взгляд с нее на меня, словно чувствует, что что-то неладно.

— Великие умы мыслят одинаково. Я как раз собиралась пойти узнать, не хочешь ли ты погулять.

— Конечно, — отвечает Кэм. — Но сначала у меня вопрос. Что я должен надеть на эту тусовку на ДПА? — Мы с мамой удивленно смотрим на него, а он на нас. — Ох, он что, не сказал вам?

— Кто? Чего не сказал? — спрашиваю я.

— Твой отец. Он спросил, не хочу ли я пойти на этот прием с тобой, чтобы потом отвезти тебя домой после обеда.

Мои глаза в тревоге расширяются, но я силюсь этого не показать. Нет, Кэм! Не ходи туда. Кто знает, что там произойдет?

— Но если вы не хотите, чтобы я пошел...

Мама первая приходит в себя:

— Ну, что ты, Кэм, конечно же, хотим. Это отличная идея! Мы просто не знали, вот и все. Боюсь, костюм и галстук обязательны.

Я заставляю себя произнести все правильные вещи и сделать это убедительно. А сама думаю, что бы мне сказать, чтобы убедить его не ходить, когда мы будем вдвоем.

— Пора идти на прогулку... пока не стемнело.

— Кэм, вопрос, пока ты не ушел, — говорит мама. — Ты сегодня не видел никого перед нашей дверью?

Он бросает быстрый взгляд на меня, потом опять на нее.

— Вроде нет. Только Кайла вышла, а потом опять зашла пару минут назад. А что?

— Да нет, ничего. Идите, идите.

Мы идем по пешеходной дороге над деревней. Я искоса поглядываю на Кэма.

— Ты ведь не хочешь идти на этот дурацкий прием в Чекерсе?

— Еще как хочу! Это шанс разодеться и потолкаться среди сильных мира сего. Чего ж не хотеть-то?

— Там будет жуткая скукотища.

— Пожалуй! — Он ухмыляется и подмигивает. — Но там будешь ты.

— Кончай зубоскалить, балда. Это же длинные нудные речи, политики. Всюду лордеры. Если бы я могла не пойти, ни за что не пошла бы.

— Вот поэтому я и иду — чтобы умыкнуть тебя после. Так что никаких но.

Мы доходим до верхней точки, и рядом с Кэмом мои демоны отступают. Он изображает Тарзана, раскачиваясь на ветке дерева, и я смеюсь, стоя в лучах заходящего солнца. Оно висит низко в небе, скоро стемнеет. Я поеживаюсь.

— Пошли, пора возвращаться. — Он идет следом за мной по дорожке.

— Итак, — говорит Кэм, — ты собираешься рассказать мне, что с тобой происходит? У тебя явно что-то на уме.

— Ничего.

— Не принимай меня за идиота.

— Я и не принимаю, — пожимаю я плечами. — Все как обычно.

— Обычно и таинственно?

— Вроде того.

На обратном пути он держит меня за руку. Перед домом прощается. Добавляет тихим голосом, что, если мне когда-нибудь понадобится друг, он рядом. Но я не могу подвергнуть его такой опасности.

ГЛАВА 36

Нико останавливается позади паба. Мы выходим из его машины, и он стучит в заднюю дверь. Та открывается. Мы проходим через кухню, потом через смежные комнаты. Здание старое, очень старое: камышовая крыша, неровные полы, странные закоулки и закутки в хаотичных комнатах. Из передней части паба доносятся слабые голоса посетителей. Задняя комната с несколькими разномастными столами и стульями пуста. В дальнем конце еще одна дверь. Нико открывает ее, за ней обнаруживается маленькая кладовка.

— Заходи.

— Спасибо, что разрешил прийти.

Он улыбается:

— Этот план родился благодаря тебе. То, что произойдет на этой встрече, повлияет на тебя. Я решил, что тебе стоит послушать. Ну, давай, заходи и сиди тихо. — Он бросает взгляд на часы. — Если все пойдет по плану, это будет недолго.

Он закрывает дверь. В ней есть щель, через которую я могу подсматривать. Спустя десять минут человек, который впустил нас через заднюю дверь, входит с чайным подносом. Позади него мама.

Она садится напротив Нико. Бледная, не знает, куда деть руки, пока не сцепляет их. Глаза перебегают с одного на другое, даже на дверь, где я прячусь, и я непроизвольно съеживаюсь, хотя знаю, что она не увидит меня в этой темной каморке.

— Чаю? — предлагает Нико.

— Где он? — отрывисто бросает она.

Нико наливает чай в чашки, ставит одну перед ней. Не говорит ничего, и я вижу, с каким трудом она сдерживается, чтобы не задать тот же вопрос еще раз. Терпит поражение.

— Где мой сын? — А, Роберт. Вот чем он заманил ее сюда. — Вы сказали, он будет здесь! — Она начинает подниматься.

— Я сказал, приходите, если хотите снова увидеть своего сына. Я не говорил, что он будет здесь.

Она медлит, глаза настороженные. Вновь опускается на стул.

— Ну? — говорит она.

— Мы знаем, где он.

— Я пыталась найти его много лет.

Нико вскидывает бровь:

— У нас имеются источники, недоступные вам.

— Кто вы вообще такие?

— Думаю, вы знаете.

— Догадываюсь, но хочу услышать, как вы это скажете.

Губы Нико кривятся. Ему смешно. Он играет с ней, и мне так и хочется распахнуть дверь и закричать на них обоих, чтобы просто сказали то, что думают.

Мама так и делает:

— Вы убили моих родителей; вы взорвали автобус, в котором был мой сын.

Он слегка качает головой.

— В первом случае я был еще слишком мал, а во втором было не совсем так.

— О?

— Вы знаете, что случилось с Робертом. — Утверждение, не вопрос.

— У меня тоже есть источники.

— И?

Она вздыхает.

— Официальная версия событий такова, что он погиб во время взрыва автобуса, но его видели живым и здоровым вскоре после этого. Должно быть, ему стерли память.