Расколотая, стр. 37

— Разомнем ноги? — предлагает Эйден. Мы переходим дорогу и молча идем по тропе, направляясь к ручью, потом вдоль него, пока не выходим на прогалину. С одного края там грубо сколоченная скамейка.

— Давай поговорим. — Он садится на скамейку. Я тоже сажусь. — Итак, это и вправду был Бен? Ты уверена?

— Да.

— Не торопись. Есть все основания полагать, что он... — Эйден смолкает в нерешительности.

— Что он умер.

— Да. Однако он там. Сейчас нам нужно выждать и посмотреть, что еще мы сможем разузнать о Бене и этой школе-интернате, в которую он ходит, что это за история. Придумать, где бы вы могли встретиться с ним без риска. Как только я что-то узнаю, я тебе скажу. Хорошо?

— А когда это будет?

— Точно пока не скажу, но сделаю, что смогу. И вот что: я опять буду у Мака в следующую пятницу. Приходи прямо после школы, и если будут новости, я расскажу.

— Я должна увидеть его, поговорить с ним. Должна, — говорю я и сама слышу отчаяние и мольбу в своем голосе. Но ничего не могу поделать. Дело не только в необходимости предупредить Бена. Увидев его сегодня, я так отчаянно захотела быть рядом с ним. Моя ладонь стискивает руку Эйдена.

Он разжимает мои пальцы и накрывает мою руку своей.

— Знаю, — отзывается он мягко. — И знаешь, что еще мне известно?

— Что?

— Бену очень повезло.

Глаза Эйдена удерживают мой взгляд. Они ярко-голубые, цвета неба. Теплые и серьезные, и смотрят на меня, как смотрел Бен. Я убираю руку и отвожу глаза.

— Кайла, послушай. Ты теперь видишь, насколько важен ПБВ, не так ли? То, что мы делаем. Находим пропавших или что с ними произошло, хорошее или плохое. Для таких людей, как ты, которые не могут жить дальше, пока не узнают.

Я киваю.

— Да.

— Я не собираюсь давить на тебя сегодня, но подумай еще, ладно? Подумай о том, чтобы сообщить, что ты найдена. Помочь кому-то, как мы помогаем тебе.

От его слов в душе у меня поднимается волна паники. Я могла бы сделать это: сообщить, что Люси Коннор найдена. Но что это даст? Она больше не существует, не считая нескольких смутных обрывков снов.

— Пошли, — говорит Эйден. — Нужно отвезти тебя домой.

Мы возвращаемся к фургону, и Эйден открывает дверцу кузова.

— Извини, но тебе безопаснее ехать сзади.

— Все нормально. — Я забираюсь внутрь, усаживаюсь, но как только дверь закрывается, перебираюсь поближе к окну.

Хочу знать дорогу.

ГЛАВА 29

Дома меня ждет сюрприз. Отец сидит на диване, рядом с ним Эми, трещит о том, как у нее прошла неделя. Мама читает книгу в кресле. Три пары глаза разом устремляются на меня.

Мама закрывает книгу. Хмурится.

— Как же ты долго!..

— Извините, я...

— Дай же ей сначала войти и поздороваться, — говорит отец. — Я не видел ее целую неделю. Он протягивает руку, и я подхожу; берет мою, притягивает ближе, целует в щеку. — Посиди с нами, — продолжает он. И я присаживаюсь на краешек дивана рядом с Эми.

— Куда ты ходила? — спрашивает мама.

Отец качает головой.

— Разве бедная девочка не может сходить погулять? Что это за допрос с пристрастием?

Мама хмурится, и волны растревоженных эмоций ощущаются в воздухе настолько отчетливо, что, кажется, можно их потрогать.

— Ты ведь не ходила по лесу, нет? — спрашивает она.

— Нет, — отвечаю я истинную правду. Только немного прошлась по лесной тропе с Эйденом.

— Это небезопасно. Ведь еще не поймали того, кто напал на Уэйна Беста, — продолжает мама. — Тебе нужно быть осторожной и...

— Ну, будет, Сандра, — вмешивается отец. — Она же сказала, что не гуляла в лесу.

Мы с Эми удивленно глазеем на него. Мама заметно ощетинивается, как еж, растопыривший иголки. Отец на моей стороне?

А на мамином лице читается подозрение. Она не верит мне.

Я набираюсь храбрости:

— Нет, честно. Просто дошла до Холла и обратно. По дороге. —Я в уме подсчитала, сколько времени это у меня заняло бы и сколько меня не было, и получилось приблизительно правильно.

— Мне казалось, ты говорила, что у тебя много уроков и тебе нужно немного прогуляться, чтобы проветрить голову?

— Я и не собиралась идти так далеко. Но день такой хороший... — Я умолкаю. Даже мне самой это не кажется слишком убедительным.

— Не забудь про домашние задания, — говорит отец. Что-то еще таится у него в глазах.

— Так я пойду. — Я начинаю подниматься. Выражение маминых глаз дает понять, что разговор еще не окончен.

— Погоди минуту, — роняет отец. — Пока мы все здесь, можно обговорить на семейном совете ДПА. —Я смотрю на него непонимающе. — День Памяти Армстронга, — поясняет он.

— Это вам самим решать, — говорит мама, — хотите ли вы пойти.

Отец фыркает:

— Разумеется, они пойдут. — Он поворачивается к нам с Эми: — В этом году намечается грандиозное празднование: двадцать пять лет, как было совершено убийство, и тридцатилетие власти Центральной Коалиции. Торжества будут проходить в Чекерсе, загородной резиденции премьер-министра, — добавляет он, глядя на меня.

— А что там будет? — спрашиваю я.

Мама отвечает:

— Сначала обычная церемония в доме, как показывают по телевизору каждый год. Это только для членов семьи, поэтому только мы и команда с телевидения. Сочувствие нации, речь скорбящей дочери, и так далее и тому подобное.

Отец удивленно приподнимает бровь на ее тон. Она продолжает:

— А потом специальное торжество, где будет присутствовать премьер-министр в то самое время, когда тридцать лет назад был подписан договор об образовании Центральной Коалиции. Ну и, разумеется, целая толпа правительственных тузов, богатых и знаменитых. После этого — длинный и скучный обед.

Правительственные чиновники... Лордеры.

— На церемонии вам, правда, необходимо присутствовать, — говорит мама с сожалением.

— Это честь! — добавляет отец.

— Но можете пропустить обед, если хотите. — Выражение маминого лица предполагает, что это будет разумно.

Она по-прежнему не сводит с меня глаз, и какая-то неуверенность таится за ее мягким взглядом.

— Можно я теперь пойду? Уроки, — говорю я.

— Иди, иди, — разрешает отец.

Поднимаюсь по лестнице. Что такое с ними

двумя? Мама полна подозрений. Отец — само добродушие. Они что, поменялись телами?

А тут еще и эта «радость»: торжественная церемония лордеров, на которую я должна пойти.

Торжественная церемония, на которую трудно попасть, если ты не член семьи. Нашей семьи. Я останавливаюсь на лестничной площадке, застыв на месте, когда кусочки головоломки складываются в единую картину у меня в голове.

Нико говорит, что я должна остаться в этой своей жизни еще ненадолго, что мне отведена очень важная роль. Так это имеет какое-то отношение ко Дню Памяти Армстронга?

Скоординированные нападения, сказал Нико. Что может быть лучше этого дня? Лордеры будут в повышенной боевой готовности, но я смогу попасть туда. Я буду там!

Я заставляю себя сделать последние несколько шагов, захожу в свою комнату. Плотно прикрываю дверь. Прежде чем все это начнется, я должна предупредить Бена. Спрятать его подальше, чтобы Коулсон не выместил на нем свою злость на меня. Я рисую в памяти лицо

Бена таким, каким видела его сегодня. Он жив. Мои слезы были неуместны. Пусть я не смогла поговорить с ним, дотронуться до него, почувствовать, что он все еще дышит, что кровь бежит у него по жилам, но я видела его. Он живет, и пока этого достаточно.

Я признательна Эйдену за то, что нашел его, но он ошибается, полагая, что я позволю вовлечь себя в дела ПБВ. Он думает, что я стою перед выбором, сообщать ли о себе на ПБВ или не делать ничего. Если бы он только знал, что мой выбор куда более сложен и опасен: между л орд ерами и «Свободным Королевством».

И что дальше?

Нужно подождать, сказал Эйден, пока он не разузнает больше о Бене и его положении и как мне безопасно встретиться с ним. Но я не могу долго ждать. Коулсон намекнул, что Бен жив, и это оказалось правдой. Еще он намекал, что это может измениться, если я не сделаю того, что он хочет. Но ему неизвестно, что я знаю, где Бен.