Страж западни (Повесть), стр. 2

Сашка закрывал глаза, но солнце проникало и сквозь сомкнутые на миг веки, сияло в лицо тем же пугающим отблеском, каким сверкали в небе защитный козырек самолета и огромные стеклянные глазницы пилота… Сашка-Соловей не знал, что в секретном пакете на груди, с которым он скачет вот уже почти сутки обратно к своим от штабарма, отдан приказ наступать. Не знал, но понимал, что в пакете обозначена и его боевая планида. Ведь он всегда был готов в бой за победу, и не зря ему виделась сейчас, в самый разгар солнечного полудня, яростная гроза Революции. И это ее яркими вспышками фосфорически озарены в полумраке дубравы молочный конь, красный всадник, белый голубь, и это ее бесконечный грозовой ливень заливает Сашкино лицо солнечным светом. Но мрак не сдается, вот почему в пятнах солнца и ночи на изнанке дубовой листвы, в атаках и сражениях теней и бликов — всадники света против конницы тьмы. И Сашке то и дело мерещится какая-то неведомая черно-белая птица, страж вражеской западни.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Казалось, город не замечал охотившуюся тварь, люди редко смотрели в небо, да она и не лезла на глаза, большую часть дня притаившись на верху полусгоревшей пожарной каланчи, вцепившись когтями в обугленный подоконник амбразуры. Но зато ее хорошо видели птицы, и когда южноамериканская гарпия по утрам взлетала над Энском с балкона гостиницы «Отдых Меркурия», и без того распуганная выстрелами пернатая мелюзга пряталась по укрытиям. Даже глупые куры, попрятанные по сараям, примолкали, словно бы и они замечали ее ледяной взор из засады да короткие перелеты от каланчи к низкой колоколенке Крестовоздвиженского собора и обратно.

За три дня на счету гарпии было всего две удачи: городской сизарь да попугай жако, которого она схватила, просунув лапу в клетку, стоявшую на подоконнике открытого окна. У клетки были редкие прутья, и все же, сцапав орущего попугая, гарпия не смогла выдернуть жертву наружу. Все это произошло прямо на глазах неосторожной хозяйки, модистки Саниной. Увидев гарпию и смерть своего любимого жако, она упала в обморок.

Краснохвостый жако — лучший из всех разновидностей говорящих попугаев: ни амазоны, ни какаду, ни лори не сравнятся с жако. Он способен легко запомнить и отчетливо выговорить до сотни слов. Например, попугай модистки умел кричать такую тираду: «Стой, выше ногу, равняйсь, смотри, готовьсь, на плечо, пли, шагом марш, браво, брависсимо, алло, поцелуй хорошенько…» А заканчивал тираду попка такой вот командой: «Ваше величество, принесите мне туфли! Живо, служивый!»

До 2 марта 1917 года, когда император Николай II отрекся от престола в пользу брата Михаила, такая фраза была совершено неприличной.

Бросив мертвого попугая на дно клетки, гарпия вылетела из окна.

Итак, целый день голодная бестия караулила пернатую жертву, царила над прифронтовым Энском. Ни взлететь, ни пересвистнуться городским пичугам. Даже бродячие кошки и те перебегали с опаской пустую базарную площадь. Только энские мальчишки ничего не боялись и вот уже несколько раз, каждое утро, сбегались к гостинице, чтобы поглазеть, как на балкон третьего этажа выходит, шаркая туфлями, заспанный, в стеганом люстриновом халате нерусский постоялец, открывает и выпускает из клетки полуручную жуткую птицу, которая тяжело взлетает и летит к каланче в засаду на весь августовский день, почти до захода солнца.

Гарпия принадлежала заезжему гастролеру, владельцу передвижного экзотического менажерия (зооцирка) «Колизей», пятидесятилетнему итальянцу Умберто Бузонни. Птица входила в число тех «семи ужасных чудес Старого и Нового Света», которых возило на показ по России предприимчивое семейство: Умберто — антрепренер; Паола — его жена; Бьянка — дочь; Чезаре и Марчелло — сыновья да еще племянник Бузонни — почти сверстник своего дяди, сорокасемилетний Ринальто, демонстратор. Турне имело шумный успех, причинами которого Умберто считал, во-первых, беспросветную российскую скуку, а во-вторых, изобилие легковерных невежд и простофиль, какие могли легко клюнуть, например, на такую наглую афишку, отпечатанную в московской типографии Филимонова в 1913 году:

10 ЛЕТ ТУРНЕ ПО ЗЕМНОМУ ШАРУ!

Всемирно известный передвижной звериный театр «Колизей» настоящего итальянского артиста Бузонни! Чудеса и химеры человеческого и животного мира Суматры, Гонконга, Сахары и Рио-де-Жанейро. Леденящее душу зрелище. Показывается в самые обычные дни и дает исключительные сборы. В программе: карликовый слон из Бомбея! Двухголовая змея Амазонии! Карапуты близнецы негры людоеды готтентоты! Птица смерти из дьявольских джунглей! Бородатая женщина из Франции — проверка бороды, за дополнительную плату! Африканская овца, имеющая оленьи рога, которые она ежегодно сбрасывает всем желающим и другие загадки века.

Господа зрители! Химеры внешне благопристойны, не оскорбительны для образованного сословия, лиц духовного звания, женщин и детей.

Каждый вторник — большое кормление двухголовой змеи. При подходящей погоде за раз съедается до трех живых кроликов!

Афишка действовала безотказно.

Над заголовком был нарисован от руки негр, опутанный двухголовым удавом. Билеты шли нарасхват. Казалось, антрепризе обеспечен долгий и прочный аншлаг.

Даже искушенная столичная публика шла смотреть на крашенных йодом и жженой пробкой карликов «негров близнецов готтентотов».

«Еще год-два и домой, — думал Бузонни, — детям пора обзаводиться семьями».

Но времена внезапно изменились.

Если еще в 1916 году на рынках Петрограда, Москвы или Нижнего Новгорода к сборному шапито итальянцев намертво приклеивалась вереница зевак, то на следующий год разом исчезли и очереди, и зеваки, да и сами рынки заметно поредели. Для Бузонни наступила полоса неудач. Сначала в Петрограде с ним разорвала ангажемент бородатая женщина, французская авантюристка мадам Иветта Жанно. Она влюбилась и варварски уничтожила, точнее, просто-напросто сбрила «физиологический феномен XX века», а затем собралась домой со своим избранником, матросом французского торгового судна. Но при этом не уплатила неустойку!.. Правда, Бузонни с помощью племянника и сыновей сумел содрать с ее рук два золотых кольца, но разъяренная Иветта поклялась, что матросы-соотечественники во главе с женихом перестреляют все поганое семейство, и Умберто пришлось срочно бросать насиженный Петроград.

В Москве предприятие Умберто угодило в котел конкуренции. На эстрадах и в кафешантанах старой столицы, подальше от революционного Питера, выступали: профессора глубокой и непостижимой магии, короли комических фокусов, любимцы Мефистофеля, шулеры всех мастей, пожиратели огня и глотатели шпаг, факиры, настоящие «китайцы» братья Варнаковы — трио дюжих малороссов с пшеничными усами. Поражал наивную публику одноногий велосипедист Котке. На все лады зазывали к себе: укротительница тигров и ульмских догов Мария Лунская; сальтимбанк, то есть фокусник-канатоходец Драницын; японская придворная труппа императора братьев Симоненко…

Чем мог заманить в свой менажерий Бузонии, если даже на бенефис знаменитого иллюзиониста Пауля Рейнца в электротеатре «Модерн», который обещал в афишах «каскады драгоценностей и наводнение в партере», публика шла неохотно.

И все же Умберто удалось арендовать угол в увеселительном французском саду «Марс» у Виндавского вокзала и дать один-единственный показ антрепризы. На него вдруг обрушилась комиссия «Российского общества покровительности животным». Комиссия запретила выступления из-за отвратительного содержания зверей, обратилась к властям. Пришлось Бузонни срочно уезжать в провинцию, в Рязань.

В Рязани было только два конкурента: «живой труп» Каспарди и карточный фокусник Калачев. Последний выдавал себя за ученика великого немецкого престидижитатора, короля карт Гофцинзера, который, по легендам, знал пять тысяч карточных фокусов. Пьяница Калачев прогорал, зато варварский номер Каспарди имел успех. Помощники при стечении публики затыкали ему нос ватой, в горло запихивали большой тампон, вдобавок заклеивали липким пластырем рот, нос и глаза, голову обматывали бинтом, с помощью зевак укладывали Каспарди в деревянный ящик, опускали в могилу, засыпали землей. В могиле шарлатан Каспарди находился 14 минут, затем его быстро выкапывали, сдирали повязки и при всех откачивали эфиром. Оживший покойник лично обходил публику со шляпой в руках. Если журнал «Новости сезона» писал в 1914 году, рекламируя трюк Каспарди, что артиста кладут в стеклянный ящик, откуда выкачивают воздух, то в провинции летом 1918 года Каспарди дурачил простофиль в обыкновенном сосновом гробу.