Звездная трилогия (СИ), стр. 19

— Да? — удивилась Ната. — Но не с первого же раза. Я думаю, что от небольшой дозы ничего не будет. Мы ведь не наркоманы какие-нибудь.

Я нахмурил лоб, потом вспомнил, что еще знал о дизе.

— Говорят, от диза повышается половое влечение.

— Не боишься перевозбудиться? — поддакнул Пашка.

Наташа засмеялась:

— Да ерунда это все! Враки!

— Никакие не враки, — я повысил голос. — Я по визору видел!

— А даже если и так, то что? — ответила мне Наташа. — Я вас с Пашкой не особенно боюсь…

Она посмотрела на меня как-то необычно. Мне определенно не нравились эти намеки.

— Ну, не знаю, — я уже начинал сомневаться. — А ты, Пашка, чего молчишь?

— Я еще вчера ей говорил. Не буду нюхать диз, — твердо сказал мой друг.

В глазах его горела такая решимость, что мы даже побоялись спросить, чем вызвана эта категоричность. Так и дошли до набережной.

Положив руки на перила, мы смотрели на великолепную панораму другого берега. Дома, башни из стекла и стали, сады, раскинувшиеся на верхних ярусах. Не так уж часто мы выбираемся в столицу, но каждый такой визит запоминается. Воронеж, заново отстроенный сто лет назад на пепелище, с каждым днем становится все краше и величественнее.

Широкая река, а над ней изящный вантовый мост имени Зуева. Солнце блестит на десятках металлических тросов, множится бликами на поверхности воды и отчаянно пытается ослепить нас.

А мы смотрим на все это великолепие и молчим.

Через некоторое время Пашка все же немного расслабился и нарушил тишину:

— Я лечу на Фронтир. В следующем году. Нужно будет сдавать анализы.

Пашка все решил без меня. Видимо, не хотел расстраивать. Его не связывало с Землей ничего, а я еще был нужен дома. Мама не переживет долгой разлуки. Но оттого, что мой друг все оформил тайком, мне стало еще хуже. Два удара в один день. Я непроизвольно сжал челюсти с такой силой, что заскрипели зубы.

— Но ты же еще можешь передумать! — перебила его Наташа. — Зачем тебе лететь так скоро? Ты же талантлив, ты найдешь работу и на Земле! Мне тоже нравятся звезды, но наш дом здесь!

— Не волнуйся, — Пашка привлек девушку к себе. — Я и тебя заберу. Обязательно!

Он погладил Наташу по голове, но взгляд его остался отчужденным. Поверх Наташиного плеча он смотрел вдаль. Смотрел в будущее, и я видел отражавшиеся в его глазах картины.

И он, и я понимали, что грядущее принесет холод и беду.

— Наташа! — просыпаюсь в холодном поту. В голове мешанина из образов. То черное, покрытое слизью сердце, то Наташино лицо, то ночной океан и огни научной станции…

Почему ты выбрала не меня?

На часах половина третьего. Мертвый час. Тишина. Уют.

Скинув удушливо-жаркое одеяло, я встал с кровати и подошел к окну. Августовское небо, серебристые пылинки звезд. Вырезанные из черного картона силуэты кустов и деревьев. Жирно поблескивающие лужи на грядках…

Мир обрывается. Наташа не моя.

Что же будет дальше? Сложится ли у тебя с Пашкой?

Я буду хранить в душе, как самое сокровенное, эти несколько лет, пока знал тебя. Пока ты была еще свободна, не принадлежала никому, кроме ветра. Звучала нотой «ля» в моей голове, отдавалась колокольцами внутри тела…

С одной стороны, вроде бы ничего страшного — жил же я без Наташи много-много лет, но с другой — жутко тяжело. Тяжело осознавать то, что девочка-ангел в итоге ушла не к кому-то далекому и нереальному, а к твоему соседу. К совершенно обычному Пашке, ничем не лучше и не хуже тебя. Не по способностям, не будем брать их в расчет. Я говорю о характере.

Мы ведь и дальше будем встречаться. И соседкой она мне будет по-прежнему. Но все-таки по-другому. Уже не останется той недосказанности, легких намеков, завуалированного соперничества. Выбор Наты ясен.

Эх, если бы я мог видеть мотивы поступков других людей! Если бы мне хоть немного везло.

Я открыл окно, и комнату наполнил свежий запах травы и леса. Стрекотал сверчок, в кронах деревьев шелестел ветер. Я вгляделся в звездное небо. Оно показалось мне живым и добрым. Наверное, в первый и последний раз.

Упала звездочка, тонкой белой черточкой отметив свой полет. Метеор. Заранее обреченный кусок камня, сгоревший на пути к Земле. Такой же неудачник, как и я.

Я с силой ударил кулаком в подоконник и сжал зубы.

— Хватит!

И в мозгу щелкнуло.

Будто бы дверца, в которую я никогда даже не намеревался входить, приветливо распахнулась передо мной. Мир стал более ярким, простым. Но в то же время и сложным, многообразным. Словно открылось новое чувство.

«Сейчас упадет еще один метеор», — невольно подумал я. И в небе, как раз в том месте, куда я смотрел, возникла слабая черточка.

А сейчас замолкнет сверчок и скрипнет старая ольха у колодца.

И действительно. Мир в точности оправдал мои предсказания.

Что за наваждение?

Я захлопнул окно и отвернулся от него, решив прилечь. Взгляд мой упал на стенной шкаф. И прошел сквозь слой дерева внутрь. Я увидел развешанные в шкафу вещи. Почувствовал, когда и где они были сделаны, сколько раз я их надевал…

Я. Могу. Чувствовать. Правду.

Это было невероятно. Я осознал, что могу ощущать правду в вещах и людях. Именно правду. Не прошлое, не будущее, а правду. Какой бы она ни была и как бы далеко ни лежала.

Я дошел до кровати и лег, накрывшись одеялом, которое еще недавно казалось мне таким горячим. Сейчас меня бил озноб.

Сон не шел. Странное состояние не давало мне закрыть глаза. Я тупо вглядывался в темноту, ощущая другим зрением — своим новым чувством — комнату и вещи в ней, маму, спящую на первом этаже, соседние дома…

Я смог почувствовать и Наташу. Мягкий комок теплых изогнутых линий в доме из синего пластика неподалеку.

Все-таки мне удалось уснуть, потому что, когда я открыл глаза, чувство правды ушло, а из окна приветливо лились в комнату солнечные лучи.

На часах было одиннадцать. Хорошо же я поспал, нечего сказать! И приснится же такое…

Потянувшись, я сел на постели. Протер глаза, кашлянул, прочищая горло, и крикнул:

— Мам! Чего на завтрак сегодня?

— Проснулся уже? — раздался мамин голос из гостиной. — Ну, наконец-то! Иди быстрее, а то каша остынет!

— Щас!

Бее… Уже бегу, конечно! Делать мне больше нечего — кашу по утрам кушать. Вот были бы на завтрак бликерсы, тогда другое дело. Со спокойной совестью я растянулся на кровати и задремал.

Через некоторое время особенно настырный луч солнца добрался до моего лица. Спать стало неуютно.

Я открыл глаза, проморгался. В столпе яркого света танцевало несколько пылинок. Просто сказка! Нужно будет навести порядок в комнате и пропылесосить…

Ладно. Надо же и меру знать.

На этот раз я резво спрыгнул с постели, натянул шорты, сунул ноги в шлепанцы и пошел вниз — на кухню.

На столе стояла целая тарелка мерзкой, ненавистной мне каши. Хорошо, что мама сейчас вышла в сад. Через окно гостиной было видно, как она нянчится там со своими любимыми пионами.

Я, не церемонясь, взял в одну руку тарелку, в другую ложку и подошел к отверстию утилизатора. Зачерпнул побольше каши и приготовился бросить в жерло прибора, как что-то меня остановило.

Я поступаю нечестно. Так делать нельзя.

Пребывая под воздействием странной силы, я отнес кашу назад, сел за стол и принялся есть. Когда с завтраком было покончено, а я уже допивал молоко, голова снова прояснилась и я смог нормально соображать.

Что же такое? Ночное видение оказалось реальностью? Я теперь стану глупеньким Пиноккио, и от каждой произнесенной неправды у меня станет расти нос?

Идиотизм форменный…

Так начался первый день новой жизни. Жизни с тяжким бременем человека, что всегда будет знать те вещи, которые ему знать не нужно и не положено.

Вечером я не вытерпел и позвонил Пашке. Мы встретились с ним и прошлись по улицам поселка. Я рассказал другу о ночном происшествии и своем поведении во время завтрака. Не стал говорить лишь о том, почему проснулся. Ни словом не обмолвился про Наташу…