Остров на карте не обозначен, стр. 36
Пархомов вытер рукавом вспотевшее от волнения лицо.
— Хорошо слышно, правда? — спросил он, ликуя.
— Я отчетливо слышал каждое слово! — восторженно воскликнул просветлевший Медведев. — Пархомов, дай я тебя поцелую!…
— Еще что выдумал! — отмахнулся довольный Пархомов.
— Ты как будто дал мне порцию волшебного лекарства! — продолжал Медведев. — Сейчас я дышу по-другому! Гляжу по-другому! Чувствую по-другому!… Понимаешь?…
— Надо быстрее к Смурову! — вмешался Матвеев. Глаза его, всегда строгого и сдержанного, сияли. Но в голосе звучала прежняя трезвая деловитость. — Я займусь антенной, а вы быстренько разберитесь с инструментом и материалами. Что нужно вернуть — возьмем с собою…
— Такие новости для нас так же важны, как и питание! — горячо продолжал Медведев. — Пархомов, прочти, как ты все записал. Может, что забыл, и надо поправить…
— Я потом прочту, давай работать… Я ничего не пропустил — стенографировал…
— Нет, читай сейчас! Я тут пока займусь один…
Пархомов принялся читать, а Медведев, позабыв о работе, снова жадно слушал, не в состоянии сдерживать радостную улыбку.
— Теперь можно записывать сводки регулярно, — прервал чтение Пархомов. — Правда?!
— Я готов ходить с тобой сюда каждый раз! — предложил Медведев. — От этого силы мои будут прибавляться, как сейчас…
— Надо, чтобы все наши ежедневно знали, что делается там, на фронтах!… — вдохновился Пархомов. — Если бы украсть у немцев пишущую машинку, можно было бы ежедневно размножать сводку для всех бараков…
— Это здорово бы всем помогало! — горячо согласился Медведев.
— Собирайтесь, собирайтесь быстрее! — потребовал Матвеев, втаскивая радиомачту в пещеру. — Надо торопиться к Смурову!…
— Как думаешь, товарищ Матвеев, — смог бы Смуров «добыть» у немцев пишмашинку? — спросил Пархомов.
— Смуров все сможет, что только возможно! — ответил Матвеев. — Но нам нужно оружие. А пишмашинка нам не нужна…
— Как это не нужна?! — возразил Пархомов. — Голос Москвы — это тоже оружие!… И на пишмашинке мы бы распространяли это оружие для всех…
— Не выдумывай! — строго сказал Матвеев. — Такое Смуров не разрешит!…
— Да ты что говоришь, Матвеев! — окрысился Пархомов. — Разве радиопередачи о наших победах на фронтах нужны только для нас с тобой?!. А не для всех заключенных?!.
— Конечно, для всех, — согласился Матвеев. — Но как их делать для всех, скажет только Смуров. Да что вы тут возитесь?! Надо спешить, чтобы застать Смурова. Он нас ждет. Давайте быстрее!
В несколько минут сборы были закончены, и все в приподнятом настроении заспешили в обратный путь…
4
Следующее утро у «славян» началось необычно. В конторку старосты, к Смурову, который, как всегда в этот час, находился на установленном для него месте, торопливо вошел встревоженный Матвеев.
— Беда, товарищ Смуров, — начал он с порога, увидев, что Смуров один. — Ночью Пархомов написал восемь листовок с кратким пересказом вчерашней радиопередачи из Москвы и расклеил их на досках для объявлений, под фонарями. У всех бараков. Шесть штук я и Митрофанов успели снять — вот они!… А двух уже нет — сняты. У кого-то на руках…
Смуров выслушал Матвеева не перебивая. На строгом лице его отразилось нарастающее глубокое беспокойство.
— Надо найти их все, дорогой Матвеев! — сказал он с внезапной горечью, вставая из-за стола. — Иначе — провал…
— Поиски продолжаем, товарищ Смуров. Мне помогают Митрофанов, Глебов и Медведев… Я тоже ухожу. Можно?…
— Да… Торопитесь,
Матвеев быстро вышел. Смуров бегло просмотрел одну из листовок. Глубокая складка заботы залегла на его лбу. Он сложил все листовки вместе, быстро сжег их в чугунке, стоявшей в дальнем углу, и вышел…
Обычно в это время все бригады, назначенные на работу, выстроенные в колонну, уже стояли у ворот, ожидая вывода. Теперь взбудораженные заключенные все еще толпились разрозненными группами у своих бараков, оживленно переговариваясь, обмениваясь впечатлениями, расспрашивая о содержании листовок тех немногих счастливчиков, которым удалось их прочесть…
Наблюдая со сторожевой вышки за беспокойством в лагере, за странным поведением заключенных, которые вовремя не построились и не подошли к воротам, что являлось чрезвычайным происшествием, охранники дали сигнал тревоги и направили прожекторы и пулеметы в сторону бараков. Начальник лагерной канцелярии протелефонировал о происходящем дежурному по гестапо. И к лагерю немедленно выехала машина с эсэсовцами-автоматчиками, а следом за ними и мотоциклисты-пулеметчики.
Энергичным вмешательством Смурова порядок среди заключенных был быстро восстановлен, и рабочие бригады построены в колонну. Собравшимся около Смурова бригадирам он сказал:
— В случае арестов и допросов все должны забыть даты и названия городов и населенных пунктов. Ничего конкретного!… А теперь — быстрее к воротам!…
К моменту прибытия к лагерю машины с эсэсовцами колонна заключенных уже стояла у ворот. На работу она была отправлена под усиленным конвоем. Но, как потом стало известно, никаких инцидентов не произошло. Заключенные вели себя дисциплинированно, и нарушений порядка не было…
У конторки Смурова ожидал растерянный, бледный Пархомов.
— Вчера мы опоздали, и я не смог поговорить с вами, товарищ Смуров… Я хотел помочь вам, подбодрить людей хорошими новостями… А оказалось — навредил… — Пархомов говорил с трудом, не поднимая головы. — Я это не в оправдание, а только в объяснение моего проступка…
— Здесь не место для таких разговоров, — остановил его Смуров. — Иди за мной…
В конторке Смуров сразу прошел к чугунке, перемешал там золу и сел за стол.
— Присаживайся, — пригласил он Пархомова. Потом пристально поглядел на него и тяжело вздохнул.
— Если хоть одна твоя листовка попадет в гестапо — а гестаповские агенты имеются и здесь! — будут аресты, пытки и казни, — сказал он, не повышая голоса. — Такая листовка сразу же раскроет, что у нас имеется радиоприемник, что мы слушаем Москву, что у нас действует подпольная организация… Так, с твоей помощью, мы сами раскроем врагу то, что обязаны охранять как строжайшую военную тайну… Ясно это тебе?
— Это я уже понял. Сегодня. После разговора с Матвеевым.
— На фронте за раскрытие перед врагом военной тайны виновного немедленно бы расстреляли…
— Я готов к любому наказанию, — твердо сказал Пархомов. — А в случае арестов никого не подведу. Все возьму на себя.
Смуров укоризненно покачал головой.
— И в этом ты не все представляешь так, как есть. Преувеличивать ум гестаповцев не следует, но все же они кое-что соображают. Это кровавые, бездушные садисты, но не все они тупицы…
Тяжелый разговор прервал вошедший Матвеев.
— Вот еще одна! — подал он листовку Смурову. — Не хватает последней, восьмой. Поиски продолжаем. — И Матвеев вышел.
— А ты точно помнишь, что написал восемь? Может, их было семь? — спросил Смуров, сжигая листовку.
— Нет, товарищ Смуров, восемь. На каждый барак по штуке. Сам и расклеил.
— Откуда ты взял для них бумагу?
— Из той тетради, что вы дали.
— Она сейчас с тобой?
— Да. И карандаш.
— Клади тетрадь на стол… Раскрывай… Пиши то, что я буду диктовать…
Когда работа была закончена, Смуров проинструктировал Пархомова и на прощание напомнил:
— Итак, не забудь ничего из того, что я тебе сказал!…
— Все понял, усвоил и твердо запомнил, товарищ Смуров…
— Ну, иди.
На пороге Пархомов встретился с Матвеевым и под его укоризненным взглядом виновато опустил голову.
Матвеев, получив указания Смурова, сразу же ушел.
В следующие полчаса к Смурову заходили с разными делами старосты бараков и дежурный по лагерю. Распоряжения Смурова были, как всегда, по-военному кратки и точны. Наконец он остался один, склонившись над папкой с приказами из «шрайбштубы» на завтра…