Внезапная помолвка, стр. 10
Макс отложил газету.
– У тебя есть вопросы?
Хетти кивнула, ничуть не смутившись:
– Конечно, есть. Я полагаю, что речь идет о племяннице леди Хантли. Так это правда? Ты действительно водил ее в Сомерсет-Хаус? И познакомил с таким человеком, как Уивенхо?
Макс сдержал гнев, потому что больше всего злился на самого себя. Хорошо еще, что Хетти не знала обо всех гнусностях Уивенхо. Родители так и не рассказали его сестрам всю правду о Серене.
– Да, я повел ее. Потому что она собиралась пойти туда одна, пешком, да еще с тем проклятым мопсом. Но неужели ты правда думаешь, что я стал бы знакомить ее с таким, как Уивенхо? Она сама. Я отвернулся на одну минуту, и она прошмыгнула в приватный зал, где и повстречала Уивенхо. И вообще, все это твоя вина.
– Моя?
– Да, это ведь ты сказала, что она умирает от скуки в мавзолее Хантли. Мне стало жаль ее. Поэтому я предложил отвезти ее туда. Да, я совершил ошибку, но не надо обвинять меня в том, что я этим воспользовался или намеренно свел ее с Уивенхо!
Хетти вздохнула:
– Нет, я знаю, что ты не стал бы этого делать. Но, Макс, тебе вообще не следовало водить ее туда. Неудивительно, что людям любопытно, когда они видят, как ты увиваешься за молодой привлекательной незнакомкой, которую больше никто не сопровождает.
– Полагаю, моя репутация достаточно ясно доказывает, что я не имею привычки играть с добродетельными юными дамами, – бросил он.
– Да, конечно, это не в твоем характере, но именно поэтому это привлекло всеобщее внимание. Теперь, когда все знают, что ты намереваешься жениться, для сплетников самое время судачить о том, кто станет следующей герцогиней Харкот. Я не могу сделать ни шагу, чтобы кто-нибудь не спросил, к кому ты склоняешься. Ладно, я больше не скажу ни слова. Просто будь осторожен.
– Это еще три слова. Но можешь не беспокоиться, я удовлетворил свой рыцарский инстинкт на ближайшие десять лет и буду держаться в стороне от этой возмутительницы спокойствия.
Макс снова взял газету, но больше для того, чтобы закрыться от озабоченного взгляда сестры. Каждый раз, когда ему случалось хотя бы на шаг отступить от своего привычного поведения, все тут же набрасывались на него. Всю свою жизнь Макс старался удержаться на тонкой грани между независимостью и осуждением со стороны родителей, воспитывавших в нем непререкаемое главенство долга. Но выслушивать подобные речи от Хетти, и только из-за того, что он пожалел эту неуемно жизнерадостную девушку… это уже слишком. Ему вдруг очень захотелось отправить к дьяволу и Хетти, и всех остальных.
Глава 5
– Мисс Тревелиан, к вам леди Генриетта Суинберн.
В голосе Ламбета звучала смесь удивления, восхищения и любопытства. Как только он отошел в сторону, леди Генриетта вошла в гостиную и, протянув руку, с улыбкой подошла к Софи.
– Надеюсь, вы не рассердитесь, что я так врываюсь к вам, мисс Тревелиан. Но я должна была прийти поблагодарить вас за чудесный рисунок.
Софи встала и инстинктивно протянула ей руку, в которой еще секунду назад держала кисть. Потом они обе взглянули на ее перепачканные краской пальцы и, к облегчению для Софи, леди Генриетта рассмеялась.
– Не беспокойтесь, я ненадолго. Все это так необычно, мы ведь даже не представлены друг другу должным образом. Как сказал ваш дворецкий, я леди Генриетта Суинберн, но прошу вас, зовите меня Хетти, – сказала она, окинув взглядом комнату. – О боже, мне кажется, эту комнату не обновляли со времени изгнания Бонапарта из Египта!
Непринужденная манера Хетти позволила Софи немного расслабиться.
– Здесь все достаточно скромно. А в зеленой гостиной стоит парчовый диван с золочеными ножками в виде крокодильих лап. Тетя Минни никогда сюда не заходит, но настаивает, чтобы ничего не накрывали чехлами, поэтому краски заметно поблекли. Но комната по-прежнему выгладит достаточно роскошно, правда?
– Да, она весьма импозантна. Во времена нашего детства ваша тетушка слыла большой модницей. Над чем вы работаете? Можно мне посмотреть?
Софи с некоторым смущением повернулась к холсту, над которым трудилась, и нервно кивнула. Хетти двинулась к мольберту.
– О, он очарователен! – воскликнула она. – Вы пишете красками так же хорошо, как рисуете карандашом!
Глядя на оживленное лицо леди Суинберн, Софи поддалась искушению.
– Понимаете, благодаря Мармадюку у меня появилось все необходимое для живописи, и было бы жаль потратить это на обычного мопса. Вы не будете возражать, если я попытаюсь вас написать?
– Возражать? Я буду очень рада! Но мне совсем не хотелось бы навязываться…
– О, клянусь вам, это доставит мне удовольствие. При всем уважении к Мармадюку он не самая вдохновляющая модель. Прошу вас, соглашайтесь. Мне действительно нечем заняться, пока я здесь… – Софи вспыхнула. – Не подумайте, что я жалуюсь. Мне правда очень хочется написать вас, если вы не возражаете.
– Я с радостью. Когда?
– Как раз сейчас, идеальное освещение. Если вы сядете в то кресло у окна…
Хетти улыбнулась и перешла к окну.
– Хорошо. При условии, что вы расскажете о своих впечатлениях о Лондоне.
Софи торопливо схватила альбом, недоумевая, что ей сказать. Она не могла сознаться, что ее самые яркие впечатления от Лондона связаны с братом этой женщины. Несмотря на свою внешнюю холодность, он каким-то непостижимым образом излучал заинтересованность, которую Софи подсознательно ощущала как приглашение быть собой. Приглашение, которое встречалось так редко, что оказало на нее пьянящее действие. Возможно, она просто обманывала себя, но соблазн поверить в него был слишком велик. Софи опустила глаза на чистый лист бумаги и начала рисовать.
– Рассказывать особенно не о чем. Я ничего не видела, кроме парка на другой стороне улицы и выставки, на которой побывала вчера. Но я наслаждаюсь возможностью побыть в одиночестве. Дома нас девять человек, и это практически невозможно… слишком много суеты. Так что это вынужденное уединение имеет для меня свои преимущества. Вы не могли бы немного поднять подбородок?
Хетти подчинилась.
– Девять?! Я понимаю, почему пребывание здесь для вас праздник. И все же жаль, что тетушка не позволяет вам никаких развлечений.
– Тетя Минни считает, что их больше не существует. По ее рассказам, в ее время светская жизнь Лондона была захватывающе скандальной. Но потом она стала удручающе скучной, и теперь тетя находит больше удовольствия в книгах, чем в реальности.
– Это не совсем справедливо. Общество осталось прежним, хотя теперь все происходит за закрытыми дверями. Существует молчаливое соглашение, что, если человек ведет себя достаточно благоразумно и соблюдает правила игры, он может позволить себе многое. Но в случае, если он выходит за рамки правил, он больше не оказывается в диких джунглях. История с лордом Байроном – яркий пример того, что может произойти даже с любимцами общества, нарушившим негласный запрет. – Леди Суинберн замолчала и в сомнении провела изящным длинным пальцем по парчовой обивке дивана. – Мой брат Макс, наверно, самый хороший образец идеального следования правилам игры. Один из его приятелей как-то сказал мне, что никогда не встречал другого человека, умеющего править лошадьми так, будто они вот-вот понесут, в то время как они полностью у него под контролем. Таков же он и в обществе – идет своей дорогой, но никогда не нарушает правил.
Софи замерла, но не подняла глаз. Очевидно, леди Хетти сделала это замечание не случайно. Упав на благодатную почву ее собственных размышлений, слова Хетти больно задели Софи. Не удержавшись, она заявила:
– Если вы хотите предостеречь меня от каких-либо ожиданий в отношении вашего брата после его вчерашнего великодушного поступка, то уверяю вас, что я не так наивна.
– Нет, дело не в этом! – Хетти вспыхнула. – Вы производите впечатление очень… разумной молодой женщины. Это удивительно, учитывая, что вы не знаете Лондона и того, как он живет. Просто… О, дорогая, это трудно объяснить… Просто из-за его внешности, его военного опыта и всего такого молодые женщины видят в нем героя, и у них складывается неправильное представление о нем. Хотя он этого никак не поощряет. Понимаете, Макс совсем не романтичен и не галантен. По правде сказать, в нем нет ни капли романтики, – с некоторым отчаянием произнесла она. – Если бы это было не так, он не стал бы просить меня найти ему жену… – Генриетта смущенно замолчала. – Все мой проклятый язык. Я всегда говорю слишком много, когда нервничаю. Макс оторвет мне голову.