Король Матиуш Первый, стр. 41
Фелек запустил в Антека чернильницей и колокольчиком. В зале забурлило, как в котле. Более благоразумные депутаты поспешили к выходу. Оставшиеся разделились на две партии и накинулись друг на друга.
Матиуш, белый как полотно, взирал на побоище из своей ложи. А журналист что-то быстро строчил в блокноте.
– Не огорчайтесь, барон фон Раух! Ничего страшного. Борьба сплачивает единомышленников, – сказал он Фелеку.
А Фелек и не думал огорчаться. Пусть себе дубасят друг друга, лишь бы ему не досталось.
Клу-Клу так и подмывало спуститься по карнизу вниз, схватить стул и показать этим воображалам, как в Африке дерутся девочки. Ведь драка вспыхнула из-за нее. Ей было жалко Матиуша: она видела, как он страдает. Ничего, успокаивала она себя. Так им и надо. Обозвали ее черномазой? Подумаешь, что ж в этом обидного? В клетку к обезьянам? Она-то побывала там, а вот они пусть попробуют, каково это. Невеста Матиуша? А что в этом плохого? Она бы им показала, если бы не дурацкие эти европейские обычаи…
А дерутся-то как! Тоже мне мальчишки! Растяпы, слабаки, олухи! Девять минут прошло, и никаких результатов. Наскакивают друг на друга, как петухи, размахивают кулаками, и все без толку.
Фелек – тот даже чернильницу и колокольчик не сумел как следует бросить. Если бы Клу-Клу угостила этого крикуна тем или другим, не стоял бы он сейчас в позе победителя на столе.
В конце концов Клу-Клу не выдержала. Перелезла через барьер и – прыг! – вниз. Уцепилась за люстру, потом соскочила на пол. Перепрыгнув через стол для прессы и разогнав, как назойливых мух, пятерых противников Антека, она прокричала ему в лицо:
– А ну, выходи!
Антек, не подозревая, с кем имеет дело, замахнулся, но в тот же миг получил четыре удара; собственно, не четыре, а один: Клу-Клу ударила его одновременно головой, ногой и двумя руками. Антек брякнулся на пол: из носа течет кровь, шея не ворочается, рука одеревенела, трех зубов как не бывало.
«До чего у этих белых слабые зубы», – подумала Клу-Клу и, подскочив к председательскому столу, смочила водой носовой платок и приложила Антеку к носу.
– Ничего, рука цела. У нас в Африке после такого удара один день лежат пластом, а ты послабей, значит, ты очухаешься через неделю. А за зубы прости, пожалуйста. Я не рассчитала, наши ребята намного крепче белых.
XL
– Ноги моей больше не будет в парламенте! – вернувшись во дворец, решил смертельно оскорбленный Матиуш. – Черной неблагодарностью отплатили они мне за все, что я для них сделал. За бессонные ночи, за опасные путешествия, за защиту государства, едва не стоившую мне жизни…
Им, видите ли, волшебниками захотелось стать, кукол им, дурам, подавай до небес! Подумаешь, беда: крыша немного протекает, еда недостаточно вкусная, играть не во что. А в какой стране у ребят есть такой зверинец? А фейерверки, а духовой оркестр? Газета специально для них выходит! Напрасно я старался. Завтра весь мир узнает из газет, что меня дразнили, называли размазней, женихом Клу-Клу. Нет, не стоило стараться ради них.
И Матиуш распорядился: писем ему больше не приносить. Он их не станет читать. Аудиенция после обеда отменяется: хватит, никаких подарков не будет!
Матиуш решил посоветоваться с канцлером, как быть дальше.
– Соедините меня, пожалуйста, с квартирой господина канцлера, – сказал он в трубку.
– Алло, кто говорит?
– Король.
– Господина канцлера нет дома, – ответил канцлер, надеясь, что Матиуш не узнает его по голосу.
– Как? Ведь вы со мной говорите!
– Ах это вы, ваше величество! Простите, но я никак не могу прийти: мне нездоровится и я ложусь в постель. Поэтому я сказал, что меня нет дома.
Матиуш, не говоря ни слова, повесил трубку.
– Притворяется, обманщик! Ему уже известно о моем позоре. Меня никто больше не будет уважать, все будут надо мной смеяться.
Тут лакей доложил о приходе Фелека и журналиста.
– Проси!
– Ваше величество, я пришел посоветоваться, как осветить сегодняшнее заседание Пропара в газете. Можно, конечно, это дело замять, но тогда пойдут сплетни. Есть другой выход: написать, что заседание было очень бурным и барон фон Раух подал в отставку, то есть оскорбился и не захотел больше быть министром. Но король упросил его не покидать свой пост и наградил орденом.
– А обо мне вы что напишете?
– Ничего. О таких вещах не принято писать. Как быть с Антеком – вот проблема! Высечь его нельзя, он – депутат, а личность депутата неприкосновенна. Между собой они могут драться сколько угодно, а правительство не имеет права вмешиваться. Впрочем. Клу-Клу здорово его отделала, может, он теперь остепенится.
Вот здорово! В газете не напишут про то, как Антек оскорблял его и ругал обидными словами. И Матиуш от радости готов был простить противного мальчишку.
– Заседание завтра в двенадцать.
– Меня это не интересует. Ноги моей больше там не будет!
– Это нехорошо, – сказал журналист. – Еще подумают, что вы трусите.
– Как же быть? Ведь меня оскорбили, – проговорил Матиуш со слезами в голосе.
– Парламентская делегация явится во дворец и попросит у вашего величества прощения.
– Ладно, – согласился Матиуш.
Журналист торопился в редакцию: к утру статья должна быть готова. Фелек остался во дворце.
– Что, достукался? Матиуш, Матиуш! Будто не король, а младенец. Не говорил я тебе: этому надо положить конец?..
– Подумаешь, – перебил его Матиуш, – ты вон бароном фон Раухом велел себя величать, а тебя обозвали дураком и пустомелей. Еще почище, чем меня.
– Ну и что? Ведь я всего-навсего министр, а ты король. Лучше быть дураком министром, чем размазней королем.
На этот раз Клу-Клу осталась дома, Матиуш поехал на заседание парламента один. Настроение у него было препаршивое, но депутаты вели себя так хорошо и выступали так интересно, что Матиуш скоро забыл о вчерашнем.
На повестке дня стояло два вопроса: о красных чернилах и о том, чтобы над детьми не смеялись.
– Почему учителя исправляют ошибки и ставят отметки красными чернилами, а мы пишем черными? Это несправедливо: красные чернила красивее!
– Правильно! – сказал следующий оратор, девочка. – И еще пускай в школе выдают бумагу для обертывания тетрадей. А то обложка быстро пачкается. И картинки, чтоб наклеивать на обложку.
Когда девочка кончила, раздались аплодисменты. Мальчики старались загладить свою вину и доказать, что причиной вчерашнего скандала были хулиганы. Ну, а несколько хулиганов на три-четыре сотни депутатов – это не так уж много.
Выступавшие жаловались, что взрослые смеются над ними.
– Спросишь их о чем-нибудь или сделаешь что-нибудь не так, они начинают кричать, сердиться или смеются над нами. Это нехорошо. Они думают, будто все знают, а на самом деле это не так. Мой папа не мог назвать всех заливов в Австралии и всех рек Америки и даже не знал, из какого озера берет начало Нил.
– Нил не в Америке, а в Африке! – крикнул кто-то с места.
– Без тебя знаю. Я просто так, для примера сказал. Они не смыслят ничего в марках, не умеют свистеть, засунув пальцы в рот, и говорят, это неприлично.
– Послушал бы ты, как мой дядя свистит!
– Просто свистеть каждый умеет.
– А ты почем знаешь, как он свистит?
– Дурак!
Опять чуть не вспыхнул скандал, но председатель объявил:
– Депутатов обзывать дураками нельзя. Нарушителей будут удалять из зала заседаний.
– Что значит «удалять из зала»?
– Так принято выражаться в парламенте. По-школьному – выставлять за дверь.
Так депутаты постепенно учились, как вести себя в парламенте.
Когда заседание подходило к концу, в зал влетел запыхавшийся депутат.
– Простите за опоздание! – выпалил он. – Еле вырвался! Мама не пускала меня в парламент из-за того, что мне вчера оцарапали нос и набили шишку на лбу.
– Это насилие. Личность депутата неприкосновенна, и родители не имеют права запретить ему идти на заседание. Если тебя выбрали в парламент, изволь управлять! А в школе разве не разбивают носы? Однако в школу они почему-то не запрещают нам ходить.