Посланник Бездонной Мглы, стр. 20
– Ой, не скажи, – помотал головой Нурд. – И не вздумай больше цапаться с ним. Тига помнишь? Тоже ведь с Фасо лаялся, бил его даже. Думаешь, он тогда сам собой с обрыва свалился? А Пун куда пропал? Уж не в священный ли колодец след его тянется?
– Сморкался я на Фасо да на его колодцы. А ежели что, так и к Предстоятелю постучаться не оробею. Старик-то, небось, управу на них живо сыщет!
Нурд вздохнул, жалостно глянул на скрежещущего зубами столяра:
– А ведь правду сказал Фасо: вовсе ты, Хон, глупый. Что им Предстоятель? Предстоятеля только те и слушаются, кто уважает. А носящие серое… Не захотят они волю его принять – как заставит?
Хон на это только глаза выпучил:
– Ты лбом давеча ни обо что не зашибался, Нурд? Это ж такое придумал – Предстоятеля ослушаться…
– Вот в том-то и беда, Хон, что ты подобное и в голову допустить не способен. А вот посуди: у Предстоятеля что? Два десятка стражи, что ему от общин посланы? Дармоеды ленивые, не способные к хозяйству, каких не жалко отдать… А послушники? Они уже многое умеют, а со временем и большему научатся. И воспитаны они так, что любое слово Истовых, живущих у самого края Мглы, исполняют споро и бездумно. Чуешь, к чему клоню? Кто вступится за Предстоятеля? Гуфа, ты да я, Торк вон с Лардой… Ну, Леф, наверное… И еще такие найдутся, только не слишком много. А прочие будут недоумевать, как осмелились серые пойти против установленного обычаем, возмущаться будут и ждать от Бездонной кары на мятежные головы. И ведь дождутся, только иного…
Нурд примолк на миг, потом заговорил иначе – жестко и как-то рублено:
– Ладно, об этом мы позже беседовать станем. Пока что ты Фасо не зли, я его сам… Леф! Встань позади родителя, и ежели он только вздумает рот распахнуть… да хоть кусани его тогда что есть мочи, куда дотянешься. И вы… – он глянул на Торка, потом на Ларду. – Тоже помалкивайте, не суйтесь.
Фасо уже возвращался, держа под мышкой перепачканное грязью проклятое оружие. Нурд шагнул навстречу, властно протянул руку:
– Дай.
Серый старший брат отпрянул в злобном испуге, крепче прижал к себе ношу.
– Я сказал: дай! – повысил голос Витязь. – Или ты не понял?
Но Фасо только ухмыльнулся, выцедил:
– Может, испросить для Хона соизволения владеть голубым клинком? И он станет новым Витязем. Ты хочешь такого?
– А ведь похоже, что ты грозишь мне. – Нурд оскалился, вздернул подбородок. – Похоже, что пора бы тебя маленько окоротить…
Фасо отступил еще на шаг, взвизгнул:
– Среди людей Витязь может быть только один, такова воля Бездонной!
– Ты смеешь бормотать о воле Мглы? – удивление Нурда, казалось, не имело границ. – Бездонная велела послушникам оповещать о пришествии в Мир своих порождений. Кто же прозевал появление бешеных, из-за которого нынче погибли почти что два десятка братьев-людей? Ты ответь мне, Фасо, ты не молчи. А что за странная одежда у тебя на ногах? Уж больно похожа на одеяния проклятых… Или я скверно вижу в ночной-то тьме?
Фасо молчал. Витязь ухмыльнулся, сплюнул.
– Помни, старший брат, помни мои слова: вас много, но ушедший во Мглу Амд, Прошлый Витязь, передал мне свое умение и свою силу не только за тем, чтобы я убивал исчадий и проклятых. Он велел мне стеречь покой Мира ото всех посягателей. Ты понял? Ото всех! Я знаю, чему вы пытаетесь научиться, укрываясь от людских глаз на своих заимках, но я знаю и другое: постигнуть воинское искусство нельзя, если нет над тобой живого учителя. Даже если Древняя Глина сохранила для вас какие-то знания мертвых, это вам не поможет. Я всегда – ты слышишь?! – всегда буду достаточно силен, чтобы управиться со всеми носящими серое. Хоть разом, хоть поврозь, хоть как придется. Понял? А теперь дай сюда клинок. Считай, что я беру его для себя, и утешайся этим.
Но Фасо снова отпрыгнул, зашипел, тряся щеками от ярости:
– Думаешь, Истовые не знают известного даже тебе?! Думаешь, Амд вправду покорился обычаю и ушел в Бездонную? Вот тебе!.. – Фасо прищелкнул пальцами, захохотал. – Амду предложили выбор, и у него хватило ума выбрать правильное! А ты… – он вдруг швырнул голубой клинок под ноги Нурду. – Забери! Я не боюсь твоей силы!
Вопли Фасо стали совсем уж невнятными, он впился глазами в хмурое лицо Витязя, шагнул ближе, вздрагивая от злобы и напряжения. Нурд не отвел взгляда. Он только неторопливо вытащил из складок накидки короткое широкое лезвие и вдруг стремительно завертел им перед носом старшего брата серых, превратив полированный металл в слепленный из факельных бликов призрачный круг. А когда Фасо обмяк, осознав бессилие своих глаз перед этой сверкающей защитой, искристое лезвие замерло, упершись острием ему в горло.
– Вот чего стоит твое колдовство, Фасо, – голос Витязя был усталым и тихим. – И прочее ваше умение, поверь, не большего стоит.
Фасо не ответил. Он молча отстранил Нурдов клинок, молча вскарабкался на телегу, и она, вихляя колесами, покатилась во тьму.
Нурд закусил губу.
– Плохо, – сказал он. – Это очень плохо, если Амд решился их обучать.
Витязь замолк, пошел было к костру, но приостановился вдруг, обернулся:
– А всего хуже, что Фасо не побоялся этакую тайну раскрыть единственно только, чтоб меня напугать. Либо он ума напрочь лишился от злобы, либо… Либо уже совсем готовы они.
6
Если в горшок с колодезной водой не спеша лить кипяток, то вода потеплеет сперва чуть-чуть, потом сильнее, а потом либо кипяток закончится, либо не останется места в горшке. Так же бывает, и когда Бездонная принимается вливать лето в зимние холода.
Леф не мог заметить начало весны, и это не только потому, что вновь тяжко захворал в то время. Ведь даже потом, когда разрешили ему выходить из хижины и объяснили, что зима кончилась, он, хоть и пытался, не сумел заметить какие-либо перемены в Мире.
Да, снег на Лесистом Склоне вычернел, его почти не стало, и Рыжая наполнилась стремительной мутной водой. Да, вроде бы потеплели дни. Ну и что с того? Такое уже бывало зимой, но всегда ненадолго. И теперь холода, наверное, только и ждут случая воротиться. Потому что ночами твердеющая земля по-прежнему обрастает инеем, словно искристым мехом, а частые суетливые дождики со смертью солнца оборачиваются мельтешением сырых неуклюжих хлопьев.
Лишь через несколько дней Леф вдруг осознал, что земля и небо вкрадчиво, почти незаметно для глаз меняют свои цвета.
То есть нет, цвета в общем-то оставались теми же.
Низкие тяжкие тучи, как и раньше, были серы, но видневшаяся сквозь них голубизна становилась пронзительнее, ярче и проглядывала все чаще.
А земля… Прежде в бурых космах прошлогодней мертвой травы лишь кое-где упрямые стебли продолжали еще цепляться за свою полную мучений жизнь. Но с каждым теплым днем зелени становилось больше; даже на казавшихся безнадежно мертвыми плешинах вытоптанной глины пробивалась чистая зеленая шерстка.
И это было только началом. Вскоре после пришествия бешеных на Мир лавиной обрушилась настоящая, доподлинная весна. В считанные дни все стало другим, и, чтобы не заметить этого, следовало бы уродиться слепым, глухим, лишенным дара осязания недоумком.
А потом… Потом, наверное, у Бездонной вышел весь ее кипяток.
Перемены закончились: наступило лето.
Зато стало меняться другое. Исчез Фасо – эту новость принесла Гуфа. Она появилась в хижине Хона дней через десять после победы над проклятыми, выгнала Раху в огород и рассказала, что на послушнической заимке побывали гости: два старца в сером (не иначе как из числа Истовых), а при них сутулый человечишко с лицом обезображенным так, словно когда-то кожу с него клочьями драли. Когда же старцев увозили, урода при них не было – похоже, он остался жить на заимке. Все время гостевания Истовых небо над жилищем носящих серое рдело от факелов, из-за частокола слышалось неустанное пение, и все послушники чего-то очень боялись.
Откуда Гуфе про все это ведомо, ни Хон, ни даже Леф спрашивать не пытались – все равно ведь не скажет, а коль и скажет, то непонятное что-нибудь. Они помалкивали и жадно слушали, а Гуфа бормотала, глядя в очаг, что кажется ей, будто Истовым донесли на старшего брата, который давеча выболтал Нурду сокровенное, и те явились, чтоб покарать Фасо. Теперь старшим на здешней заимке стал Устра, бывший прежде одним из пестователей жертвенной твари (должно быть, он же и донес, свел какие-то старые счеты). Самого же Фасо Гуфино ведовство не сумело выискать среди живых. Значит, его покарали гибелью.