Ракеты и люди, стр. 41

Он совсем весело на меня посмотрел и решил чуть приоткрыться: «Да, в Леестене я уже был. Там отлично работают, в том числе мои старые друзья».

«Ах, вот что, — подумал я, — стало быть, ты двигателист. Но откуда?»

Последовало несколько малозначащих вопросов. Видимо, больше из вежливости. Я предложил Королеву пройти по лабораториям. «Нет, спасибо, — отказался Королев. — Я сегодня возвращаюсь в Нордхаузен. Но у меня такое ощущение, что нам с вами еще предстоит много поработать», — добавил он, прощаясь, и пожал руку гораздо крепче, чем при встрече.

Королев вышел в приемную и чуть задержался, внимательно разглядывая стрекотавшую на машинке секретаршу. Обернувшись ко мне, спросил: «Конечно, немка?» — «Конечно, да». Он быстро спустился по устланным мягкой дорожкой ступеням. Я вернулся в кабинет и подошел к окну.

Королев сел за руль «опель-олимпии». Машина давно немытая и поэтому неопределенного возраста. Резко развернулся и на большой скорости нырнул на дорогу к выезду из города.

Теперь, когда я знаю о Королеве все, что можно было узнать от него самого, от его друзей, знакомых и биографов, мне кажется, что его в тот день мало интересовал наш институт и детали нашей работы. Да, он уже обдумывал план дальнейших действий, подтвердив встречей со мной какие-то свои соображения. Но главное, что его волновало, возбуждало и вдохновляло, — это свобода движения. Позади пять с лишним лет режима советского зэка — Бутырка, пересыльные тюрьмы, Колыма, опять Бутырка, «шарашки» в Москве, Омске, Казани, наконец, освобождение.

И вдруг… Он, Королев, в Тюрингии — «зеленом сердце» поверженной Германии, в форме подполковника, с документами, открывающими все шлагбаумы, один за рулем трофейной машины несется с «ветерком», может ехать куда хочет по таким хорошим дорогам. Он может остановиться и заночевать в любом городе советской зоны оккупации. Его всегда приютят военные власти, и, даже если их нет, примет хороший местный «гаст хауз». Свобода! Как это прекрасно! Так мне представлялись много лет спустя чувства, которые должны были одолевать Королева. Ему еще нет 40 лет! Надо так много успеть сделать! Но он имеет же право теперь что-то взять от жизни для себя.

Вскоре после этого памятного знакомства с Королевым в Бляйхероде приехал Победоносцев. Он большую часть времени проводил в Берлине и был в курсе организационных проблем, которые заботили командование ГМЧ, военный отдел ЦК партии, промышленные наркоматы и наш институт. Он сообщил, что в Москве пока полная неразбериха «наверху» в вопросе о том, кто же станет настоящим хозяином ракетной техники в стране. Пока полнота власти в руках у военных и аппарата ЦК, поэтому будем работать по принципу «кто платит, тот и заказывает музыку».

Мне и Пилюгину Победоносцев рассказал подробно, «кто был кто» в РНИИ и кто такой Королев. Затем объявил, что Гайдуков поручил Королеву организовать в Бляйхероде независимую от института «Рабе» службу по изучению техники подготовки ракет к пуску и всю технику старта. Так как в городе мы фактические хозяева, то он просит нас оказывать ему всяческую помощь, а Воскресенского и Рудницкого перейти в подчинение Королева. Я согласился сразу, а Пилюгин сильно возражал. Он еще не видел Королева и считал, что здесь все должно быть только под руководством «Рабе», а для подготовки к пускам надо усилить гвардейский полк, который разместился в Зондерсхаузене. Командир полка Черненко и его офицеры уже работают в самом тесном контакте с нами. Но в конце концов Пилюгин сдался.

Через несколько дней Королев приехал в Бляйхероде с полномочиями создать группу «Выстрел». В задачи этой новой службы входило изучение техники предстартовой подготовки ракет, наземного заправочного и пускового оборудования, техники прицеливания, расчета полетного задания, инструкций для личного состава огневых расчетов и всей необходимой документации. В группу «Выстрел» вошли Воскресенский, Рудницкий и несколько кадровых офицеров. В институте «Рабе» мы им отвели отдельные апартаменты.

Но вскоре Воскресенский пожаловался, что Королев, никого не предупредив, уехал по срочному вызову в Берлин. Оказалось, что он был включен в состав делегации, которая по приглашению английских военных властей выехала в Куксхафен на показательные пуски Фау-2 в район Гамбурга. Это известие сильно разозлило Пилюгина и Воскресенского. Оба меня упрекали: «Какой же ты начальник, если все там, в Берлине, решают за нас и без нас. Мы здесь столько работаем! А как в Гамбург ехать, так про нас забыли, а только что освобожденного Королева туда отправили». Но Пилюгин по природе был домосед и быстро успокоился.

Вскоре Королев возвратился вместе с Победоносцевым. Они очень весело, возбужденно рассказывали о своем посещении Куксхафена, откуда англичане силами пленных немецких ракетчиков решили провести для союзников демонстрационные пуски тех самых Фау-2, которые терроризировали лондонцев.

Все члены нашей делегации, кроме Королева, отправились в Куксхафен в тех чинах, которые были им присвоены. А Королева по указанию из Москвы приказано было переодеть в форму капитана с артиллерийскими погонами и «пушками». По этому поводу Победоносцев сказал, что у английских разведчиков, которые опекали нашу делегацию, «этот артиллерийский капитан», вызывал гораздо больший интерес, чем генерал Соколов, полковник Победоносцев и другие высокие чины.

Один из англичан, отлично говоривший по-русски, напрямую спросил Королева, чем он занимается.

Сергей Павлович в соответствии с инструкцией и «легендой» ответил: «Вы же видите, я капитан артиллерии». На это англичанин заметил: «У Вас слишком высокий лоб для капитана артиллерии. Кроме того, Вы явно не были на фронте, судя по отсутствию всяких наград».

Да, для нашей разведки такая маскировка была явным проколом. Пуски в Куксгафене состоялись. Королев, рассказывая нам детали, иронизировал по поводу совершенной беспомощности англичан, которые сами никак в подготовке не участвовали, всецело полагаясь на немецкую команду. Понять, куда пошла ракета, было невозможно: погода стояла туманная. Но старт произвел впечатление. Это, конечно, не ГИРДовские ракеты, которые он, Королев, пускал с Тихонравовым двенадцать лет назад. Эти первые английские пуски послужили поводом «отметить» в нашем офицерском клубе на вилле Франка начало подготовки огневых расчетов в группе «Выстрел».

Двигателисты

Англичане продемонстрировали союзникам пуски Фау-2 осенью 1945 года в Куксхафене. Чем можно было ответить, показав, что мы тоже разобрались в этом секретном оружии и, более того, уже владеем его техникой без помощи немцев?

Наш «русский революционный размах» оказался по пропагандистскому замыслу куда более грандиозным. К пускам ракет даже с помощью немцев с территории Германии мы были не готовы. Тем более в 1945 году мы не способны были сделать это на своей территории. В руках англичан и американцев оказались полностью испытанные ракеты, кислородный завод, заправочное и стартовое оборудование вместе со всем хозяйством пусковых установок и воинской командой, имевшей большой опыт стрельбы по Англии.

Сейчас не берусь восстановить имя автора предложения, может быть, это была даже коллективная идея. Скорей всего, она исходила от военных руководителей ГАУ и ГМЧ, поскольку они в гораздо большей мере, чем руководители промышленных наркоматов или партийные деятели, были в курсе нашей работы и наших возможностей.

Во время войны на территории Центрального парка культуры и отдыха в Москве была устроена большая выставка всех видов трофейной техники. Выставка пользовалась большим успехом и имела огромное пропагандистское значение: поднимала настроение в самые тяжелые годы. Эта выставка значительно пополнилась после победы. У кого-то появилась мысль привезти на выставку Фау-2.

Наш институт «Рабе» получил в сентябре задание срочно готовить две ракеты. Я дал такое поручение заводу в Кляйнбодунгене, где уже директором был Курило, один из опытных руководителей производства нашего НИИ-1, и работа закипела. Мы, естественно, предполагали, что достаточно для выставки собрать ракеты без приборной начинки, без электроавтоматики, тем более, что двигательная установка должна производить впечатление только размерами сопла.