Омут, стр. 42
На полу лежал бежевый, идеально чистый ковер с коротким ворсом. Окна занавешены полупрозрачными шторами пастельных тонов. На стене висела широко-диагональная плазменная панель, а напротив нее – роскошная двуспальная кровать, заправленная покрывалом без единой складочки. На полу стояли большие горшки, в которых раскинули ветви экзотические растения, а вдоль стен располагались лаконичные, но довольно практичные шкафы для одежды. Здесь же была и дверь, ведущая в ванную, которая по комфортабельности ничем не уступала жилому помещению.
Я осмотрелся, открыл шторы, выглянул в окно, затем уселся на кровать и поймал себя на мысли, что чувствую себя подопытным кроликом, запертым в очень уютной и пока еще холодной духовке. Совсем скоро в ней обязательно станет жарко, но когда это случится, думать о побеге будет уже поздно.
Глава 35. Соседка
В комнате музыка не играла, но я и здесь заметил небольшой динамик, встроенный в стену под потолком. После душа переоделся в ту одежду, которую удалось отыскать в шкафу. Все вещи были новыми: джинсы моего размера, белоснежная футболка, клетчатая рубашка и удобные мокасины. Помимо этого, в шкафу оставался халат, комплект полотенец, несколько пар носков, нижнего белья и все тех же рубашек, футболок, спортивных свитеров.
Закончив примерку, хотел включить телевизор, но в этот момент ожил настенный динамик. Приятный женский голос сообщил, что всех постояльцев приглашают на обед. Рекомендовано было не терять время, а также не забывать захватить с собой аппетит и хорошее настроение. В конце голос пожелал всем приятного дня, после чего стих.
Я отложил пульт от телевизора в сторону, посмотрел на себя в зеркало, расчесал пятерней волосы и вышел в коридор. Открылась соседняя дверь. Из нее вышла весьма симпатичная девушка. Она заметила меня, приветливо улыбнулась и протянула ладонь для рукопожатия.
– Привет! Я – Татьяна.
– Очень приятно. Николай. Видимо, теперь мы соседи?
Девушка смущенно потупила взгляд и убрала спадающие на лицо волосы за ухо.
– Думаю, это здорово. По ночам приятно понимать, что за стеной есть живой человек. Эта комната давно пустовала.
Она кивнула, приглашая идти. Я последовал за ней.
– А вы здесь уже давно?
– Не очень, – она пожала плечами, – Месяца четыре, наверное. Да четыре. Но, когда въехала, мне говорили, что в вашу комнату уже давно никого не заселяли. Так что…
Постепенно коридор наполнялся людьми. Они сбивались в группы и шли в одном направлении – к лестнице. Многие тихо переговаривались друг с другом. Кто-то бросал на меня заинтересованные взгляды, кто-то наоборот шел с отрешенным видом. В целом, обстановка продолжала напоминать гостиничную. Складывалась ощущение, будто я нахожусь в отеле на берегу средиземного моря, и вот сейчас спущусь вниз, выйду во двор и увижу сияющие бирюзой роскошные бассейны, а вдали заискрится в солнечных лучах бесконечная морская гладь.
Столовая располагалась на первом этаже. Но она больше походила на ресторан, нежели на больничное общепитовское заведение. Еду подавали официанты, а столы были накрыты чистыми, белоснежными скатертями. Я подумал, что на один только отбеливатель здесь тратятся космические суммы, не говоря уже о расходах на все остальное. И это во время мирового финансового кризиса!
– Здесь очень хорошо кормят, – заметила Татьяна, когда мы вошли внутрь, – Сегодня вторник. Должны быть эскалопы с грибами. Предлагают еще биточки и котлеты «по-киевски», но я рекомендую именно эскалоп. Потрясная вещь! А на первое – солянка из морепродуктов. Тоже ничего.
Я даже присвистнул от удивления. Хотя, стоит признать, дальше удивляться было просто некуда. Мы уселись за один столик друг напротив друга. По бокам оставались пустыми еще два стула.
– Боюсь представить, чем тут кормят в воскресенье и по праздникам.
Девушка усмехнулась.
– По праздникам – праздничное меню. И дни рождения отмечаем все вместе. Именинник, вместе с поварами, делает торт и угощает постояльцев. Спиртного, конечно, нет, но в остальном – настоящий праздник. Я, когда впервые сюда попала, поверить не могла во все это. Долго привыкала. Была уверена, что меня пытаются обмануть, подкупить или что-то в этом вроде. Все казалось не настоящим, приторным каким-то.
– Сейчас так не считаете?
Она ответила не задумываясь:
– Точно нет. Весь медицинский и обслуживающий персонал – это люди, некогда страдавшие от СПС. Все, или почти все, были пациентами Аглаи еще задолго до того, как у нее появилась своя клиника. И все преодолели свою болезнь с ее помощью. Из-за этого, они прекрасно понимают, что чувствуют их пациенты, поэтому мы не чувствуем себя какими-то ущербными или неполноценными. Да, я сказала – пациенты, но вообще-то здесь принято называть нас гостями. Ну, или постояльцами. Это кому как больше нравится. Регеций, конечно, гений, что ни говори. Я уже семь лет стараюсь справиться с болезнью, но такого прогресса, которого за четыре месяца достигла с ее помощью, у меня не было никогда.
К нам подошел молодой человек в фартуке, деликатным тоном поинтересовался, что подать. Было что-то излишне заискивающее в его манере общения. Неправдоподобная учтивость, что ли? Масленая улыбка, поклоны, кивки. Даже подходил он к нам на полусогнутых, а уходил спиной вперед, не отворачиваясь.
Я попросил Татьяну помочь с выбором, и она сделала заказ за нас обоих. Официант в очередной раз раскланялся, рассыпался в одобрениях выбора блюд и удалился.
– Немаловажным остаются методы лечения. Вы давно лечитесь? – поинтересовалась Татьяна.
– Сегодня – первый день, – честно ответил я.
Она бросила на меня недоверчивый взгляд.
– Я же только сегодня сюда въехал.
– Нет, я не об экспериментальной медицине. Я – в общем.
– И я – в общем.
– Ничего не понимаю. Вы не лечились, что ли? Скрывали?
– Нет.
– Вам ведь сколько? Лет тридцать, наверное?
– Около того. И да – я не лечился. У меня СПС проявился всего пару месяцев назад.
– Ничего себе! А так разве бывает?
– Видимо да. До этого все было нормально.
– Вот это да! Никогда о таком не слышала! И как вы поняли, что… м-м-м… что чувствуете это? Ну, вы понимаете, о чем я.
– Не знаю. У меня мать умерла, я расстроился. Да и дочь свою люблю. Понял, что она для меня – главное в жизни. Перестало хватать внимания жены. Она стала казаться мне холодной, чужой. Как-то так…
– Да, понимаю, – Татьяна смотрела на меня отсутствующим взглядом, будто была погружена в собственные воспоминания.
Повисла неловкая пауза, которую нарушил официант. На этот раз он прикатил тележку, уставленную тарелками с нашим заказом.
– Приятного аппетита, – сказал он, а потом ляпнул нечто такое, от чего я чуть не подпрыгнул на стуле, – Мы все вас очень любим!
Улыбка растеклась по его лицу, будто жидкое тесто по сковороде. Он еще пару раз поклонился и, пятясь, ушел восвояси. Я удивленно уставился на Татьяну, рассчитывая услышать объяснения. Она понимающе усмехнулась, взглянула туда, куда ушел официант и сказала:
– Бесит, правда?
– Точное определение, – согласился я.
– Здесь весь персонал такой. Раздражают неимоверно. Такое ощущение, что спэсы не мы, а они. Привыкнешь, – она улыбнулась и подмигнула.
Еда была восхитительной, а еще ее было много. После червивой тюремной каши я был готов есть ее даже голыми руками, но девушка, сидящая напротив, невольно вынуждала соблюдать такт и делать вид, будто я какой-нибудь аристократ, не привыкший есть без ножа. Расправившись с солянкой, попробовал хваленый эскалоп. Он и в самом деле оказался роскошным. Она внимательно изучила мою реакцию и удовлетворенно хмыкнула.
– Я же говорила!
Мы оба улыбнулись и больше до конца обеда не проронили ни слова.
На обратном пути, она рассказала мне о том, как ее лечили до того, как она попала к Регеций. Я слушал с открытым ртом и не мог поверить в то, что такое вообще возможно. Электрошоковая терапия и транквилизаторы – лишь малая часть всех тех ужасов, через которые ей пришлось пройти, и с которыми мог столкнуться я, не встреться мне на пути Аглая с ее экспериментальной медициной. Татьяну «залечили» до такой степени, что она стала наркозависимой. После этого ей пришлось лечиться еще и от наркотиков. Потом были шоковая и инсулиновая терапия. В подробности этих процедур она не вдавалась, но заверила, что приятного в них было мало. А главное – результат такого лечения был нулевым. Ничего не помогло. Проблемы с работой, с образованием, с личной жизнью. Любые двери для человека с диагнозом СПС в этом мире были закрыты. Ей приходилось работать уборщицей, посудомойкой, и, параллельно с этим, самостоятельно заниматься образованием. Она учила английский, интересовалась программированием и писала картины маслом. Творчество ее заключалось в том, чтобы изображать на холстах логотипы компаний, которые эти сами компании потом у нее и покупали. Иногда, но очень редко, заказывали портреты руководителей или учредителей. Бизнес был так себе, но на лечение заработать получалось.