Алракцитовое сердце (СИ), стр. 121

- Если вы готовы меня отпустить... Если это возможно - отправьте меня домой, - сказал он. - Не к ен'Гарбдаду: в Спокоище. Сам я на одной ноге не доберусь, но хотел бы вернуться.

- Зачем? - Марагар внимательно посмотрел на него. - Я видел карту - в тех местах побывали наши отряды: гроссмейстер сказал тебе правду.

- Я и не сомневаюсь, - кивнул Деян. - Но хочу похоронить мертвых. Увидеть все сам. Потом... потом, если буду жив, - может, пойму, что делать потом.

- Это непросто устроить, - сказал Марагар. - А тебя уже ищут. Если Абсхар Дамар сумеет выжить - он тоже будет тебя искать. Ты и от него хочешь скрыться?

- Чтобы идти дальше - нужно идти хоть куда-нибудь, - твердо сказал Деян. - Вы меня понимаете, Ивэр-абан. Я вижу: понимаете.

Марагар долго смотрел куда-то мимо него. Затем кивнул.

- Завтра мы собирались отправить тела нескольких офицеров в город; я усыплю тебя так, что никто не усомнится в твоей смерти, и ты покинешь лагерь вместе с ними, - сказал он. - Дам охранительные бумаги, лекарств и проводника. Но больше я ничего сделать для тебя не смогу - если только ты не решишь остаться. Что с твоей раной, должен заметить, было бы разумно.

- Мне не привыкать. - Деян усмехнулся. - Но вот что: в палатке рядом со мной лежал один малый без обеих рук. Он морит себя голодом, потому как не хочет жить нахлебником, - как и я когда-то... Я тогда струсил; я всегда трусил. Но Этьен, кажется, мужественный человек: он честнее и храбрее меня. Лучше помоги ему, если у тебя много времени для добрых дел.

- Посмотрю, что можно сделать, - легко согласился Марагар.

Деян выдавил из себя пару слов благодарности, и больше говорить стало не о чем.

Хансек провел его назад в госпитальную палатку, где он забылся долгим беспокойным сном. Утром, когда принесли еду и воду, он заметил, что напиться ему дали из отдельного меха; "вода" сильно горчила, но он выпил сколько смог. Почти сразу после ухода солдат одолела ломота в костях и слабость; вскоре начались судороги. Он еще слышал, как Этьен, сыпля проклятиями, зовет на помощь, и без сожаления подумал про себя, что если лекарь не собирается выполнять обещание, все закончится сразу.

Затем он провалился в темный колодец и падал в него бесконечно долго, пока темноту не проредило пятно света, а выкрученные и растянутые мышцы не дали о себе знать нестерпимой болью.

Тогда он понял, что лежит на спине, глядя в небо; попытался шевельнуться, невольно застонал. Яркое пятно тотчас придвинулось: фигура с факелом в руках наклонилась к нему.

- Ты как, живой, Деян? - спросила фигура хорошо знакомым голосом. - Хвала Господу, живой...

- А все-таки лучше быть живым, чем мертвым, а? - продолжал голос, помогая ему сесть. - Ну, здравствуй. Не шиша не понимаю! Но рад.

Этого голоса - голоса из далекой прошлой жизни - никак не могло быть на самом деле, но звучал он столь явственно, что не позволял в себе усомниться. Деян моргнул, тряхнул головой, от резкого движения сразу же взорвавшейся болью, и заставил себя взглянуть на говорившего.

- Ну-ну! - тот натужно засмеялся. - Я, когда тебя увидел, так же таращился. Вот уж кого не ожидал!

- Ты!.. - непослушными губами прошептал Деян, глядя в грязное, рассеченное ото лба до подбородка глубоким шрамом, заросшее бородой, но все еще узнаваемое лицо Петера Догжона. - Петер! Я думал, ты погиб.

- Попал в штрафики, потом, раненый, в плен. Тоже думал - погиб, но видишь - выжил: иноземцы выходили и оставили при госпитале могильщиком, - сказал Петер, покосившись в сторону, и чуть понизил голос. - А вчера Сам вызывает и говорит - собирайся, домой кое-кого проводить нужно. Оказалось - тебя... Вот уж диво! Объяснишь?

- Долго будет объяснять, - сказал Деян, чувствуя, как распухает в горле ком: он не знал, как сказать то, что должен был сказать об Орыжи - и сказать сейчас, сразу. Но в следующее мгновение Марагар, выступивший из темноты, избавил его от мучений.

- Он уже знает. - Лекарь откинул капюшон с лица. Шрам на лбу закрывала широкая черная повязка. - Сержант Догжон записан у нас как твой земляк: я предупредил его, что все в Спокоище разрушено.

- Спасибо, - пробормотал Деян; в это мгновение он ощутил благодарность к лекарю намного большую, чем когда узнал, что тот его спас.

Деян огляделся по сторонам: зрение наконец вернулось к нему в достаточной мере.

Они находились где-то на лесной дороге. Кроме Петера и хавбага, больше никого рядом не было, не считая мертвых тел на телеге, среди которых он сидел.

Прежде Деян наверняка содрогнулся бы от такого соседства, но сейчас оно оставило его совершенно равнодушным: он только оттолкнул чью-то окоченевшую ногу в черном сапоге, упиравшуюся ему спину.

На нем - как и на покойниках, и на Петере - надета была синяя бергичевская форма. Чувствовал он себя очень скверно; но это уже входило в привычку.

- Сержант знает, что делать. - Марагар поворотом головы указал на Петера. - Если остановят на дороге - покажете сопроводительные бумаги, а в Охорской крепости передадите коменданту мою записку: дальше он позаботится о вас. Но если что-то пойдет не так, помоги вам ваш бог, - мрачно добавил он.

Лошадь, запряженная в телегу, тихо посапывала, свесив гривастую голову.

- Вам не опасно находиться здесь с нами, Ивэр-абан? - спросил Деян.

- Без меня вас остановили бы сразу. И я хотел попрощаться. - Марагар смерил его долгим взглядом, словно старался лучше запечатлеть в памяти. - Если ты выживешь и вернешься в "большой мир" - разыщи меня. Тысячи в долгу перед тобой, пусть и не знают об этом.

Деян покачал головой:

- Нет никакого долга: простое стечение обстоятельств. Прощайте, Ивэр-абан, - сказал он с толикой сожаления. Хавбагский лекарь был странным, чужим и чуждым ему человеком, но - как бы дико ни было так думать - возможно, в меньшей мере, чем теперь Петер Догжон.

- Прощай, - сказал Марагар и через мгновение растворился в темноте.

Петер потянул лошадь за поводья, и телега со скрипом покатилась вперед.

- Ты объяснишь мне, что произошло? - спросил он нерешительно. - Почему этот иноземный бес помогает тебе... Как ты вообще здесь оказался.

Они выехали из леса на открытое пространство. Деян узнал местность - дорога оказалась та же самая, по которой он четыре долгих дня назад попал в лагерь Венжара ен'Гарбдада. В низине промеж холмов в лунном свете все так же блестела река; только за излучиной - с той самой стороны, где находился Неелов, - по краю неба разлилось зарево. Была Марима-"Цвета" рада теперь этому или нет, но ее мечта сбылась: городу настал конец.

- Пришел на ноге, отрезанной у мертвеца, - сказал Деян. - Вместе с тем, кто сам как мертвец, но для хавбагов - как бог: во имя него Марагар помог нам бежать.

- Что?.. - Петер, обернувшись, вытаращился на него как на сумасшедшего.

- Потом, Петер, - сказал Деян и, оттолкнув мертвеца, откинулся на спину. Над головой чернело звездное небо; луна шла на убыль.

- Потом, - повторил он, понимая, что это "потом" никогда не наступит.

Глава двадцатая. Путь

На покойников Марагар наложил сдерживающие разложение чары: телега, по его замыслу, должна была послужить беглецам какой-никакой защитой.

"Солдаты суеверны", - передал Петер его слова. - "Они привычны к смерти, и все же редкий негодяй будет сердить Горбатую и грабить труповозку".

Деян, когда это услышал, подумал, что хавбаг переоценивает власть предрассудков. Так и оказалось; или же им с Петером просто не повезло: в конце концов, они нарвались не на дезертиров или разбойников, а на обычных, разумных и практичных вояк.