Алракцитовое сердце (СИ), стр. 106

- Деян? Что такое? - Встревоженный чародей до боли сжал его плечо.

- Да ничего; просто о своих вспомнил. - Огромным усилием Деня овладел собой. - Ритшоф вчера показывал, бергичевские отряды близко грязь месят... Как думаешь, в порядке там все? Или...

Жуткие картины "или", словно настоящие, вставали перед глазами: черные остовы стен, наполовину выгоревшая, завалившаяся на бок мельница, и мертвые тела, привязанные к лопастям колеса. Только лиц было не различить - хотя бы за это Деян был безмерно благодарен своей фантазии.

- В смутное время всякое может случиться, - после долгого молчания с неохотой сказал Голем. - Но я надеюсь, все в порядке. Должно быть в порядке.

- Да. - Деян нашел в себе силы согласиться. Кроме очевидного желания успокоить его в голосе чародея чувствовалась какая-то странная убежденность, отчего немного больше верилось в то, во что так хотелось верить: все и впрямь в порядке. Пока еще в порядке.

"Я потеряю лишь один день, если уеду утром. Один день не имеет большого значения... Но тогда не так уж важны и три дня? Нет: многое может случиться за три дня, а задержка может выйти много, много больше. Если этот самый Венжар вообще меня не повесит, в чем никакой уверенности тоже нет... Мрак. Как же все запуталось!"

Деян со смущением и тревогой взглянул на чародея, уверенный, что тому известны все его нехитрые раздумья и сомнения, но Голем, все внимание направлявший на то, чтобы переставлять ноги, не замечал его терзаний. В молчании они прошли еще раз от стены до стены; после Деян подвел его к окну, закрытому тонким прозрачным стеклом.

- О-ох. - Голем с видимым облегчением навалился локтями на широкий подоконник. - Там правда снег валит, или это у меня в глазах рябит?

- Правда. - Деян поставил свечу на подоконник. Окно выходило на вход в харчевню; Лэшворт уже ушел, но тускло горел оставленный им фонарь, и мокрый мелкий снег проносился мимо - словно мгновения, часы и дни мимо человеческого взора: сверкающий круговорот настоящего исчезал во тьме прошлого быстро и неотвратимо.

- В самом деле снег. - Деян зябко поежился от пришедшего на ум сравнения. - Уже настоящие холода подошли, или опять колдовские происки?

- Наверное, и то, и другое, - Голем потер глаза. - Пора уже снегу.

"Надо уезжать". - Деян смотрел на проносящийся через пятно света снег; перед глазами мелькали лица. Трактирщик Лэшворт и лже-"Цвета", капитан Альбут и Харрана, Голем и его давно умершая жена, отчего-то представлявшаяся Деяну немного похожей на постаревшую Пиму, вдову Халека Сторгича. Судьба была жестка к ним, но несчастия следовали за их выбором и решениями, за их желаниями и страхами; даже у Харраны был выбор - выбор между гордостью и родиной: она выбрала гордость.

На границе освещенного круга, за крутящейся снежной кашей Деяну мерещилась темная призрачная фигура Эльмы; мираж манил, звал за собой. В этом тянущем чувстве было что-то общее с колдовским зовом лесной ведьмы-повертухи - с той разницей, что сейчас не было никакого колдовства.

"Надо уезжать. Пока не занесло, не закрутило это безумие..." - Деян сжал пальцы на холодном подоконнике, словно пытался удержаться за ускользающую реальность.

Мало было принять решение; еще нужно было решиться сказать об этом. Голем сам предложил ему уйти - и все же Деян чувствовал смущение и неловкость, будто собирался совершить нечто постыдное.

- Рибен, ты все-таки извини за сегодняшнее, - начал Деян.

- Брось.

- Нет уж. И сегодня, и раньше... Я много чего говорил и делал такого, чего говорить и делать не следовало.

- Это как посмотреть, Деян. - Голем бросил на него короткий взгляд исподлобья и снова уставился в окно. - Как посмотреть... Ты просил без шуток? Пожалуйста. Твоя доброта... ладно, твоя, если угодно, порядочность, - поспешно отмел он готовое последовать возражение, - она сохранила мне жизнь. Но твоя неприязнь сделала не меньше: она позволила мне сохранить рассудок... Возможно, и жизнь тоже.

- Я тебя не понимаю.

- Знаешь, как обычно проходит суд?

- Нет, - буркнул Деян, раздосадованный тем, что потерял нить разговора, так и не сказав главного. - При чем тут вообще это?

- Военный суд строг и скор на расправу; но в мирной жизни иначе. Кроме обвиняемого и судей есть обвинитель - прокурор. И есть защитник - адвокат; они изучают обстоятельства дела и выставляют их перед судом в выгодном для обвинения или защиты свете. Я не верю в Высший Суд, которым твой друг-священник стращал меня, Деян; я сам себе судья и сам себе обвинитель. Но своими попытками уязвить меня ты нечаянно оказал мне большую услугу. Обыкновенно твои нападки были, по правде, слишком наивны, но чувство, которое ты в них вкладывал, задевало меня за живое... Сделавшись моим прокурором, ты отнял эту роль у меня самого и вынудил выступать самому себе адвокатом. Лишь на время, но этого оказалось достаточно, чтобы удержаться на краю. Прими мою благодарность за то, за что желаешь извиниться; если бы не это, я...

Чародей замолчал надолго. Затем произнес нарочито по-деловому:

- Достаточно на сегодня разговоров. Давай лучше спать.

И так ясно видна была в эти мгновения прошедшая через все его существо трещина, в которую Варк Ритшоф и Ян Бервен накануне забили новые клинья, что Деян так и не сумел заставить себя сказать то, что собирался.

"Завтра. Скажу с утра; невелика разница. Чего зря сон портить?" - в молчании он провел чародея до кровати, пожелал тому доброй ночи, вернулся в свой угол, затушил свечу и повалился на пахнущее сыростью одеяло. Глаза после бессонной ночи и тяжелого дня слипались, но сон не шел; в темноте под сомкнутыми веками все несся и несся из ниоткуда в никуда серо-белый снег.

И, сколько бы Деян ни ворочался в холодной сырой постели, - снег падал все время в одном направлении.

Утром, когда Голем растолкал его, Деян едва смог разлепить веки.

- Я дал бы тебе отоспаться, но тут появилось одно дело, - извиняющимся тоном сказал Голем; вид он имел по-прежнему потрепанный, но держался на ногах без посторонней помощи.

- Да ничего... - Деян, зевнув, неохотно выбрался из-под одеяла и сел. Солнце поднялось уже довольно высоко. У окна стояла Харрана, с безразличным видом глядя на улицу.

Что-то еще непривычное было в этом утре, но спросонок никак не удавалось ухватить, что.

Отчаянно зевая, Деян заставил себя встать, плеснул в лицо воды из таза на столе, еще раз осмотрелся - и лишь тогда понял, что показалось странным. В комнате было слишком много места, потому как в ней отсутствовал Джибанд.

- А где Джеб? - спросил Деян, натягивая куртку. - Ждет внизу?

- Надо думать, уже где-то на полпути к переправе, - сказал Голем. - Он уехал ночью.

Глава шестнадцатая. Что однажды записано

- Как так - Джеб уехал? - тупо переспросил Деян. - Совсем?

- Вместе с тем музыкантом, Выржеком, и его приятелями, - буднично пояснил Голем. - Ты крепко спал, и Джеб не стал тебя будить. Он сожалеет, что не попрощался с тобой как следует, и просил передать извинения.

- Но он бы никуда не ушел без твоего позволения! - воскликнул Деян.

- Я отпустил его.

- Зачем?!

- У Джеба нет причин испытывать на прочность милосердие Венжара ен'Гарбдада: он сделал выбор в пользу жизни и свободы, - сказал Голем. - Кто я такой, чтобы мешать ему в этом?