Золото скифов, стр. 32
«Все утихнет — заберу как-нибудь! — подумала она. — А украдут — туда ему и дорога!»
Дальнейшие события она помнила плохо. Пережитое во время обыска на Большой Бронной унижение погрузило ее в какое-то замороженное состояние. Из дома забрали тысячу рублей и все ценное, включая женские украшения и Татьянины шубы.
— Вы не имеете права, — взбунтовалась было она. — Это мои личные вещи!
— На какие, позвольте узнать, средства вы приобрели свои «личные вещи»? — не отказал себе в удовольствии покуражиться небольшого роста брюнет с жадными глазками, которого Альбинка сразу окрестила Джеком-потрошителем.
После обыска Татьяне стало плохо. Ночью Альбинка вызывала «скорую», а потом до утра утешала мать. Утро тоже не принесло успокоения. Мать еще лежала в постели, когда снова явился Джек-потрошитель. В присутствии Альбинки он осмотрел ее машину и попросил «проехать» вместе с ним на дачу. Около проходной их ожидала вчерашняя бригада. На даче, видимо, искали деньги, так как снимали зеркала с деревянных оснований и поднимали паркет. Отвинтили все вентиляционные решетки, какие были в доме.
Альбинку замучили вопросами относительно прошедшего дня. Особенно интересовал конверт, который привез Большаков. «Другой записки не было… Нет, денег тоже не было», — монотонно твердила Альбинка.
Домой она приехала лишь поздно вечером. Опухшая от слез мать сидела в кухне перед телевизором и одну за другой поглощала шоколадные конфеты.
— Тебе Игорь звонил и Сашка.
— Что ты Игорю сказала?
— Что я могла сказать? — ответила мать, жуя конфету. — Если, говорю, не приедешь поддержать дочь, не выдержит она…
— А он?
— Сказал, выезжает.
— Мам, а почему ты не спрашиваешь про «Архангельское»?
— А я ничего знать не хочу! — Она потянулась за пачкой седуксена, достала таблетку и проглотила, запив остывшим чаем. По заторможенному состоянию матери Альбинка поняла, что это далеко не первая за день. — Что твой папаша с нами сделал? — встрепенулась она. — Как нам теперь жить? На что? Мне полтинник скоро! И снова родителям на шею? А тебе на Тверскую к «Интуристу»?
Татьяна разрыдалась.
Ответа на вопрос «На что теперь жить?» искала и Альбинка. Утром она отправилась в магазин за продуктами и поняла, что ее денег в кошельке хватит дня на три, не больше.
— Что за гадость ты принесла? — брезгливо рассматривая синюшного цыпленка, кусок рыхлого сыра и пачку маргарина, спросила Татьяна.
— Я купила все самое дешевое… — вздохнула Альбинка. — А вообще, мам, давай перетряхнем наши тряпки! Думаю, это самый реальный источник дохода на ближайшее время.
— Не отдам! — злобно выкрикнула Татьяна и растопырила руки, давая понять, что будет стоять намертво.
Для первого похода в комиссионный магазин Альбинка выбрала свою замшевую юбку, привезенную отцом из Швеции.
— Сколько вы за нее хотите? — спросила приемщица.
Альбинка пожала плечами.
— За сто рублей отдадите? Я себе возьму, — предложила девушка за прилавком.
Вслед за юбкой туда же ушел красный лыжный костюм, белая песцовая шапка, короткие сапожки… Жить им с матерью было не на что.
Переправить деньги семье Ульянскому так и не удалось, хотя в служебном сейфе хранилась совсем немалая сумма. Передавать их через Большакова не хотел, а уже через полчаса распоряжаться «накопленным» не смог.
Сразу после ухода Большакова его охватило суетливое нервное возбуждение и отчаянно захотелось позвонить Антоше. Он набрал ее номер из соседнего кабинета. Разговаривать не стал — если слушают его телефон, то, скорее всего, и Антошин.
«Алло! Алло!» — кокетливо пытала она тишину.
На ее милый грудной голос Ульянский отозвался мгновенно и бурно. Ему пришлось сесть за чужой письменный стол, что выглядело немного странно, но, по крайней мере, пристойно.
10
Игорь примчался в Москву через день после разговора с Татьяной. Встречи с Альбинкой он ждал с таким волнением, что у него пересыхало в горле и то и дело разбирал перхающий кашель. По телефону он не понял толком, что произошло у Ульянских. Ясно одно — Альбинке очень, очень плохо. И ей, и Татьяне Павловне нужна его помощь, его защита. Ответственность за судьбы обеих женщин, которую он ощутил, как только узнал, что они остались одни, нежность и жалость, наполнившие сердце, еще больше усиливались благодаря чувству родной, почти кровной близости с ними. То, что приходит в жизнь двоих любящих людей постепенно, с годами, делая близость такой сердечной и крепкой, словно навеки связывая их в одно целое, рухнуло на Игоря в одночасье и поразило какой-то первозданной правильностью.
Он никогда не думал, что можно ТАК относиться к любимой женщине — желать ее, сходить по ней с ума, но чувствовать такую же родственную привязанность, как к сестре или к матери. С удивлением он вдруг понял, что его новая любовь к Альбинке будет, пожалуй, помощнее самой пылкой влюбленности…
«Альбика, малышка моя!» — повторял про себя Игорь, шагая на Большую Бронную. Он прижал ее к себе, и, не выдержав напряжения последних дней, она разрыдалась у него на груди. Это была единственная живая реакция с ее стороны. Справившись с волнением, она с каменным лицом начала говорить Игорю такое, что у него потемнело в глазах: у их любви нет будущего… за любовь он принимает жалость к ней… зачем ломать жизнь… и его, и свою…
Что она говорит? Да не поверит он никогда, будто Альбинка действительно так думает. Может, она тактично дает ему возможность отойти от семьи, скомпрометированной арестом отца? Господи! Ну какое это имеет значение, если любовь…
— Ты все придумала, чтобы проверить мою преданность? Это глупо, черт возьми! — Он взял Альбинку за плечи и встряхнул вдруг с такой силой, что взметнулась ее золотистая грива. Отчаянным жгучим взглядом он впился в невесту. — Ты меня любишь?
Альбинка отвела глаза. Господи! Как мечтала она об этой встрече! Как хотела от первого до последнего слова запомнить весь их разговор. Знала, что именно об этом, самом важном свидании в жизни будет всегда помнить и рассказывать детям. Их детям! Ее и Игоря!
Она все продумала: какие купит цветы, где будет держать вазу для букета, который принесет Игорь, какие выберет бокалы для шампанского, куда поставит торшер, если Игорек придет вечером… В шкафу висело платье, давно приготовленное для того дня, когда он вернется в Москву, придет к ним домой и попросит стать его женой. Но сначала спросит — обязательно спросит! — любит ли она его. Нет, нет — она ответит не сразу! Помолчит немного, не очень долго, конечно, потом обнимет нежно-нежно и скажет: «Очень люблю! Я жить без тебя не могу, любимый мой, хороший, замечательный, дорогой…»
— Ты меня любишь? — повторил Игорь срывающимся голосом.
— Знаешь, наверное, не настолько, чтобы связывать с тобой свою жизнь. Уходи.
Она выпроводила Игоря за дверь и почувствовала ужасную, отвратительную дурноту. Перед глазами все расплывалось, превращаясь в черные пятна с мутными очертаниями. Их подхватывал и уносил далеко-далеко стремительный вихрь, там они сливались в одну маленькую светящуюся точку. Тело сделалось совсем легким, как пушинка, и плавно стало падать' в темную пропасть.
— Доченька! Что с тобой? Очнись! — в отчаянии суетилась вокруг нее Татьяна.
Альбинка открыла глаза, вспомнила, как смотрел на нее Игорь перед тем, как она захлопнула дверь и подумала: лучше бы ей умереть.
Разговор с ним забрал последние силы и стоил ей большого труда. Разыгрывать перед любимым роль Снежной королевы, когда в груди бьется горячее сердце, — жестокая задача для влюбленной девушки. Но лучше так, чем пускаться в долгие невнятные объяснения. Да и что могла она ему сказать? Что отец — вор? Что взял себе скифское золото, так как не захотел с ним расстаться, наплевав на тех, кто рассчитывал на его честность и порядочность? Что в то время, когда Зимин умирал в вонючей больнице из-за пропажи этого золота, оно покоилось в отцовском тайнике? Ну пусть она расскажет ему о золоте не сейчас! Пусть потом, когда-нибудь… Когда-то ведь все обнаружится! Если пакет еще в замке — его нужно забрать, и она всегда будет помнить, что в доме хранится склянка с чумными бактериями!