Врата Иврел, стр. 23

Но Рох еще раз щелкнул пальцами, и они оставили Вейни в покое.

— Иди на свое место, — сказал Рох, — илин.

Он поднялся, поклонился и пошел, на удивление самому себе, очень твердо. Он добрался до своего места, где прилег, завернувшись в плащ и сжав зубы, надеясь, что тепло от огня уменьшит дрожь в его теле.

Сейчас ему хотелось убивать. На любую попытку публичного оскорбления, на любую попытку террора он знал только один ответ. Он смахнул слезы с глаз и начал думать о том, что возможно его отец был прав: его рука была более мудрой, чем он сам. При всем этом, он очень многого боялся: боялся смерти, боялся Моргейн, боялся Лилла и сумасшествия Кесидри. Но никогда не было такого страха, какой он испытал находясь среди родственников, среди тех, для кого он был просто бастардом, к тому же отверженным.

Однажды, когда он был еще ребенком, Кандрис и Эридж заманили его в подвал замка в Ра-Моридже и там оставили одного, в темноте, вместе с крысами. Они пришли за ним только тогда, когда он с ободранными в кровь руками обессилел до того, что не мог больше кричать. Они явились туда с факелами, повалили его на пол и притворились, будто собираются убить его. Впоследствии они очень испугались, как бы он не показал жестокие следы, оставленные на его руках.

Он никому не рассказал об этом. Он понимал условия своего пребывания в доме нхи уже тогда, переживая все свои обиды в одиночку, дожидаясь того времени, когда Кандрис и Эридж будут посвящены в воины и, может быть, тогда их честь не позволит им так издеваться над ним.

Но он ошибался. Отношение к нему оставалось таким же, и скрытое презрение не исчезало, а становилось очевидным, когда он совершал очередную ошибку, которая тут же стоила ему чести.

А теперь даже Кайя пытались поступить с ним точно таким же образом, нападая как волки на оленя.

Тем не менее было что-то такое, что притягивало его к предводителю Кайя, к этому самолюбивому человеку, сходство по крови у которого можно было заметить не только по лицу, но и по рожденью. Но Рох был законнорожденным. Отец же Роха фактически обрек на гибель леди Айлел в то время, когда она носила ридженова ублюдка, который никоим образом не должен был появляться здесь, чтобы не порочить чистоту их семьи и не создавать соперничества его сыну Роху.

И Кайя боялись его, и, почуяв страх, готовы были перерезать ему горло, если бы не их долг перед Моргейн.

Поздно ночью он был разбужен звуками шагов, которые отчетливо были слышны на каменных плитах около камина. Он поднялся на руках, в то время как Рох сел на пол около него, вглядываясь в его лицо. В панике он потянулся было к мечу, но Рох опередил его, положив свою руку на рукоятку.

— Ты пришел сюда из Лифа, — спросил Рох тихо. — А где же ты встретил ее?

— В Инор-Пиввне. — Он сел, подбирая под себя ноги и поправляя волосы, налезающие на глаза. — Но я еще раз повторяю, спросите Моргейн сами о ее делах, а никак не ее слугу.

Рох медленно кивнул.

— У меня просто есть кое-какие мысли, и мне кажется, что она до сих пор не отказалась от тех целей, которые у нее были и раньше. Она будет твоей смертью, нхи Вейни. Но ты уже знаешь об этом и сам. Забирай ее отсюда как можно скорее, как только настанет утро. Мы уже чувствуем дыхание Лифа около наших границ. К нам уже поступили сообщения. Уже начали погибать люди. Лилл попытается ее остановить, если сможет. Но, с другой стороны, есть предел, до которого мы можем дойти, рискуя жизнями наших людей.

Вейни пристально посмотрел в карие глаза своего собеседника и почувствовал неудобство: первый раз человек разговаривал с ним так, как будто он по-прежнему принадлежал к воинам знатного рода. Это было похоже на то, что Рох хотел как-то оправдаться перед ним за произошедшее и намекал на родственные отношения между ними. Он глубоко вздохнул и продолжил разговор.

— А что ты сам знаешь о Лилле? — спросил он в свою очередь Роха. — Он действительно кайя?

— Жил-был кайя Лилл, — заговорил Рох. — И наш Лилл был очень хорошим человеком, пока не стал советником в Лифе. — Рох посмотрел вниз, на камни, и по лицу его скользнула усмешка. — Я не знаю точно, но были слухи, что в Лифе он стал кваджлином. Говорили, будто он, подобно Фаю из Хеймура, очень старый человек. Но что я могу сказать определенно, так это то, что он самый могущественный человек в Лифе. Да ты и сам знаешь это. Временами он превращается в тихого врага, и тогда странные звери приходят в наши леса. Лилл, видимо, не имел желания накликать чуму ни на наши, ни на их земли, и не менее усердно очищает свой лес от этой нечисти. Но то, что у нас находится Моргейн, никак не улучшает отношений между Лифом и нами.

— Пожалуй, я поверю твоему рассказу и этим слухам, — сказал наконец Вейни. Холодок уже добрался до его желудка, когда он мысленно вернулся на берег озера.

— А я не верил до сегодняшней ночи, пока она не пришла сюда, — сказал Рох. — Послушай, ведь ты почти мой брат, и мне жаль тебя. Сколько времени ты еще будешь служить у нее?

— Мой год еще только начался, — сказал Вейни. — И между ними установилось молчаливое согласие, что этот год будет последним годом. — Это сопровождалось печальным покачиванием головы Роха.

— Если случится так, — сказал Рох, — если случится так, что ты будешь свободным, то возвращайся сюда, в Кайя.

И прежде чем Вейни смог ответить что-нибудь, Рох исчез в дальнем коридоре, который вел куда-то вглубь перенаселенного, похожего на крольчатник дворца.

Он был почти шокирован тем, что услышал, потому что никогда даже и не мечтал получить от Кайя приглашение вернуться в их род.

Но в этом была и определенная жестокость. Он может умереть гораздо раньше, чем кончится этот год. Моргейн смертельно опасна из-за своих малопонятных ему целей, а он должен постоянно следовать за ней, потому что у него нет выбора. Еще минуту назад у него не было такой исключительно важной для него надежды.

И вот только сейчас она появилась. Он оглядел зал, может быть, самый странный из всех, какие можно встретить в Эндар-Карш. Здесь во всем чувствовалась жизнь.

Женщины, дети, честь.

Но все эти понятия, окружающие здесь людей и заполняющие их жизнь, тем не менее не имели к нему никакого отношения и не могли иметь. Он повернулся и, обхватив колени руками, долго смотрел на огонь. Если даже она умрет, что вероятно и имел в виду Рох, Вейни все равно продолжит свой путь, чтобы разрушить Хеймур.

И если так случится, то ты будешь свободен.

Но он помнил, что за всю историю человечества Хеймур еще ни разу не пал.

6

Казалось, что все кайя вновь вернулись утром, чтобы увидеть их отъезд. Они были почти такими же молчаливыми, как и при их появлении здесь вчерашним днем. Казалось, что ощущения вражды исчезли из их отношений теперь, когда Рох сам проводил их к лошадям и сам помог Моргейн сесть в седло.

Он поклонился с еще большей учтивостью, когда она была уже в седле, и сказал достаточно громко, чтобы могли слышать все собравшиеся.

— Мы будем все время следить, не преследует ли вас кто-нибудь, пока вы будете на территории Кайя. Но и вы должны помнить о нашей безопасности, леди.

Моргейн поклонилась в седле.

— Мы благодарны вам, кайя Рох, вам и вашим людям. Мы никогда не спали так крепко и так спокойно, как под вашей крышей. Мир вашему дому, кайя Рох.

И с этим она направилась к дороге, и Вейни проследовал за ней сквозь толпу приглушенно переговаривающихся людей. И вновь, как и при их появлении, дети кайя сопровождали их словно эскорт, стараясь бежать рядом с лошадьми и не обращая внимания на замечания взрослых о приличиях в поведении. В их глазах было первозданное восхищение от того, что они были свидетелями живой легенды, могли ощущать, как давние дни неожиданно ворвались в новую жизнь. Те самые дни, затянутые дымкой веков, о которых они слышали в песнях и балладах. Казалось, что они не боятся ее и не питают к ней ненависти, а просто с детской непосредственностью воспринимают это величайшее чудо, созданное исключительно для их собственного блага.