Последняя битва (с иллюстрациями), стр. 14

– Привет и тебе, Остроглаз, – ответил Тириан. – Посколь­ку ты называешь меня королем, я понимаю, что ты не при­спешник Обезьяна и его фальшивого Аслана. Я рад твоему появлению.

– Сир, – сказал орел, – когда вы услышите новости, вы будете сожалеть о моем появлении, как ни о чем еще не со­жалели в жизни.

Сердце Тириана, казалось, перестало биться при этих словах. Он сжал зубы и промолвил: «Продолжай».

– Две картины я видел, – начал Остроглаз, – одна – Кэр-Паравел, полный мертвых нарнийцев и живых тархистанцев, знамя Тисрока, развевающееся над башенными стена­ми, и ваши подданные, бегущие из города в леса. Кэр-Паравел был взят с моря. Позапрошлой ночью двадцать огром­ных кораблей из Тархистана подошли к берегу.

Никто не промолвил ни слова.

– И другая картина; в пяти милях от Кэр-Паравела, бли­же сюда, лежит мертвый Рунвит, кентавр, с тархистанской стрелой в боку. Я был с ним в его последний час, и он дал мне поручение к вашему величеству – напомнить, что миры приходят к концу, а благородная смерть – это сокровище, и каждый достаточно богат, чтобы купить его.

– Так, – сказал король после долгого молчания, – Нарнии больше нет.

Глава 9.

ВЕЛИКОЕ СОБРАНИЕ У ХЛЕВА

Долгое время они не могли ни говорить, ни даже плакать. Затем единорог ударил копытом о землю, тряхнул гривой и заговорил:

– Сир, теперь нет нужды советоваться. Ясно, что планы Обезьяна были серьезнее, чем мы думали. Без сомнения, он долгое время был в секретных сношениях с Тисроком, и, как только нашел львиную шкуру, сообщил Тисроку, что пора готовить корабли для завоевания Кэр-Паравела и всей Нарнии. Теперь нам семерым осталось только вернуться на­зад к Хлеву, рассказать правду и принять судьбу, которую Аслан посылает нам. И если каким-то чудом мы победим три десятка тархистанцев, пришедших с Обезьяном, мы по­вернем обратно и умрем в битве с огромным войском, кото­рое вскоре придет сюда от Кэр-Паравела.

Тириан кивнул, повернулся к детям и сказал:

– Теперь, друзья, вам настало время вернуться в ваш соб­ственный мир. Несомненно, вы сделали все, для чего были посланы.

– Но… мы не сделали ничего, – ответила Джил, дрожа, но не от страха, а потому, что все вокруг было так ужасно.

– Ну, – возразил король, – вы освободили меня, ты сколь­зила передо мной, как змея, в лесу прошлой ночью и захва­тила Недотепу, а ты, Юстэс, убил тархистанца. Вы слиш­ком молоды, чтобы разделить с нами, сегодня ночью или несколько дней спустя, нашу кровавую кончину. Я умоляю вас, нет, я приказываю вернуться в ваш собственный мир. Мне будет стыдно, если я позволю таким юным воинам пасть в битве за меня.

– Нет, нет, нет, – сказала Джил (она была очень бледна, когда Тириан начал говорить, потом внезапно покраснела и снова побледнела), – мы не должны, все равно, чтобы ты ни говорил. Мы останемся с тобой, что бы ни случилось, не так ли, Юстэс?

– Да, но нет нужды даже обсуждать это, – заявил Юстэс, засунув руки в карманы (и забыв, как странно это выгля­дит, когда ты в кольчуге), – потому что, понимаете ли, у нас нет выбора. Что толку говорить о возвращении назад! Как мы вернемся? Мы не знаем магии, нужной для этого.

Это был прекрасный довод, но в тот момент Джил ненавидела Юстэса за то, что он сказал об этом. Он говорил как-то ужасно сухо, когда другие были так взволнованы.

Когда Тириан понял, что двое пришельцев не могут по­пасть домой (если только Аслан не перенесет их), то решил, что они должны пересечь Южные горы и пойти в Орландию, где смогут быть в безопасности. Но они не знали доро­ги, и некого было послать с ними. Кроме того, как сказал Поджин, раз тархистанцы захватили Нарнию, они наверня­ка возьмут через неделю и Орландию. Тисрок всегда хотел владеть северными землями. Юстэс и Джил так сильно умо­ляли короля, что в конце концов он согласился, чтобы они пошли с ним и попытали счастья, или, как он более благо­разумно выразился, «приняли судьбу, которую Аслан посы­лает им».

Первое, что пришло в голову королю – не возвращаться к Хлеву (им становилось нехорошо даже от самого этого сло­ва), пока не стемнеет. А гном сказал, что если они придут туда днем, то, возможно, не найдут там никого, кроме тархистанского часового. Животные были слишком напуганы тем, что Хитр (и Рыжий) говорили о гневе Аслана – или Ташлана – и не решались приблизиться к этому месту до того, как их позовут на ужасную полночную встречу. А тархистанцы никогда не чувствовали себя уверенными в ле­су. Поджин думал, что при дневном свете им будет легче подойти к Хлеву незамеченными. Ночью, когда Обезьян со­берет зверей, а тархистанцы будут на дежурстве, это сде­лать сложнее. До того, как звери соберутся, Недотепу мож­но оставить за стеной Хлева – пока он не понадобится. Это действительно была отличная идея, возможность устроить нарнийцам сюрприз.

Все согласились с этим и пошли в новом направлении – на северо-запад – к ненавистному холму. Орел иногда летел над ними, иногда садился на спину ослику. Но никто – даже король, кроме как в смертельной опасности – и не мечтал о том, чтобы ехать верхом на единороге.

Джил и Юстэс шли рядом. Когда они умоляли, чтобы им разрешили остаться со всеми, они чувствовали себя очень храбрыми, но теперь их храбрость куда-то подевалась.

– Поул, – шепотом признес Юстэс, – я могу сказать тебе, что я боюсь.

– Ну, у тебя все в порядке, Вред, – сказала Джил, – ты можешь сражаться. Но я… я трясусь как в лихорадке, если ты хочешь знать правду.

– О, лихорадка – это еще ничего, – возразил Юстэс, – я чувствую себя совершенно больным.

– Ради Бога, давай не говорить об этом, – промолвила Джил, и минуту-другую они шли в молчании.

– Поул, – сказал Юстэс наконец.

– Что? – спросила она.

– А что случится с нами, если нас убьют здесь?

– Ну, мы умрем, я думаю.

– Нет, я спрашиваю, что случится в нашем мире? Может быть, мы очнемся и обнаружим, что мы снова в поезде? Или исчезнем, и никто о нас больше не услышит? Или мы умрем в Англии?

– Тише. Я никогда не думала об этом.

– Вот удивятся Питер и остальные, если увидят меня ма­шущим из окна, а затем, когда поезд подойдет, нас нигде не найдут! Или они найдут два… я имею в виду, если мы ум­рем там, в Англии.

– Что за ужасная мысль, – воскликнула Джил.

– Это не должно нас ужасать, – сказал Юстэс. – Нас там не будет.

– Мне хотелось бы… нет… хотя…

– Что ты хотела сказать?

– Я хотела сказать, что хорошо бы мы никогда не попа­дали сюда. Но я так не думаю, нет, нет. Даже если мы бу­дем убиты. Я предпочитаю погибнуть в битве за Нарнию, чем вырасти и стать старой и глупой и чтоб меня возили в кресле на колесиках и чтоб я потом все равно умерла.

– Или разбиться на Британской железной дороге!

– Почему ты сказал об этом?

– Когда мы переносились в Нарнию, и нас так сильно толкнуло, я подумал, что это железнодорожное крушение. А когда обнаружил, что мы вместо этого попали сюда, страшно обрадовался.

Пока Юстэс и Джил разговаривали, другие обсуждали планы и понемногу приободрились. Теперь они думали, как действовать этой ночью, и мысли о том, что случилось с Нарнией, о том, что все ее победы и радости позади, ото­шли на второй план. Если бы они замолчали, мысли эти вернулись бы и они снова стали бы несчастны, но они про­должали разговаривать. Поджин на самом деле радостно предвкушал предстоящую ночную работу. Он был уверен, что кабан и медведь, а может быть и все псы будут на их стороне. И он никак не мог поверить, что все остальные гномы пойдут за Гриффлом. То, что битва будет при свете костра и среди деревьев может помочь слабой стороне. И ес­ли они победят сегодня, надо ли будет бросаться навстречу главным тархистанским силам?

Почему бы не укрыться в лесах или даже на Западной Равнине, за Великим Водопадом, и не жить там изгнанни­ками? Постепенно они будут становиться все сильнее и сильнее, к ним присоединятся говорящие звери и жители Орландии и, наконец, они выйдут из укрытия и прогонят тархистанцев (которые будут становиться все более безза­ботными) из своей страны, и Нарния возродится. А потом будет что-то похожее на то, что случилось во времена коро­ля Мираза.