Мышеловка для кота (СИ), стр. 51
— С тех самых.
— Тогда пойдем! — И рванул к подъезду, на ходу пытаясь выудить ключи из пиджака. Удачно. Выудил. В дверь почти вбежали. И — в том же темпе — рванули по лестнице наверх. Каблуки на этот раз, что странно, не мешали…
На каком-то пролёте он остановился, вдруг, я чуть не врезалась в спину. Хитро глянул…
— Иди первая!
— Вспомнил о правилах приличия?
— Нет. — Правдивость ответа тут же подтвердилась: на мои ягодицы улеглись две горячие мужские руки. — Просто подумал, что давно хотел так сделать…
— Кирилл. Ты так и будешь лапать меня в подъезде? Больше нигде нельзя?
— Можно. Только вот… зачем откладывать? Давай, вперед, нам осталась лишь пара пролетов.
Они были самыми длинными в моей жизни, эти пролеты. Через ступеньку он меня придерживал, чтобы не бежала.
А идти-то было — до третьего этажа…
Кир показывал чудеса ловкости, одновременно проворачивая ключи в замке и вжимая меня в дверь, гладя все доступные рукам места, и еще целуясь. Дверь была открыта, ключи повисли в ней, а мы забыли, зачем, вообще, она нам понадобилась…
Опомниться заставил звук шагов на лестнице. Меня вжало в ту же дверь, но с противоположной стороны…
Пиджак потерялся тут же. А Кир доказывал свое мастерство в раздевании женщин не глядя. Мелкие пуговки блузки не создали никакой преграды, сама она — тоже. Лишь рукава немного помешали, пришлось выпутываться. Одна его ладонь улеглась на грудь, порадовав нас обоих. Мой стон был приглушен его довольным урчанием…
Пока я увлеченно осознавала, что делает одна рука, вторая, таки, забралась под юбку и неспешно, мучительно, заставляя звенеть все нервные окончания, начала двигаться вверх… От этого движения все мышцы напряглись, а потом обмякли…
— Кир, меня ноги не держат, хватит…
Он, словно очнувшись, уставился горящим взглядом…
— Ноги? — Очень заинтересованно. А потом, как будто спохватился… — Как же я мог забыть?
Присел…
— Лизка… Обожаю твои коленки… Особенно — когда они голые… Весь день же смотрел…
Думала, что смущаться более — невозможно… Ошибалась. Когда он начал их нацеловывать, а потом — выше… дальше… Даже зажмурилась. А потом смущение прошло, и я уже плавилась, и сползала вниз по стеночке…
Туфли, слава богам, остались в прихожей. Все остальное потеряли по дороге к спальне. Наверное, это была спальня… Кровать широкая и удобная. Больше ничего не запомнила.
Кир — наглый, бессовестный, возмутительный развратник. Но как же сладко он совращал, так настойчиво и так уверенно, не стесняясь выражать словами, все, что хотел и о чем думал… И, как будто впервые, забыв о прежнем опыте, ощущала себя невинной и желанной дурочкой…
Он рассказывал сказку о том, как нестерпимо хочется всю меня съесть, но приходится смаковать, по кусочкам лакомиться, чтобы не сгореть…
И я верила, и таяла под его руками, и горела в ответ, желая вернуть сторицей его желание… Никогда раньше мне не хотелось так же подробно изучать тело мужчины, уже вдоль и поперек изучившего моё…
Его кожа, такая гладкая и такая влажная… И такая горячая и сильная шея, пока её всю распробуешь-расцелуешь… Сходила с ума и мурлыкала, как дорвавшаяся до ласки бездомная кошка… Кир отрывал меня от себя, смеялся, перехватывал руки… И не мог оторваться сам…
А потом он замер. Я даже не сразу поняла, к чему заминка. Пришлось открыть глаза и разобраться…
Кир смотрел на меня, напряженно, почти в упор, нависая сверху. Протянула руки, чтобы прижать к себе — отстранился слегка. На мое возмущенное хныканье — ухмыльнулся. Легким движением скользнул, телом по телу, заставляя дрожать в предвкушении… Снова завис… Да сколько можно-то?!!
— Да, Лиз? — Напряженно, серьезно, выжидающе…
— Что "да"?! — Возмущенно, обиженно, требовательно…
— Ты хочешь? — Все тем же тоном. Без тени усмешки…
— Идиот. Да! Конечно же! Я должна попросить? — Убить хотелось.
— Не нужно.
Всего одно движение — и захотелось умереть. От невыносимой яркости того, что он со мной делал. От мощи ощущений, почти на грани боли, от того, что безумно хотелось прекратить, и еще больше — чтобы не останавливался, никогда.
А он, мне кажется, просил прощения. За прошлый раз, и еще за что-то… А в перерывах шептал, какая я нежная и сладкая… это я-то…
А я рассказывала, какой он… сильный, и большой, и красивый, и вообще — самый лучший и замечательный… вот хотелось мне об этом сказать… Перед тем, как выпасть из реальности, задыхаясь от острого наслаждения, можно многое себе позволить…
А потом он жарил яичницу с беконом, потому что в холодильнике не было больше ничего, а я пила вино, закусывая каким-то сухим печеньем — единственным, что в шкафу нашлось… Очень удобно было сидеть на диванчике, с ногами, любоваться красивой спиной и подтянутой задницей, даже сквозь штаны — шикарной, и делать вид, что кутаюсь в его рубашку… Чтобы не заметил, что втягиваю в себя еле заметный аромат его одеколона… Заметил. Глаза прищурились, загорелись… Яичница так и осталась нетронутой…
Глава 8
Назойливое солнце щекотало веки, заставляя жмуриться. Потом щекотные прикосновения переползли на переносицу, щеки, губы… Пришлось прятаться под одеяло. Касания продолжились на плечах, груди, животе…
Стоп. Что-то здесь не так. Я целиком и полностью замоталась в одеяльный кокон. Как оно меня там достало?
Сон слетел, как будто и не было. Черт. Я снова встречаю утро не у себя в постели…
— Лиз, не притворяйся. Знаю же, что не спишь. — Теперь его руки и губы забродили по всему телу, не скрываясь. И не скрывая намерений. Не платонических, нисколько…
Я, конечно же, поступила крайне умно, логично и рассудительно: уткнулась лицом в подушку, одеяло еще глубже надвинула и… закрыла посильнее глаза. В детстве, иногда, это помогало спастись от страхов.
Этот конкретный страх не впечатлился. Нет, конечно же, он не стал меня выпутывать, из кокона доставать… Оголил мне ноги, задницу, спину, плечи… Я ж не подумала, что все края нужно прижать… Ну, и спрашивается, как долго можно выдержать, когда тебя целуют в самое чувствительное место под лопатками? А мест таких, оказывается, дофига. Я и о десятой части не догадывалась… Или все дело в том, КАК он это делает? Легко, почти невесомо… Сначала зависнет, согреет дыханием, заставив ждать и вздрагивать, и лишь потом прикасается сухими губами, ласково так…Блин. Еще не проснулась, как следует, а уже начинаю плавиться…
— Кир, отстань. Я еще поспать хочу. — Хватило разума хотя бы попытаться притормозить. И — контрольный выстрел, должен подействовать. — У меня похмелье…
Выстрел ушел "в молоко". Не поверил.
— Да брось ты, Лиз… Не смеши, мы с тобой весь алкоголь давно уже усвоили, переработали и вывели из организма. Обмен веществ ускорен при высоких физических нагрузках. — Вот как он умудряется так спокойно обсуждать все, что ночью творили… — И спать некогда. Мы с тобой столько времени упустили…
Вкрадчивый шепот намекал на то, что он предвкушает продолжение. Даже не видя его, представила, как жмурится, словно сытый, довольный кот. А я не дичь, между прочим-то…
— Отвернись. Я стесняюсь. У меня косметика вся размазана…
И, конечно же, он сделал все с точностью до наоборот: поймал момент и перевернул меня на спину. Навис, разглядывая лицо, очень внимательно.
И улыбался. Так ласково, что как-то нездорово защемило в груди. Грудной невроз, не иначе. Чему там еще щемить?
А потом протянул руку и провел большим пальцем по щеке, словно что-то стирая под глазом. Потом под вторым.
— Все. Теперь ты снова прекрасна. Можешь не стесняться больше…
Более беззащитной я не была, наверное, даже в момент рождения. Там хоть мама рядом была, да акушеры. А здесь и сейчас… Кто мог меня защитить от этой обезоруживающей ласки и внимания?
Сердце уже трепыхалось, будто каждый перестук — последний. А я до жути боялась того, что вот прямо сейчас провалюсь в бездну. Вчера-то, оказывается, вовсе и не бездна была… Так, ямочка…