Мышеловка для кота (СИ), стр. 100
— Так я тебе и поверил. — Чмокнул в нос. — Когда, интересно, такое было, чтобы Лизавету свет Андреевну волновали мои обиды? — Легкой горечью отдавал этот вопрос. А Кирилл уже тянул меня за руку, в неизвестном направлении.
— Погоди! Не наговаривай! — Затормозила, упираясь в землю пятками. — Я всегда переживаю, чтобы зря тебя не обидеть! Нечего делать из меня стерву!
— Ну, вот видишь, сама во всем и призналась. Ты очень даже ко мне неравнодушна. А теперь пойдем. — И потянул куда-то дальше.
Я еще упиралась, и даже пыталась оспорить его идею, доказать, что вообще не люблю обижать людей…. Кир только хмыкал и улыбался. Потом взял меня на руки и поволок, со словами, что это самый быстрый способ…
Принес меня в какое-то помещение, похожее на флигель, освещенное только светом поднимающейся луны, да отблесками почти потухшего заката.
В полумраке виделись очертания комнаты, почти без мебели. Только светлые занавеси на окнах, небольшой столик, диван и пара кресел…
Непохоже, что жилое, но и пыльным запустением здесь не пахло.
— Кир, куда ты меня привел? И зачем, собственно?
— Здесь нас никто не найдет. Надоели все эти родственники…
— А что, мама твоя об этом месте не знает?
— Знает. Но никого сюда не приведет…
Глава 16
Странное дело, но во мне, вдруг, проснулась романтика… Ну, если под романтикой понимать холодеющие руки, пересыхающие губы и колени, которые ни черта тебя не держат. А. Еще в голове — полная каша и неумение с мыслями совладать. Мозг, обычно меня поддерживающий в такие моменты, не позволяющий растечься лужицей, мило улыбнулся, помахал ручкой и устебал куда-то восвояси…
А я осталась, вся такая из себя романтичная, глупо хлопать глазами. Благо, тушь подвернулась хорошая, и хлопки ресниц просто физически ощущались… Жаль, что Кир этого великолепия в темноте не видел…
Он, так-то, не сильно и вглядывался. Кир меня зажимал и откровенно облапывал. Хотя… Что уж врать-то самой себе?
В нем тоже проснулось нечто… Или всегда было, а я раньше не замечала?
Невыносимая до дрожи нежность в руках. От которой заходилось сердце и прерывалось дыхание. И почти беззвучный шепот, который скорее угадывался дыханием на коже. О том, как он безумно по мне соскучился, и как хочет, чтобы я прекратила прятатьсяи сбегать, и побыстрее уже к нему переезжала…
А мне бы и ответить сейчас, нечто умное и, как всегда, едкое, да не получалось. Выходило только сипеть, севшим от напряжения голосом, да выдавливать непослушными губами, что никуда я не собираюсь бежать, и не нужно мне вовсе прятаться. И что просто категорически нужно, чтобы Кир меня поцеловал… и обнял… да, вот так… и можно еще сильнее… и совсем не хватает воздуха, потому, что одежда мешает…
Кир смеялся, что эта футболка физически не способна мешать дыханию, но это все было несерьезно, потому что он очень быстро ее снял…
Совершенно, абсолютно, вовсе не полегчало. Потому как голая кожа отвратительно прикасается к ткани. Неимоверно жесткой. Будто дерюга была на Кирилле натянута. Он как-то меня понял, без слов, только по требовательному хныканью.
Я, между прочим, слова почти все в тот момент потеряла. Вместе с мозгом. Остались какие-то жалкие "пожалуйста", "быстрее" и "еще"… И мне их ВПОЛНЕ хватало. Кирилл все понял. И даже предугадывал какие-то желания. Или они у нас так совпали, абсолютно…
Будто в волшебном танце, под неслышимую мелодию, совпадали движения, в такт поднимались и опускались руки, и ноги переплетались, ничуть не мешая друг другу… Это звучит красиво, и кажется долгим. А по факту, мы добрались до горизонтальной поверхности, то есть, до дивана, упали на него, раздеваясь в падении, за какие-то пол-минуты.
Выдохнули, потому как приземление вышло жестким, а затем снова забылись, жалея, что потратили секунду на этот выдох.
Я все так же стремилась вобрать и забрать как можно больше прикосновений, а Кирилл, отчего-то, вдруг начал медлить…
— Ммм? — Это нужно было понять как возмущение, когда он придержал мне руки, заводя над головой…
— Лиза… — Искушающим шепотом, от которого сердце зашлось еще больше. — Не торопись. Мы теперь никуда не денемся друг от друга…
— И что? — Запястья вывернулись из плена его рук, пальцы тут же пошли оглаживать сильные плечи… Господи, никогда не устану касаться его кожи…
— Можно чуть медленнее. Посмаковать, распробовать… У нас же тобой каждый раз был как первый и как последний, одновременно…
— Потом, Кир, потом. Лет через пять. А сейчас некогда.
— Лизка… я тебе говорил, что люблю за непосредственность? — И поцелуй в губы. Чересчур томительный.
Воздух снова выбило.
— Ты вообще мне мало об этом говорил…
— Ты бы раньше поверила? — Самая невозможная ласка, оказывается, это когда он трется своею щекой о мою. Слишком…. трепетная… и чересчур интимная…
— Я и сейчас не верю…
— А так? — И первое, такое желанное и такое нежданное вторжение плоти в мою. От которой глаза распахнулись. А потом закрылись. Такое томное блаженство…
— Так… да… больше похоже на правду…
— Лиз… ты почему такая вредная? — И еще одно движение. Такое же долгое, и такое пронзительное по ощущениям. Не только для меня. Голос Кира тоже срывался. — И себя мучаешь, и меня… Извелся уже играть в догонялки…
— Не зна… аааххх… Кир, давай, поговорим позже? — И ногти впиваются в кожу, пытаясь его ускорить.
— Сейчас. Любишь же меня, да? Скажи еще раз. — Прерывистый шепот прямо в ушную раковину, возбуждающе-щекочущий, и зубы прихватывают мочку… Хотя, казалось, дальше некуда возбуждаться.
— Да. — Думала, этого будет достаточно. Прогадала. Он остановился и настоял. — Люблю. Очень. Только… пожалуйста…
— И никуда не денешься?
— Да меня уже саму достало метаться!!! — Извивалась уже всем телом, стараясь прижаться еще плотнее. — Кир, прекрати болтать уже! Я сейчас умру, честно.
— И замуж выйдешь, не передумаешь? — Вообще остановился. Заставляя практически в голос разочарованно стонать.
— Да. Выйду. Нет. Не передумаю.
После этого закончилось и его терпение. Таким еще Кир себя не показывал. Меня затопило нежностью, сдобренной жгучим желанием, когда руки (его руки, замечу) дрожат, а голос срывается, и поцелуи жадные рассыпаются по телу, перемежаемые легкими укусами. И от того, как хрипло срывалось его дыхание, хотелось громко кричать… В чем я себе, в общем-то, и не отказывала…
Где-то на задворках сознания мелькнула мысль, что так сильно шуметь нельзя: все же, Кириллова родня может бродить поблизости. Вдруг, что-нибудь не то подумают? Вернее, подумают все верно, люди-то взрослые, но мне от этого не легче…
Но Кир, заметив, что я затихаю, прибавил темп и старания, и здравая мысль унеслась восвояси. Ни следа за собой не оставила…
Мне раньше казалось, что с этим мужчиной уже пройдены все грани удовольствия, и лучше просто не бывает. Полная ерунда!!!
То, что Кирилл сейчас вытворял с моим телом — ласками, не шло ни в какое сравнение с тем, что он делал с душой — словами, нежным шепотом, какими-то дурацкими, смешными и милыми признаниями. Выворачивал наизнанку, вытряхивал из всех закоулков запрятанную нежность, заставлял быть с ним другой: не колючей и жесткой, а мягкой, податливой..
И мне это нравилось, черт возьми! Пусть и было слегка непривычно и странно…
А потом… Потом стало неважно, как громко и как страстно мы шумим…. Раздался жуткий треск и скрежет, падение в волшебную нирвану внезапно прекратилось, и началось падение физическое. Ножки у дивана подломились. Эта нежная изящная кушетка не выдержала нашего совместного веса и активности.
Мы какое-то время молчали, внимательно глядя друг другу в глаза и осознавая случившееся. Кирилл повис надо мной на полусогнутых локтях, пытаясь параллельно меня ощупывать и осматривать….
— Ты как, Лиз? — Впервые, по-моему, в голосе самоуверенного Янкевича сквозил испуг. И, кажется, испугался он за мое здоровье….