Нижние Земли (СИ), стр. 73

Маку было хуже, но он хотя бы был без сознания. Все и так понимали, что куда хуже ему будет, когда он придет в себя и узнает о смерти Макса, бывшего ему лучшим другом. И Касперу было от этого больно, и Коту, и Матсу, но все они понимали, почему так произошло. И так же понимали, что Мак не сможет этого принять.

Санитары внесли Макса, укрытого черным.

Оборотни-медведи заглянули в еще открытую дверь, коротко попрощались и отправились своей дорогой. Матс вошел последним, закрыв за собой дверцу – и машина тронулась, удивительно плавно скользя по мостовой.

Он держал перед собой телефон, на котором светилось имя Леджервуда. Выдержав небольшую паузу, чтобы собраться с мыслями, он ответил:

– Да, Марк, – в его голосе не было ни эмоций, ни обиды – он звонил, наверное, раз двадцать, пока добирался до города, но ни разу Марк не взял трубку.

– Это не Марк, – ответил знакомый голос. – Матс, это Агнешка.

– Да, Агнешка, – покорно поправился Матс.

– Я хотела сказать, что Марк бросил все и умчался куда-то. С ним этот Кристенсен, который вампир, и Элис. И комиссар. Я надеюсь, ничего не случилось срочного?

Матс удивленно посмотрел на телефон, как будто это он сморозил глупость и просто ответил:

– Да.

– Тогда до встречи, Матс. Мне тут Ларс перезванивает, – тихо сказала Агнешка и отключилась.

Кот осторожно коснулся его плеча. Матс покачал головой.

– Ты меня ненавидишь? – негромко спросил Кот.

– Нет, – ответил Матс и ожесточенно потер глаза рукавом своего свитера, похожего на кольчугу.

Часть 7. И никого не стало

Коробки от пиццы давно уже создавали угрозу. Они громоздились друг на друге еще, наверное, с прошлого года, иногда между ними попадались тарелки. В самом низу, как черепаха в концепции плоской Земли, стояла миска с недоеденными чипсами. И только современные методы обработки картошки не позволяли чипсам обрести новую жизнь.

Ранним утром крушение плоского мира все-таки случилось – по полу загрохотали тарелки, заставив Марка подскочить на кровати. От неожиданности Марк открыл оба глаза, вынырнув из нервного сна. Уже светало, и квартира (точнее, видимая Марку часть комнаты) напоминала поле неравного боя человека и греха обжорства: коробки от пиццы, выпавшие из них объедки, разбитая тарелка, высыпавшиеся чипсы. Предполагалось, что человек этот бой проиграл.

Но Марк-то не был человеком.

Снова уснуть не получилось, хотя Марк полежал и на одном боку, и на другом, и на животе, посчитал и овец, и волков, и даже звезды на небе, под которым они скакали, пересчитал. Отчаявшись, Марк встал, включил кофеварку и отправился в душ.

Раньше в это время он в лучшем случае возвращался домой из бара, часто не один. Сейчас на поиски приключений не было времени – по ночам Марк или куковал в децернате, или спал без задних лап, отсыпаясь перед новым трудовым подвигом. По барам, алкоголю и случайным связям Марк, однако, не скучал. Работа, маньяки, питающиеся магами, вампиры, питающиеся оборотнями, ритуальные убийства, внезапно уплотившиеся призраки – все это и без того достаточно будоражило кровь. Конечно, сказывалось и отсутствие Тео – тот был единственным, кто мог принять волевое решение закончить работать и разогнать оборотней по домам. Руже, которая, будучи комиссаром, имела право поступить так же, банально не хватало авторитета. Впрочем, и сама она относилась к тем работникам, которым не помешал бы хороший пинок в сторону дома.

В Маардаме наступили неспокойные времена, а в отдельно взятом Третьем децернате – еще и анархия. Рассудительности и спокойствия Тео чертовски не хватало.

Марк поскреб трехдневную щетину, глядя на себя в зеркало, но так и не придумал причины побриться. Зато причин не бриться была масса – и то, что так сейчас модно, и «все равно на тебя никто не смотрит», и «я оборотень или вампир?», но главной, конечно, оставалась лень. Зеркало, с которого Марк ладонью стер конденсат, чтобы рассмотреть себя, снова запотело. Махнув рукой на эстетику и правила приличия, Марк натянул на еще влажное тело мятую футболку с геометрическим рисунком и влез в джинсы. Джинсы были черными, футболка была ярко-красной, кеды, в которых Марк собирался пойти на работу, вообще черно-желтые, с логотипом местного футбольного клуба. Марк, как и все урожденные оборотни, не очень хорошо различал цвета, а потому ему было совершенно наплевать, как они там сочетаются между собой.

Это очень веселило обращенных оборотней, которые сохраняли способность различать цвета даже после укуса. А Бернар, например, после обращения сохранил и отменное чувство стиля, и только врожденная интеллигентность не позволяла ему в пух и прах разнести гардероб обера. Ну, и некое подобие субординации.

У кофе был мерзкий привкус пережаренных зерен, но Марк выпил его, практически не обратив внимания ни на вкус, ни на то, как саднят обожженные горло и губы. Невероятным титаническим усилием воли вымыв кружку сразу же, а не отложив ее до возвращения домой, которое могло состояться даже не на этой неделе, Марк пошел собирать коробки из-под пиццы. Нашедший на него дух убийства мусора требовал убрать все и немедленно, но Марк был сильнее: собрал в пакет обглоданные куски пиццы, чипсы и чьи-то кости и выставил его вместе с коробками к выходу. Предполагалось, что Марк заберет их, чтобы выкинуть в сортировочные баки возле дома. Но шанс, что он не забудет об этом, стремился к минус бесконечности.

Несмотря на наведенный порядок, комната не выглядела убранной или хотя бы обжитой. Скорее, создавалось ощущение, что здесь иногда обитает десяток социально не обеспеченных граждан, которые наводят беспорядок, а затем уходят, не заботясь о том, чтобы прибраться.

В целом, оборотни не были чистюлями. Марк особенно, Ларс от него не отставал. Бернар был единственным, кто держал свою квартиру в полном порядке (считалось, что это все благодаря Эрике и Риккерту, а не каким-либо личным качества Бернара). В комнате Агнешки, которую она снимала, тоже было достаточно прибрано, но очень пыльно. Как будто Агнешка один раз расставила все по своим местам, а затем ни разу не прикасалась ни к книгам, ни к полкам, ни к шторам.

Марк вышел из дома, как только, по его предположениям, начали ходить первые трамваи и автобусы. Дул легкий ветер, погода была прохладная, но уже чувствовалась подступающая духота, от которой было тяжело дышать.

Вынести мусор он, естественно, забыл.

В децернате в это время должны были быть только ночные дежурные и Джейк, который все так же дневал и ночевал в здании, даже став небесплотным. Не сказать, что это сильно что-то изменило, разве что техникам больше не приходилось листать для него документы и крутить винты. Зато угроза получить от начальника не только ментальных, но и очень даже ощутимых подзатыльников подстегнула их работоспособность до невиданного уровня. Во всяком случае, именно такое впечатление у Марка создавалось всякий раз, когда он заглядывал в лабораторию: все бегали туда-сюда с чрезвычайно занятым видом, а Джейк восседал посреди этой суматохи с крайне мрачным лицом и рассказывал, насколько ему стыдно иметь в подчинении таких безмозглых идиотов и что если бы он не умер, то наверняка уволился бы.

Техники бегали, шуршали, усиленно работали и выдыхали, наверное, только в те минуты, когда Джейк уходил на перекур – теперь ему больше не требовалось тащить за собой кого-нибудь из курящих троек.

Марк вскинул руку от парковки, приветствуя Джейка, который как раз маячил в курилке.

– Отвратительно, – сообщил ему Джейк, мрачно затягиваясь.

Марк заулыбался от уха до уха.

– И тебе доброе утро, – радостно сказал он.

– Призраком я и то лучше чувствовал никотин, чем сейчас, – пожаловался Джейк.

– В этом есть и хорошая сторона, дружище, – Марк похлопал его по плечу. – По крайней мере, тебе не грозит умереть от рака.

– Умный ты какой, – ядовито сказал Джейк. – Я бы даже сказал – остро... умный.