Русалка, стр. 1

Кэролайн Дж. Черри

Русалка

( Славянские хроники (Русалка) 1)

1

Зима заметно отступала. Янтарные вечера и дневной туман постепенно съедали оставшийся снег, превращая его в бесчисленные лужи. Целый день с крыш и навесов соскальзывали и с глухим стуком падали в последние осевшие сугробы сверкающие сосульки.

Одна, особенно большая, все еще висела на крыше там, где около украшенного петухом крыльца, выходящего на запад, натекла огромная лужа. Где-то совсем рядом раздавался звук, похожий на потрескивание льда. Это тетка Иленка взбивала масло. В это самое время Петр Кочевиков, направив лошадь прямо на крыльцо, решил добраться до сосульки.

Саша Мисаров остановился и, не выпуская из рук полных ведер и затаив дыхание, наблюдал, как падает сосулька.

Лошадь, прогромыхав по деревянному настилу, чуть приостановилась перед мощеной бревнами дорожкой, увязая в грязи, как на грех, всеми четырьмя ногами, а потом ступила на бревна, заливая их грязью. Тут из кухни выскочила тетка Иленка и, размахивая ложкой, начала причитать, вспоминая все силы, начиная от Солнца на небе до великих князей и их наместников на земле.

— Петр! Петр! Ты только посмотри, что ты сделал с моим крыльцом и моим помостом! Ах, Боже мой…

Иленка увидела, что маслобойка упала, а молоко начинает подтекать на крыльцо, и тут же схватила стоявшую в углу метелку.

— Посмотри! Посмотри! — закричал кто-то из молодых парней. — Оглянись, Петька! Теперь тебе не миновать беды!

Метла засвистела в воздухе, Петр подхватил шапку и пригнулся в седле, направляя лошадь в сторону от дорожки, а вместе с ним и остальные хулиганы, среди которых почитай все были сыновья из богатых семей Воджвода.

Они с гиканьем и смехом развернули коней, чтобы поскакать назад, в оружейные залы.

Тетка Иленка загнала Петра в угол между конюшней, изгородью и баней, но ему удалось перемахнуть через стоявшие рядом банные скамьи, и он опять поскакал вдоль покрытой грязью дорожки, выворачивая бревна и обдавая свою преследовательницу с ног до головы грязью.

Вытаращив от неожиданности глаза, Иленка вновь было схватилась за метлу, чтобы возобновить атаку, но вся конная ватага уже опять мчалась по двору, разбрызгивая грязь и разбрасывая небольшие горсти монет.

— Это за маслобойку! — закричал Дмитрий. С очередным взмахом шапки в грязь посыпались новые монеты.

— А это за вино! — закричал Петр, едва не задев резного петуха на воротном столбе у конюшенного двора. Продолжая громко смеяться, он резко откинулся в седле, чтобы не удариться головой о ворота.

Последний комок грязи тяжело шлепнулся об забор, и хулиганы скрылись вдали.

Саша опустил на землю ведра и бросился выбирать из грязи серебро. Он протянул монеты Иленке, которая, к общему удивлению, на этот раз не обрадовалась деньгам.

— Хулиганье! — продолжала выкрикивать она, а затем изо всех сил ударила метлой у сашиных ног. — Прибери здесь все!

Как будто и в этом была его вина. Чаще всего во многом, что бы ни случалось в трактире «Петушок», виноват был именно он, Саша Мисаров. Вот и теперь он был виноват в очередной раз и в том, что разбилась маслобойка, доставшаяся Иленке еще от ее бабки, и что убежало масло, и что Петр Кочевиков и его распоясавшиеся собутыльники вытоптали лошадьми весь трактирный двор, и он стоял среди этого разбоя, словно круглый дурак. Хорошо еще, что Дмитрий Венедиков догадался хоть как-то уладить все на скорую руку, да тетка Иленка не съездила его метлой по-настоящему. А дядя Федор… Он наверняка скажет, после десяти лет терпеливого молчания:

— Зачем мы держим этого непутевого мальчишку?

Петр, тем временем, не чувствовал никакого огорчения по поводу произошедшего. Он был в меру пьян, под ним была добрая лошадь, которую он только вчера выиграл в кости, у него были друзья, и не простые, а со связями, вплоть до двора самого великого князя Микулы. Молодые девицы и женщины влюблялись в него до безумия, лишь только ловили его взгляд или слышали его постоянные остроты. Он был настоящим баловнем судьбы и уж едва ли помнил о таких человеческих недугах, как голод и бедность, и никогда не вспоминал о своих родственниках, которые и сами по много лет не встречались с ним, если не было нужды занять денег.

Он не был, как говорится, рожден для богатства, но по всему было видно, что он умел извлекать пользу из жизни. Он, казалось, не обладал врожденными манерами, но всегда имел запас остроумия и редкую способность к подражанию. Дети из знатных семей Воджвода вполне обоснованно считали, что Петр, по его собственным словам, служил противоядием от скуки и лекарством от чрезмерной серьезности.

Итак, вечер только начинался для веселой компании, которой удалось вполне благополучно покинуть «Петушок».

— Едем вместе с нами на постоялый двор, — сказал Василий.

— У меня есть другие дела, — чуть подмигнув ему, ответил Петр.

Василий всегда понимал его с полуслова и подмигнул ему в ответ, а простодушный или попросту глуповатый Иван спросил:

— Какие еще дела?

Тут Андрей и Василий уже не выдержали и, сорвав с головы шапки, принялись колотить его.

— Но ведь, вот какой мошенник, — сказал Дмитрий, — никак не соглашается назвать ее имя. Кто же это такая, кого наш Петр предпочитает игре в кости?

Тот лишь лукаво улыбнулся.

— Настоящий мужчина никогда не скажет этого, — заметил он и поскакал вдоль Торговых рядов. Ему еще нужно было успеть заменить свою лошадь и купить пригоршню леденцов…

Может быть, из-за теплой погоды, но так или иначе, старый Юришев закончил игру со своими почтенными приятелями очень рано. Это был тот самый вечер, когда очаровательная красавица Ирина, по уверениям ее служанки, должна была быть совсем одна.

Петр обошел дом кругом и, пройдя через калитку девичьего сада, взобрался на крышу бани, а оттуда перелез на лестницу, и по ней дошел до дверей, которые, как его уверяла все та же служанка, будут открыты с того часа, как взойдет луна.

Но уже спустя несколько минут Петру пришлось покинуть дом через окно второго этажа, а старик Юришев с мечом в руке уже бежал по садовой дорожке, огибая дом, и выкрикивал:

— На помощь! Стража! На помощь!

Петр даже упал, когда приземлялся на грязную мостовую, но быстро поднялся и сначала побежал в сторону конюшен, находящихся у трактира «Цветок», в котором он всегда останавливался, но слуги боярина отрезали этот путь, и ему пришлось отступить к восточной стороне дома.

Сюда же спешил и запыхавшийся хозяин с поднятым мечом.

— А, черт! — выругался Петр, делая бросок в сторону. Его нога задела за один из больших цветочных горшков, он упал и, с пронзительным криком, начал переворачиваться, стараясь спастись от бешеных взмахов меча.

— Попался! — кричал Юришев, замахиваясь мечом в очередной раз, в то время как Петр продолжал уворачиваться от сверкающего клинка. Наконец ему удалось, перевернувшись почти на месте, вскочить на ноги. В этот момент в доме распахнулись ставни, и вдоль улицы понеслось:

— Негодяй!

Петр споткнулся об остатки разбитого горшка и почувствовал удар в бок. Он увидел, что рукоятка меча находится невероятно близко от его груди, и тут же взглянул прямо в лицо Юришеву. Оба застыли на мгновенье, будто пораженные шоком от смертельного страха. Петр громко закричал, как только Юришев дернул клинок на себя.

Возможно, что именно шок заставил боярина замешкаться. Петр, обхватив руками бок, спотыкаясь, бросился со всех ног вдоль по улице, прежде, чем стража смогла остановить его. Он бежал прямо на конюшенный двор трактира, и, выскользнув через его задние ворота, оказался в темном переулке. Он стоял в темноте, прислонясь к воротам с наружной стороны, и переводил дыханье. До него доносились звуки, смысл которых не оставлял никаких сомнений: его искали. Теперь и конюшня, и его комната на постоялом дворе будут тщательно обысканы.