Район Змеи, стр. 33
– Я из голубого кургана, – прошептала она то, чего не говорила еще ни одному человеку. – Самого мягкого из четырех «я» маджат, но все-таки маджат. Септ Сул мертв, Клан Мет-маренов тоже. Убийцы. Я из голубого кургана, и только это осталось у меня. Был такой старик… семисот лет… он видел Истру, видел Край, куда не заглядывают никто из Контрин. Маджат поселились здесь уже давно, но Контрин не хотят. Только он и я. – Она провела пальцем вдоль его руки и, хотя мысленно была где-то далеко, удовлетворенно отметила мускулы. Девятнадцать лет назад изменились некоторые ограничения, не менявшиеся никогда прежде. Кто-то очень старался, чтобы этого не произошло. Девятнадцать лет…
– Я посетила каждый мир курганов Района и не причиняла Семье хлопот. Но не из любви, нет, просто в Совете правит старая женщина по имени Мот. Формально она не диктатор, но фактически именно им и является. Она не мешает мне, вообще ничего не делает и всегда любила это. А то, что ослабло девятнадцать лет назад, теперь созрело. Кланы ждут, ждут все время. Скоро Мот умрет, и начнется борьба за власть, какой Район еще не видел.
– Госпожа…
– Ты прав, слушать это опасно. Не называй меня госпожой, Надеюсь, ты достаточно умен, чтобы сидеть тихо, правда? Эти ази в комнатах внизу… я не верю им. Никогда. Даже Воины видят разницу между вами, зная что ты дольше находишься со мной. Если уж приходится кому-то верить, лучше всего Воину. Правда, он не узнает твоего лица, но заметит, что ты относишься к голубым. Он предложит вкус или касание, тебе или другому голубому. Завтра я покажу тебе, где искать знаки у голубых, ты должен научиться это делать, а потом объяснить Максу и Мерри. Если же у тебя возникнут какие-то сомнения относительно маджат, убей его. Я не шучу, смерть для них дело обыденное. Воин всегда возвращается, и только человек – нет.
– Почему?… – вопрос в устах Джима был редкостью. – Почему они атаковали нас в аэропорту?
– Не знаю. Думаю, все дело в Воине.
– Но почему? – Два вопроса один за другим. Чудесно, ты возвращаешься в норму.
– Госпожа?
– Раен, – она легонько стукнула его кулаком, чувствуя прилив надежды. – Мое имя Раен, и называй меня так. Ты справишься, на корабле ты растрачивал себя по пустякам. Помни: ты должен научиться обращаться с оружием, всему, что может та пара внизу, и многому другому. Ты наверняка сможешь научиться, ты на это способен. А теперь спи.
Он не заснул и ворочался с боку на бок, пока наконец не положил голову ей на плечо.
Чувство безопасности. Раен поняла, что оно у них взаимно.
ЧАСТЬ ШЕСТАЯ
Мать голубого кургана Истры приняла вкус и отступила, шевеля челюстями. Трутни успокаивали ее своей песней. Она ненадолго перестала откладывать яички.
– Другой курган, – выдохнула она, и стены Камеры задрожали от низкого звука. – Голубой курган. Контрин голубого кургана. Мет-марен с Цердина. Кетиуй.
Трутни придвинулись ближе, коснулись ее. Склонив голову, она сделала знак ближайшему, тот передал ем второму, а сама Мать третьему, Известие плыло, словно дуновение ветра, и вместе с ним рождалась песня. Из Камеры разошелся необычайно мощный импульс, и во всем Кургане замерло движение, Работницы и Воины поворачивались, где бы ни находились, направляя головы в сторону Камеры.
В зале яичек перепуганные Работницы почувствовали неопределенную опасность и начали возводить стены в коридорах. Только они в эту минуту выполняли какую-то работу. Мать склонила голову в сторону докладывающего Воина, тот впервые с начала существования познал тревогу Матери и включился в ее биохимические превращения, переживая реакции ее тела, пока сообщение кружилось по органическим жидкостям.
Остальные столпились поблизости, ища понимания.
Они не были способны к полной интерпретации известия, каждый понимал известие по-своему.
В сообщении говорилось о движении, начавшимся много циклов назад; слабый вкус Цердина, их родного мира. Разум помнил небольшой холм. Память уходила во времена до прибытия людей, имеющих вкус соли и быстро исчезающих, времена, когда озера еще не было, и холм тоже еще не поднялся. Проходили века, и Разум вибрировал в экстазе от этой поддержки памяти. Были расставания, новые королевы рождались из яичек, отправляемых на кораблях, курганы мчались к невидимым звездам сквозь расстояния, которые Разум постигал, только когда глаза маджат смотрели на новый источник тепла в небе, отличавшийся от старого типом, периодом и интенсивностью, когда расчеты маджат обнаруживали углы и расстояния, а также сложность, превосходящую способность понимания разума, и мистицизм, чуждый умственным процессам маджат.
Пространство, темнота и холод.
Смерть.
Наконец, Разум нашел нечто, благодаря чему мог понимать смерть и конечность миров, время до и после своего существования.
Конечное, по меркам людей, время внезапно обрело значение.
Разум понял.
Разум Калинда… его вкус ошеломлял, и в нем присутствовал вкус Андры, Мерона, вкус Цердина, волны, начинающейся на Цердине и растекающейся в стороны: насилие и враждебность. Разрушение. Цердин. Разрушение.
Всякое движение в кургане замерло. Даже опекающие яички Работницы остановились, парализованные громадой увиденного.
Рост. Разрастание, отрицающее смерть.
Разум потянулся наружу, где не было контакта, ибо слишком большие расстояния делали невозможным слияние. Существовало только желание его – помеха биохимии кургана.
– Риск, – пожаловался Воин, почувствовав вкус присутствия Контрин и избиения голубых, убийство посланцев.
Он не мог понять большего, но курган мог.
– Она… – начала Мать, поднимаясь над барьерами разных типов. Это была функция королевы, когда биохимия действовала на иных уровнях, – она из кургана Мет-марен. Она и ЕСТЬ курган. Кетиуй. Ее Работницы прибыли потом, собранные из странных курганов. Это ази. Она несет вкус опасности, но она не враг голубых. Она спасла посланца с Калинда, была на Мероне и Андре, ее вкус есть в этих воспоминаниях. Она была ВНУТРИ кургана на Цердине, действовала с Воинами голубых против других маджат, против людей. Красные с Истры несут вкус ненависти к ней. Вкус Цердина содержится в памяти красных, вкус людей и смерти голубых. Большое побоище, да. Но особь Раен Мет-марен является Контрин голубого кургана. Она была частью разума Цердина.
– Угроза королеве, – не сдавался Воин.
Однако Трутни, которые помнили, пели иначе. Мать голубого кургана Цердина жила в сознании голубых Калинда, так же как песня, в которой упоминалось Кетиуй и смерть, много смертей, начало перемен. Преждевременное начало.
– Мет-марен, – вспомнила Мать, передавая информацию Разуму. – Из первых людей. Друг кургана.
Известие поглотило ее, и Мать излила на Трутней свой гнев. Частицы Разума раскинулись во все стороны, разбросанные через невидимые бездны звезд и времени, которое никогда прежде не имело значения. Пространство существовало, время тоже, и слияние было невозможно.
Трутни зашевелились, гладя Мать усиками, все более беспокойные. Они повернулись влево, и Мать тоже сместилась. Глазами Воинов и Искателей она смотрела на восходящее солнце – не Альфу, а Бету Гидры и видела ее в темноте кургана.
Трутни обшаривали память и продолжали двигаться, желая найти решение. Совершив полный оборот, они вновь устремились к солнцу Истры. Работницы поменяли ориентировку, зашевелились Воины.
Движение началось вновь, медленное и преисполненное достоинства. Мать редко двигалась, но теперь уже дважды весь курган сменил ориентацию.
Ощутив вызов Матери, Воин коснулся ее, включился в ее биохимию и задрожал от мощи известия, которое получил.
Повернувшись, он побежал, ломая узор танца. Подошла Работница, получила вкус и тоже помчалась с максимальной скоростью, по пути лихорадочно контактируя с другими. Танец прекратился, Работницы и Воины рассыпались в разные стороны. Трутни продолжали петь песню, полную диссонансов, Мать не откладывала яичек. Необычайная жидкость стекла по ее челюстям, Работницы собрали ее и передали Опекунам Яичек, которые озадаченно запели.