Вызов Ланселоту: есть ли нынче рыцари без страха и упрека?, стр. 17

— Ну-у, этого нельзя! — Тренер удивленно взглянул на него. — Ни в коем случае. Мне боец нужен. Его только на помосте можно бить. И только шпагой, мастерством.

Старший Рукавишников довольно хмыкнул. Нормальный мужик, оказывается, этот Николай Николаевич!

Обсудив увиденное и услышанное, супруги решили, что Ольга на пару-тройку дней останется в «Волжанке». Она сделает все, чтобы «привести сына в чувство» и заодно нейтрализует влияние Чернова.

Рукавишниковы направились к административному корпусу. Предстояло договориться с директором «Волжанки».

Глава 12

Овцам ничего не нужно решать

Но ничего у них не вышло. Свободных мест в пансионате не оказалось.

— Все под завязку, очень удачный сезон, — сказала им Роза Яковлевна, администратор. — Правда, есть два номера люкс в коттеджике, но…

Она с сомнением оглядела Рукавишниковых, и им стало понятно, что она имеет в виду.

— Может, директор что-нибудь сможет решить… — неуверенно начала Ольга.

Но оказалось, что директор уехал в Тверь, или, как выразилась администратор, «решает вопросы в области».

— Ольга Дмитриевна! — вдруг окликнула Ольгу какая-то женщина в спортивном костюме.

А ведь могли и разминуться! Это была Анна Михайловна Светлова. Она заведовала Центром социальной реабилитации для детей и подростков в Озерках, поселке на западной окраине Кудрино.

Они познакомились в день отъезда сына. Фехтовальщики и примкнувшие к ним саблисты отправлялись из Кудрино на берег Волги на двух «Икарусах». Вместе с ними ехал и Центр в полном составе — семнадцать человек по списку, с Анной Михайловной во главе.

Увидав, что Рукавишниковы расстроены, она в пять минут выведала у них куда больше, чем сами Рукавишниковы того желали. И проявила чуткость, даже сверхчуткость — она сказала, что попробует что-то придумать.

Задержаться на несколько дней — «о, это правильное решение!». Оказывается, она знакома с Черновым, — «сложный мальчик, что и говорить». Видела она и Кирилла рядом с ним, — «мальчик тоже не простой, и сейчас их отношения проходят критическую точку, когда более слабый, — а вы понимаете, кто из них слабее, — может поплыть в руках сильного, как пластилин, и вернуть его в прежнюю форму будет очень трудно».

Ольга то надеялась, то пугалась. Трудно представить, чтобы их Кирилка вдруг сломался или растекся, как пластилин, и все же…

Словом, Анна Михайловна сумела покорить ее родительское сердце. Иван только хмыкал, с интересом поглядывая на эту женщину. Она говорила с ними так свободно, словно они были знакомы годы и годы. И говорила по делу.

Вот в чем состоял моментально возникший план Анны Михайловны. У интернатских заболела воспитательница, — «хороший воспитатель, смею вас заверить, и будет обидно, если с ней что-то серьезное». Анна Михайловна знакома с директором интерната, Еленой Игоревной, отдыхающей здесь в качестве руководителя летнего лагеря, и берется переговорить с ней о том, чтобы Ольга временно заменила заболевшую.

— Если повезет, — резюмировала Анна Михайловна, — будете с ними и жить, и питаться. И время найдется свободное, чтобы с сыном общаться, и с интернатскими, кстати, ближе познакомитесь…

Она все так ловко сводила к этому «повезет», что Ольга и сама подумала: вот бы повезло. Тем не менее она посчитала своим долгом выразить сомнение:

— Но я не специалист. Какой из меня воспитатель? Разве можно вот так, с улицы?

— А кто не с улицы? Не так уж и рвутся в интернаты эти самые специалисты. Надо быть сумасшедшим, чтобы рваться. Работа адова, в кармане кот наплакал. Знаете, Ольга Дмитриевна, как у нас бывает: человек пришел, пережил первый приступ легкой неврастении — и ушел. А оседает часто совсем другой — тот, кто переживать в принципе не способен. Он пришел, отработал с детьми, как токарь на заводе, и ушел, забыв об этих самых детях… До следующей смены. По-настоящему нормальные люди здесь — редкость.

— И вы думаете, я справлюсь?

Накат антирекламы заставил Ольгу задуматься.

— Да не бойтесь вы! — рассмеялась Анна Михайловна. — Специальное образование в нашем деле мало что дает. Иногда даже мешает, если со всем честно. Важно человеком быть. А у вас, чувствую, с этим все в порядке.

Ольга глянула на мужа. Иван чуть заметно кивнул — значит, не против…

Да и куда деваться? Если сейчас же не согласиться, то ничего другого не останется, как увозить сына.

— Идемте! — решительно сказала Ольга. — Но… А вы уверены, что повезет с вашей Еленой Игоревной?

— Повезет! Ей, что ли, охота самой возиться с девочками? Ведь если не вы — придется как миленькой, пока Валя не выздоровеет. Да и никакая она не моя!

— Не сумасшедшая, значит? — уточнил Иван, улыбаясь. Он вспомнил их разговор о том, что хорошим директором школы может быть только сумасшедший.

— Почему же! Очень даже! Только это сумасшествие особого рода. Ну, сами увидите. Не в ней дело, ведь так? Есть дела поважнее…

В спальном корпусе они поднялись на четвертый, «интернатский» этаж. Фехтовальщики жили этажом ниже.

Первое, что бросилось в глаза Рукавишниковым в самом начале длинной кишки коридора, — это плакат в виде большого листа ватмана, прикрепленного скотчем к плану-схеме эвакуации в случае пожара. Плакат украшала единственная надпись:

«Никогда не отказывайся от своей мечты. Следуй знакам! П. Коэльо».

Ольга вопросительно взглянула на Анну Михайловну и увидела за ее спиной, на противоположной стене, еще одно изречение. Его текст удивил Ольгу ничуть не меньше:

«Хорошо овцам. Им ничего не нужно решать. Может быть, поэтому они и жмутся ко мне! П. Коэльо».

Иван хохотнул.

— А что, — сказал он, поймав на себе предостерегающий взгляд Анны Михайловны, — я ничего! Я просто радуюсь: как хорошо и доходчиво сказано!

— Довольно странно, — неуверенно сказала Ольга, снова начиная сомневаться, в силах ли она обаять Елену Игоревну.

— Только не говорите об этом вслух. Елена Игоревна уверена: все, что она делает, — удивительно ново, свежо и благотворно для воспитанников. Простите, а что именно вам кажется странным?

— Ну… Я понимаю идею. Такие вещи цепляют. Но то я или другой взрослый человек, а иное дело — дети…

— Зато дети «жмутся ко мне», — обрадовался Иван какому-то повороту своей мысли, — а ты, Оля, не жмешься!

Анна Михайловна подхватила их под руки — «ну, будет уже!» — и подтолкнула вперед по коридору. Рукавишниковы не сопротивлялись и уже не удивлялись, увидев на стене комнаты, служившей пристанищем Елене Игоревне, еще одно масштабное изречение, на этот раз не подписанное, но, по-видимому, тоже принадлежавшее П. Коэльо:

«Чем необыкновенней что-либо, тем проще оно с виду».

Сама же Елена Игоревна была полной дамой приблизительно одних с Анной Михайловной лет. Ее энергичное рукопожатие и улыбка не обманули Ольгу: глаза Елены Игоревны пытливо смотрели на вновь прибывших, как недоверчивые стражники через решетку наглухо запертых ворот крепости. Не очень приятное впечатление производила Елена Игоревна с первого взгляда.

Впрочем, с первого взгляда на Волгу здесь, под Тверью, тоже ни за что не скажешь, что она впадает в Каспийское море…

Анна Михайловна изложила цель их прихода.

— А я уж подумала, что вы за кем-то из детей приехали… — со скрытой угрозой в адрес не едущих родственников ее подопечных сказала Елена Игоревна.

Она заново окинула Ольгу испытующим взглядом. Как и в первый раз, этот взгляд не выражал чрезмерного дружелюбия — ворота оставались на запоре.

— Что ж, договорились… Жить будете в комнате с девочками. Со старшими — у них всего неспокойнее. Знаете, тринадцать-четырнадцать лет, переходный возраст, половое созревание, гормоны… Ночью вы с ними. Ну, а днем сыграете с детьми разок в волейбол или на реку сводите. Еще, конечно, столовая: чтобы все — без исключения! — вовремя приходили и нормально ели. Остальное время — свободное. Так что сможете заняться и сыном. Вы что-то хотели спросить?