Вызов Ланселоту: есть ли нынче рыцари без страха и упрека?, стр. 15

Чернов королевал, и ему это явно нравилось — он так и лучился энергией. Кирилл подавил в себе смущение и даже восхитился другом. А что? Конкретно все. Тут деньги, так и надо…

Лукин обиженно сказал:

— Я положу, только я никогда не зажимал. Но пусть и Рукавишников свои тридцать в лузу положит!

— Ты, вижу, как и мы с Профессором, за честность? — спросил Чернов, ощупывая банкноту через дырки в сетке лузы.

— За честность!

— Тебя как звать, мушкетер?

— Алексей.

— Будешь Алешей Поповичем, богатырь ты наш!

— Пусть Рукавишников покажет деньги, то есть положит. Сюда. В эту же лузу, — потребовал Лукин.

Зная Лукина не первый год, Николай Николаевич понял, что парень решил стоять на своем, а стоять он умел крепко, по крайней мере со шпагой в руке.

Но здесь Лукин был без шпаги, и Чернов легко подавил его сопротивление:

— Есть правило: банк держит шишкарь, которому доверяют все клиенты. И шишкарь решает, кому доверять, а кого проверять. Я здесь шишкарь, а вы оба — мои клиенты. Если я доверяю Рукавишникову, то могу ручаться, что он при деньгах и тридцатка эта все равно что уже твоя, проиграй он тебе, конечно… Сознаешь, че говорю? А если банку не веришь, то ты до игры просто забираешь половину своей ставки и шагаешь отсюда искать другой банк, где тебя полюбят как родного…

— Как это — половину?

— Принцип, это только принцип, сэр! У всех свои принципы. Если бы у банков не было принципов, они бы только и делали, что грабили клиентов. Но этого нет в жизни, иначе кто бы захотел стать клиентом?! Ты рассуди, Попович! Ты время мое отнял? Скажешь, нет? И сейчас вот — отнимаешь. Ты другим дорогу перебежал? То-то и оно… «Я первый, я первый!», а до дела дошло, так за каждую копейку готов душу вынуть… Кто-то из-за тебя наверняка будет в убытке, если все желающие иметь честный поединок на бильярде не успеют обыграть Профессора до обеда.

Интернатские дружно загалдели, поддерживая Бугая. В случае успеха всего предприятия им было обещано по литру пепси на нос.

Кирилл слегка покраснел. Согласно предварительному уговору, он не лез в дела банка. Однако ж никакой тридцатки у него не было. В карманах банкира тоже шаром покати. Весь расчет Чернова держался на его непоколебимой уверенности в том, что Рукавишников выиграет. Причем не только первую партию, но и вторую, и третью, и четвертую. Красной ценой ставки игры на бильярде здесь, в буфете пансионата с детским, по преимуществу, населением, Чернов считал сто рублен. Начать можно и с тридцати. Когда же в банке заведется первая сотня, Чернов планировал раскрутить на партию кого-нибудь из взрослых. А там уж видно будет… Главное, как объяснил Чернов, поднять волну, а мусор сам поднимется.

Лукин уступил. Начинать по жребию выпало ему. Хмуро разбил он шары, выставленные клином…

Неудача.

Впрочем, Кирилла она не подзадорила. Он взял в руки кий. Главное, спокойствие, как отец говорит… Сосредоточенно обойдя вокруг стола, он примерился, мысленно проведя траекторию над зеленым сукном, изготовился и уверенно загнал сразу два шара в одну лузу.

Интернатские встретили его успех бурными аплодисментами.

— Браво, Профессор! — возбужденно крикнул Чернов.

Согласно тому же уговору, вторым ударом Рукавишников должен послать шар «в молоко», что Кирилл и сделал после показушной подготовки кия — он долго навощивал било бархатной тряпицей, потом намеливал…

— Черт! — воскликнул он. — С пальца соскочил…

Он потряс «предательской» кистью левой руки. Под шумное обсуждение такого вопиющего прокола Чернов сказал сокрушенно:

— Ты даешь. Профессор! Такой верняк ушел…

Лукин постеснялся занять случайно проигранную противником выигрышную позицию и ударил неудобный шар. С досадой он проводил его глазами, чувствуя, что промазал. Так и вышло, да и сам удар никуда не годился — его кий зарылся рыльцем в дырку на сукне, где стоял шар.

— Перебить! Перебить! Помеха! — закричали фехтовальщики.

Банк и группа поддержки из интернатских высказались против и перебить Лукину не дали. Рукавишников положил еще один шар, затем еще. Услышал: «Браво. Профессор!» — и скиксовал. Кий верхом сильно задел шар, и тот ушел в сторону, закручивая спирали.

Счет стал для Лукина критическим. Промазать нельзя. Он долго выбирал позицию, а когда наконец приготовился ударить, партия неожиданно прервалась — приехали родители Рукавишникова.

— Кирюша! — войдя в буфет, обрадованно воскликнула Ольга.

Такого сюрприза «профессор» от этой партии не ждал. Его удивлению не было предела. Откуда взялись родители? Должны были прийти деньги! После обеда он планировал зайти с Черновым на почту — проверить, не пришел ли перевод.

А тут такое…

— Мама!

Бросив кий поперек стола, он кинулся было к родителям, но разгоряченный Лукин крикнул:

— Ты куда? А партию не будешь доигрывать?!

Кирилл замер на полдороге. Ф-фу, как нехорошо! И еще тренер тут же, оказывается…

— Форс-мажор! — процедил Чернов и принялся выпутывать пятидесятирублевку из сетки.

— Погоди, ты чего… Деньги мои! — сказал Лукин и схватил его за руку.

Его тут же гурьбой оттерли интернатские.

— Нечестно! — крикнул Лукин.

На его глаза навернулись слезы.

— Гляди мне, Попович, далеко не заплывай! — зло, но спокойно сказал Чернов. — Был форс-мажор. Наводнение, буря, цунами. Абзац полный! Кто посмелей — лазит по брошенным домам и шарит по буржуйским комодам. И лохи не в обиде, слышь, Попович! Все лохи только рады, что живы и что пронесло.

— Ну-ну, не пронесло! — вступился за своего спортсмена Николай Николаевич. — Я тут с начала игры за тобой присматриваю. Считай, что полицию в море не смыло, и тебя взяли на первом же комоде. А за мародерство, чтоб ты знал, как и за пиратство, полагается вздергивать на рее.

Его вмешательство несколько запоздало: деньги успели перекочевать в карман Чернова, и расставаться с добычей он не собирался. Николай Николаевич крепко взял парня за локоть и предложил без лишних споров пройти к Юрию Юрьевичу. По карманам он, тренер, рыться не станет, а пусть-ка воспитатель своими средствами с ним разберется…

— За копейки, за копейки… — шипел извивающийся Чернов, уступая превосходящей силе.

— Мам, сделай что-нибудь! — попросил вконец растерявшийся Кирилл. — Дима, да отдай ты им деньги!

— Не унижайся, Профессор! — крикнул Чернов, влекомый тренером мимо застывших Рукавишниковых. — Лучше укусить сильного, чем кланяться…

— Да, укусить и выпить его кровь! — мрачно заметил Иван Рукавишников и спросил у тренера, с которым уже был знаком: — А что сделал сей боярин?

— Пап, это была шутка! Ну скажи им, Дима, ты ведь пошутил! Что они, шуток не понимают?..

— Пошутил, говоришь? — переспросил Николай Николаевич. — Ну, это ты говоришь, ты у нас тоже любитель шуток… А вот с твоими родителями нам предстоит совсем нешуточный разговор. Подождите меня, я скоро вернусь! — пообещал он Рукавишниковым и вышел, подталкивая Чернова вперед.

Один за другим, делая петлю вокруг оторопевших Рукавишниковых, из буфета вышли и взбудораженные дети.

Рукавишниковы остались одни, если не считать буфетчицы тети Зины. Ее расплывшаяся фигура виднелась в дальнем углу громадного зала, походившего, скорее, на танцплощадку и действительно служившего ею по субботам. Тетя Зина равнодушно протирала полотенцем граненые стаканы. Ее мало волновали наводнения и цунами. Все хозяйство тети Зины находилось на крутом берегу Волги, и, как бы река ни разлилась, волны ни за что не замочат любовно уложенного содержимого ее комода. Чего же боле?..

Глава 11

Выдрать — и делу конец!

Ольга встряхнула сына за плечи и внимательно заглянула ему в глаза.

— Что здесь случилось, Кирилл? И кто этот Дима?

— Это мой друг. Лучший друг…

— Сынок, но он старше тебя! Что между вами может быть общего?

— Мам, а ты разве не старше меня?

— Но я… Кстати, сестры передают тебе привет. Почему ты не спросишь, как они?