Пять столетий тайной войны, стр. 27

В самом начале сентября 1605 г. на борт английского военного корабля «Эдвенчур» под командой капитана Мэтью Бредгейта был доставлен какой-то бородатый, одетый в лохмотья человек, которого сразу увели в пушечное помещение, чтобы скрыть от любопытных взглядов. Это был Эрандел, прицепивший фальшивую бороду и переодевшийся бродягой. Вряд ли об этом был поставлен в известность даже непосредственный начальник Бредгейта адмирал Монсон, который на своем флагманском корабле «Вэнгард» отвозил во Фландрию испанского посла графа Виламедиана. Возможно, маскарад предназначался не только для испанцев, но и для голландских капитанов, корабли которых господствовали в проливах и которые (в отличие, быть может, от правительства в Гааге) никак не могли быть в курсе маневров Роберта Сесила. Голландцы были готовы пропустить по просьбе Якова I испанского посла, пользовавшегося дипломатическим иммунитетом, но никак не барона Эрандела.

По прибытии в Гравелин адмирал Монсон и граф Виламедиана были встречены Эранделом, не делавшим более секрета из своей поездки, хотя утверждавшим, что он добрался во Фландрию через Кале. Однако разгневанный Монсон вскоре выяснил, что Эрандел прибыл на корабле капитана Бредгейта, несмотря на категорический приказ адмирала не брать никого постороннего на борт. Бредгейт был явно повинен в тяжком нарушении воинской дисциплины, грозившем тюрьмой. Было, конечно, неясно, что побудило опытного капитана совершить столь опасный проступок. Как бы предупреждая эти неудобные вопросы, Сесил 12 сентября информировал Эдмондса, что Эрандел «подкупил Бредгейта и отправился во Фландрию вопреки явно выраженной воле монарха и даже без уведомления об этом испанского посла, который сам заявил об этом при встрече с бароном в Гравелине». Последовал, конечно, протест со стороны дипломатического представителя голландских Генеральных штатов в Лондоне Ноэля Карона, но это нисколько не портило игру Сесила, скорее наоборот. В конечном счете Сесил дал себя уговорить и в качестве дружеского жеста по отношению к эрцгерцогу объявил, что английское правительство готово временно согласиться на службу Эрандела в должности полковника.

Эрандел был с почетом принят в Брюсселе. Барона сразу же посетил папский нунций, но англичанин явно более интересовался немедленным установлением связей с британским послом Эдмондсом. Это было сразу же замечено нунцием, который попытался использовать мнимого беглеца как посредника в тайных переговорах с послом Якова I. Вдобавок Эранделу даже не было нужды особо скрывать от испанцев свои контакты с Эдмондсом. Ведь без молчаливого согласия Лондона испанский наместник не мог назначить Эрандела командиром британского полка, не ставя под угрозу вербовку добровольцев в Англии. Эрандел формально заявлял, что неправильно понял предоставленную ему в Англии свободу действий и поэтому не спросил разрешения Якова на поездку во Фландрию. Но самое любопытное: новым волонтерам из Англии еще только предстояло прибыть, а Эрандел должен был вступить в командование частью, состоявшей из эмигрантов-католиков, бежавших во Фландрию еще до заключения мира и явно для борьбы против собственного правительства.

Впрочем, пыл у многих из эмигрантов к этому времени основательно угас. Об этом британскому послу доносили его шпионы, служившие в полку. Так, некий капитан Юз сообщал, что среди солдат царит недовольство, часть из них даже за это уволена. Объектом вражды стали в особенности майор Томас Стаддер — явный ставленник иезуитов, метивший на пост командира, и его сторонники. Они враждебно встретили перспективу назначения Эрандела новым полковым начальником. Полк в это время сократился вдвое и насчитывал всего около 1000 солдат. Командование раздиралось враждой между партиями Стаддера и Эрандела, детально информировавшего об этом Эдмондса или — под видом покаянных писем — самого Сесила. В них вместе с тем Эрандел открыто подчеркнул, что все ныне им делаемое осуществляется с разрешения Якова, а также просил в случае получения приказа о возвращении в Англию переправить его на британском военном корабле, так как голландцы жаждут крови командира английского полка. В Лондоне же официально делали вид, что по-прежнему раздражены действиями Эрандела, хотя и несколько смягчены выказанным им послушанием.

Английский полк принимал участие в осаде испанцами голландского города Вохтендонка, который должен был капитулировать. Этот успех заставил, кажется, Сесила и Эдмондса усомниться в верности Эрандела. Однако весной 1606 г., видимо, не без его усилий полк был доведен до плачевного состояния. В конечном счете в мае испанским властям пришлось расформировать разложившийся полк, передав часть солдат в другие соединения. Эдмондс 28 июня 1606 г. сообщил Сесилу, что Эрандел твердо действовал против злонамеренных лиц. Голландцы, не понявшие или не желавшие понять тонкости «игры», в которой участвовал Эрандел, перехватили на море его письма различным лицам в Англии и после этого сочли барона своим злейшим врагом. Эрандел, возможно, опасаясь убийства из-за угла, подстроенного голландцами, счел поэтому необходимым объясниться. В написанном в марте или начале апреля 1606 г. по-французски и подписанном им письме Эрандел заверял Генеральные штаты: «Мое намерение и главное стремление — служить вашему государству и не давать никакого повода к недовольству. Вместе с вашими соседями и лучшими друзьями я хочу в пределах разумного подчиняться вашим желаниям». Летом 1606 г., выполнив свою задачу, Эрандел отбыл из Фландрии на родину.

Подвалы Винегр-хауза

День 5 ноября и поныне проходит очень беспокойно для английских пожарных. Им приходится то и дело спешить на помощь слишком рьяным любителям фейерверков, чтобы спасти от огня соседние здания. Более трех с половиной веков ежегодно в «день Гая Фокса» повсеместно сжигают его чучело в память о спасении короля и парламента от опасного покушения. А между тем Гай Фокс вовсе не был ни вдохновителем, ни руководителем знаменитого «порохового заговора».

…В начале XVII в. в Энфилд-Чезе, расположенном на границе графств Эссекс и Хертфорд, стоял одинокий дом. Энфилд-Чез был в те времена далекой окраиной Лондона, а вернее — пригородным селением. 14 миль отделяли его от центра столицы — немалое расстояние, хотя город широко раскинулся в стороны за счет садов, парков, рощ и полян, окружавших дома.

Одиноко стоявший дом в Энфилд-Чезе мало чем выделялся среди сотен похожих на него строений. Быть может, только хозяева проявили особую склонность к уюту, который создается уединением от городской суеты. Поэтому, вероятно, и был огражден со всех сторон этот дом большим садом, а густая листва деревьев вместе с высоким забором прочно заслоняла его от нескромных взоров.

По обычаю, сохранившемуся в Англии вплоть до наших дней, многие дома имеют собственные имена, подобно тому как дают названия улицам или кораблям. Здание в Энфилд-Чезе именовалось Уайт-Уэбс. Оно лишь внешне походило на соседние постройки. В этом приземистом, наполовину каменном, наполовину деревянном здании было много укромных углов, многочисленных входов и выходов, скрытых дверей в стенах, раздвигавшихся полов, потайных комнат, подвалов, от которых вели подземные пути к протекавшей рядом небольшой речке…

Впрочем, немногие соседи и еще более редкие прохожие вряд ли задумывались над странностями планировки Уайт-Уэбса. Немало тайников было в лондонских зданиях, воздвигнутых в бурные годы войны Алой и Белой розы, когда власть много раз переходила из рук в руки, или в не менее опасное время (которое было если не на памяти многих еще здравствовавших тогда людей, то, во всяком случае, при жизни их отцов), когда по несколько раз менялась официальная религия Англии и при каждой перемене виселицы и отрубленные головы еретиков составляли постоянное «украшение» лондонских мостов и Тауэр-хилла. Словом, своя голова никому не бывает лишней, а лишний потайной ход не раз помогал ей оставаться на плечах.

У Уайт-Уэбса была достаточно солидная репутация, чтобы он не привлекал внимания шпионов Роберта Сесила. Как и весь Энфилд-Чез, дом лет за 30 до времени, о котором идет речь в нашем рассказе, принадлежал короне. Елизавета подарила его Роберту Гевику, придворному медику, а тот через некоторое время сдал здание внаем Роланду Уотсону, королевскому клерку. Вскоре появился новый претендент на аренду дома. Незадолго до раскрытия в 1601 г. «заговора Эссекса», когда этот всемогущий вельможа стремился завязать связи с католическими эмигрантами и недовольными католиками-дворянами в Англии, к Роберту Гевику явился посетитель. Это был довольно полный человек средних лет; по костюму его можно было принять за зажиточного деревенского арендатора. Посетитель с готовностью сообщил, что его зовут Миз и что он родом из графства Беркшир. У него есть сестра по фамилии Перкинс, женщина довольно состоятельная. Ей хотелось бы снять дом в спокойном месте, где она имела бы возможность жить вдали от городского шума и где ее могли легко навещать друзья из Лондона. Вероятно, условия, предложенные Мизом, были достаточно выгодными, так как королевский медик без колебаний сдал Уайт-Уэбс новой арендаторше. Она, правда, не спешила перебраться в снятое для нее здание. Вначале, видимо, было нужно переоборудовать дом, учитывая вкусы хозяйки. Этим и занялся ее дворецкий Роберт Скинер. Закончив работы, он отправился в Лондон, оставив в доме только что нанятого им слугу по фамилии Джонсон.