Пять столетий тайной войны, стр. 131
Картина тайной войны за семь-восемь месяцев до 9 термидора предстает в совершенно различном виде в зависимости от двух причин. Во-первых, от того, что следует считать истиной, а что — фантазией в заявлениях представителей революционного правительства Сен-Жюста, Амара, Лакоста, а также руководителей дантонистов и эбертистов относительно «иностранного заговора» (ложные утверждения могли порождаться и искренним заблуждением, и политическими мотивами, стремлением выдвинуть весомые и всем понятные обвинения против лидеров враждебных группировок). И во-вторых, чему можно доверять, а что надо отнести к области вымыслов в депешах роялистских шпионов «Парижского агентства» и в бюллетенях д'Антрега. От ответов на эти вопросы меняются общие контуры всей картины. Но однозначный ответ при современном состоянии исследования вопроса (точнее, при том круге источников, которые введены в научный оборот) вряд ли возможен. В литературе можно встретить едва ли не все возможные сочетания ответов на первый и второй из указанных вопросов (к которым надо добавить и половинчатые ответы, колеблющуюся позицию отдельных историков). Еще больше усложняет дело наличие немалого числа работ, где бумаги д'Антрега служат лишь основой для дополнительных догадок, имеющих лишь более чем условную документальную базу или вовсе таковой не имеющих. Но и это еще не все. Немалое количество различных сведений содержится в речах термидорианцев (особенно в первые месяцы после гибели робеспьеристов), произнесенных с целью очернить побежденного противника. Среди них имеются и утверждения, прямо относящиеся к тайной войне в 1794 г., и ими тоже пользуются, порой некритически, правые историки. Напротив, в прогрессивной историографии возникла традиция с порога отвергать утверждения термидорианцев как клевету, что тоже не способствует выявлению истины. Кроме того, заявления того же типа, что и делавшиеся термидорианцами, фигурируют в дипломатической переписке тех лет, причем далеко не всегда ясно, когда она передает ходившие слухи, а когда основывается на веских данных. То же самое следует сказать об аналогичных (как правило, бросаемых мимоходом и ничем не подтверждаемых) замечаниях, которые содержатся в мемуарах французских и зарубежных государственных деятелей, участников или просто современников событий революционной эпохи.
Шпион в Комитете общественного спасения
Грозная, насыщенная революционной борьбой осень 1793 г. Париж — сердце республиканской якобинской Франции, отбивающейся от целой коалиции реакционных держав во главе с Англией и от ударов в спину, наносимых внутренней контрреволюцией. Якобинцы отвечают революционным террором на происки врага, весь народ поднимается на защиту родины от интервентов.
Боевым штабом революции становится назначенный народным представительством (Конвентом) Комитет общественного спасения. Перед 12 членами этого комитета отчитываются министры и генералы, он руководит армией на фронте, снабжением столицы хлебом, производством пороха, дипломатией молодой республики.
На секретном, как всегда, заседании 2 сентября 1793 г. Комитет общественного спасения заслушивает доклад министра иностранных дел Дефорга. Члены комитета откровенно обсуждают вопрос о поведении французских послов, многие из которых были еще дипломатами старого режима: честны ли они, может ли республика довериться их способностям и их лояльности? Говорится немало горьких слов в адрес некоторых из этих дипломатов, в частности Энена, французского поверенного в делах в Константинополе. Его даже заподозрили в продажности.
Через несколько недель Энен получил письмо от одного своего давнего знакомого, дона Симона де Лас Казаса, посла испанского короля в Венеции. Испания уже воевала с Францией, а дипломаты все еще не считали нужным прерывать старые связи. Лас Казас дружески и доверительно предупреждал Энена относительно обвинений, которые были выдвинуты против него на заседании грозного Комитета общественного спасения. Энен написал возмущенное письмо в Париж, с жаром отвергая обвинение в коррупции. Получив письмо Энена, Комитет общественного спасения пришел к выводу, что в его составе находится иностранный шпион. Нечего говорить, что это было открытие первостепенной важности: утечка секретных сведений, которыми располагал комитет, могла принести неизмеримый вред. Речь шла о жизнях тысяч солдат, об исходе военных операций, о безопасности всей республики.
И очень характерно (отметим это с самого начала), что ни у Робеспьера, ни у Сен-Жюста, ни у других членов комитета не возникло подозрение в отношении кого-либо из служащих, секретарей, присутствовавших на заседаниях. Все были убеждены, что шпионом должен быть один из членов комитета. Для этого были основания, и мы — незнакомые со многим из того, что было известно членам комитета в 1793 г., но зато осведомленные о ряде фактов, которые они не могли знать, — должны признать серьезность этих оснований.
Комитет заседал по утрам — до заседаний Конвента, а иногда и по вечерам, так что прения затягивались до глубокой ночи. Подробных протоколов не велось, составлялись лишь перечни принятых решений. На заседаниях помимо членов комитета присутствовали различные секретари для записи и передачи решений, министры, которых вызывали для отчетов, и некоторые другие лица. Так что, несомненно, были люди, частично посвященные в его секреты. Однако у комитета не было постоянного секретаря. Таким образом, видимо, никто, кроме самих членов Комитета общественного спасения, не имел возможности постоянно выдавать секретные сведения о том, что происходило на заседаниях. Комитет мог лишь догадываться, что подобная утечка информации происходит регулярно. Но теперь, когда открылись государственные архивы разных стран, хранящие документы той эпохи, мы знаем это наверняка. Напомним, однако, кто осенью 1793 г. входил в состав комитета (часть была избрана раньше, часть — несколько позднее). Членами комитета состояли 12 человек, а именно: 1) Робеспьер; 2) Сен-Жюст; 3) Жанбон Сен-Андре; 4) Эро де Сешель; 5) Приер из Марны; б) Ленде; 7) Барер; 8) Бийо-Варенн; 9) Колло д'Эрбуа; 10) Карно; 11) Кутон; 12) Приер из Кот-д'0ра.
Комитет был перегружен огромным объемом работы, каждый день рассматривал сотни самых различных дел, для разбора которых было образовано шесть секций (по два человека в каждой). В результате за членами комитета были закреплены определенные отрасли управления (Робеспьер ведал делами, касающимися «общественного мнения», Сен-Жюст и Кутон — революционной полицией и т.д.). Иностранные дела подлежали ведению Барера и Эро де Сешеля, а военные (включая производство оружия и снаряжения) — Карно и Приера (из Кот-д'Ор). Каждый член комитета имел собственную канцелярию.
Когда комитет ознакомился с письмом Энена, свидетельствовавшим об утечке информации, подозрения сразу сосредоточились на бывшем аристократе Эро де Сешеле. Вероятно, в большей мере это было вызвано тем, что сторонник Дантона Эро де Сешель имел какие-то подозрительные знакомства с международными банкирами и спекулянтами, и, кроме того, недовольством внешнеполитическим курсом Эро. Этот курс отдавал авантюризмом, прикрываемым революционной фразой, и мог увеличить и без того длинный список врагов Французской республики.
В ноябре-декабре 1793 г., когда пришло письмо Энена, Эро выполнял какое-то поручение комитета на Рейне. Его отозвали и прямо обвинили в Конвенте. Хотя Эро сумел оправдаться в Конвенте, который даже отказался принять его отставку. Комитет общественного спасения был непоколебим. Он потребовал, чтобы Эро либо представил более убедительные доводы в свое оправдание, либо настоял на своей отставке. На этом дело ненадолго застопорилось, а уже через несколько месяцев Эро де Сешель был арестован в числе других дантонистов и 5 апреля 1794 г. гильотинирован по приговору революционного трибунала. В его судебном деле имеется копия письма Лас Казаса, в котором сообщались детали заседания комитета 2 сентября 1793 г. В заголовке копии указывалось, что эти сведения были сообщены за границу Эро. Революционные деятели так и остались при своем убеждении в его виновности. Однако это было ошибкой. Оставляя в стороне вопрос, был ли Эро вообще связан с иностранной разведкой, можно лишь с полным основанием утверждать, что источником известий о заседаниях комитета был кто-то другой, так как передача информации продолжалась и после казни Эро…