Властитель Дерини, стр. 49
Вернувшись в свой лагерь, Келсон облачился в сверкающую золотом кольчугу короля Гвиннеда, укрепил на сапогах золотые шпоры, опоясал тонкий стан белоснежной, расшитой золотом перевязью с боевым мечом в золотых ножнах. С этим самым мечом его отец шел в бой в столь же юном возрасте. Золотой шлем Келсона блестел на солнце, украшенный короной, сверкающей драгоценными камнями, развевалось на ветру малиновое перо. На плечи его был наброшен алый плащ, на руках были перчатки из алой замши. Белоснежный боевой конь под ним пританцовывал, готовый пуститься вскачь, но Келсон сдерживал его, твердо сжав в руках красную кожаную уздечку. Рядом с Келсоном ехали Морган, Дункан, Кардиель с Ариланом, Нигель со своим сыном Коналом, офицеры Моргана и многие другие знатные лорды.
Таков был боевой порядок войска, выехавшего в этот день из Корота, и таким он останется, когда они через несколько дней вступят в битву с Венцитом. Но сейчас главным было то, что они объединились наконец для этого похода и спешили навстречу другим, верным королю войскам. Мысль о первой победе — о моральной победе, одержанной в Короте, — вдохновляла их сердца.
Впереди у Келсона, короля Гвиннеда, будут другие, не менее блистательные дни, но вряд ли еще какой-нибудь запомнится ему так, как этот, на долгие-долгие годы, ибо в этот день он одержал свою первую военную победу, несмотря на то, что ни один меч при этом не был обнажен.
Когда двумя днями позже они достигли ворот Дхассы, настроение у всех было все еще таким же приподнятым.
Глава XVIII
«Даже человек мирный со мной, на которого я полагался, который ел хлеб мой, поднял на меня пяту» [18]
Они прибыли в Дхассу как предполагали и оставались там в течение суток, составляя план Кардосской кампании. От армии с севера не было никаких новостей. Более того, уже неделю известий не поступало ниоткуда, что вызывало большую тревогу.
Сейчас, когда все армии Гвиннеда были наконец вместе, появилась надежда на благополучный исход войны, но неизвестность весьма тяготила приближенных короля. Отсутствие вестей с севера выглядело более чем странно. Моргана вдобавок сильно беспокоило то, что он никак не может связаться с Дерри.
Он пытался сделать это не однажды. Вот и минувшей ночью они с Дунканом, объединив усилия, пробовали связаться с Дерри посредством медальона, как не раз делали это раньше.
Однако все их усилия оказались тщетны. Морган был уверен, что сможет хотя бы определить местоположение Дерри, но, как ни старался, он не обнаружил даже следа молодого лорда.
И все-таки Морган не верил, что Дерри мертв; оставалось думать, что с ним приключилось что-то такое, что он никак не может ответить на его зов. Эта мысль отравляла радость нелегкой победы последних дней.
В ночь перед выступлением на Кардосу свечи долго горели в епископском дворце Дхассы.
Епископ Кардиель скромно сидел в стороне, дабы не мешать Келсону и его военным советникам работать. И пока здесь обсуждался план военных действий, за городскими стенами в долине близ озера у тысяч костров спали солдаты.
Военный совет был в самом разгаре. В зале Курии несколько часов назад убрали остатки ужина, и теперь весь стол был завален военными картами и чертежами. Здесь гудело полсотни голосов; на картах появлялись новые яркие линии, стрелки, указывающие перемещение войск, направление ударов; шла нелегкая работа.
Слуги внесли в зал фрукты и сыр, но мало кто обратил на это внимание. Хотя на столе стояли кувшины с вином и время от времени офицеры наполняли кубки, обстановка была весьма трезвой. Военачальники работали плечом к плечу с князьями Церкви, которые порой давали столь удачные советы, что это поражало даже бывалых воинов. По мере необходимости сюда вызывали младших офицеров пехоты или артиллерии, если нужно было решить конкретный вопрос. Подкованные сапоги стучали по мраморному полу, хлопали тяжелые деревянные двери — и все эти звуки в просторном и высоком зале усиливало эхо.
Король в эту ночь держался в стороне, не привлекая к себе внимания. В простой малиновой тунике, с непокрытой головой, он провел большую часть времени в обществе клириков и младших придворных, стараясь справиться с волнением, охватившим его. Передав все важнейшие вопросы в руки Моргана, Нигеля и других генералов, Келсон решил провести эти часы среди людей, чья безграничная преданность придавала ему сил и уверенности, — события последних дней слишком потрясли его.
Когда это было необходимо, Келсона приглашали к столу, за которым обсуждались стратегические планы, чтобы принять то или иное решение, однако он прекрасно понимал, что его генералы и военные советники разбираются в военных вопросах куда лучше него, хотя он и был сыном Бриона. Понимал он и то, что его задача — это сохранять спокойствие и не отказываться ни от чьей помощи, ибо их сила — в единстве, без которого нет надежды одолеть Венцита Торентского.
Келсон не одинок был в своих усилиях объединить людей Гвиннеда и примирить между собой дворян. В другом конце зала Морган и епископ Конлан беседовали с тремя баронами, прибывшими в Корот с запада. Несколько молодых лордов, среди которых был и сын Нигеля Конал, слушали их с расширившимися глазами. Нигель тоже некоторое время принимал участие в разговоре, но сейчас вернулся к главному столу и обсуждал детали операции с Варином и герцогом Даноком.
Только Дункана, кажется, не волновала всеобщая суматоха нынешней ночи. Он печально смотрел в окно, думая о чем-то своем. Конечно, Дункан весь вечер держался в тени, потому что не разбирался в военных вопросах, хотя Келсон знал, что он — неплохой боец и, несомненно, получил некоторые начатки знаний по стратегии в доме отца, пока не принял сана.
Когда два других епископа, получив задание, покинули Келсона, он решил выяснить, что же беспокоит Дункана, — тот был не похож на себя.
Дункан вздохнул и оперся на подоконник, кутаясь в плед. Его голубые глаза вглядывались в темноту, окутавшую горы к востоку от Дхассы, а длинные тонкие пальцы выбивали беспрестанную дробь по каменному подоконнику.
Если бы его спросили, то он, вероятно, не смог бы ответить, почему так мрачен сегодня. Конечно, нескончаемая борьба истощила его силы; кроме того, он беспокоился о Дерри, и еще больше — о том, как его исчезновение скажется на Моргане. Немногим Морган доверял так, как ему. Если он погиб, выполняя задание Моргана, — хотя идея послать Дерри в этот раз и принадлежала Келсону, о чем Дункан знал, — все равно Аларик не сможет этого забыть.
И не меньше этого Дункана тревожил вопрос о его сане; он размышлял о том, может ли оставаться священником сейчас, когда все знают о том, что он Дерини.
Туман скрыл горы, и Дункан перевел глаза на городские укрепления. При свете факельных огней между озером и городскими воротами видна была приближающаяся фигура конника. Дункан увидел, как ворота открылись, пропуская его, как въехал он на двор. По виду это был паж или кавалер, он едва сидел в седле, припав к шее коня; когда лошадь внезапно стала, его голова резко качнулась. В темноте трудно было разглядеть что-либо отчетливо, но лошадь явно прихрамывала. Когда всадник дернул за поводья, она пошатнулась и упала на колени, сбросив неопытного наездника. Бедняга упал на спину и сильно ушибся. К нему подоспело несколько стражников, которые помогли ему подняться. Опираясь на руку одного из них, тот что-то сказал, бросив взгляд на окна дворца.
Дункан стиснул пальцами край подоконника и проводил глазами юного конника, исчезнувшего в дверях дворца. Плащ приехавшего был ему хорошо знаком — он с детства видел эти небесно-голубые шелка Мак-Лайнов, украшенные серебряным спящим львом на груди.
Но этот плащ был оборван, измят, испачкан чем-то красным, и, похоже, не глиной, а фигуру льва на груди вообще трудно было разглядеть. Что случилось? Уж не принес ли этот юноша вести от армии Яреда?
Хлесткий удар кнута, которым погоняли убежавшую было, но пойманную лошадь, вывел Дункана из оцепенения.