Картонная пуля, стр. 25

Убили его, впрочем, не за то, что он распространял гадкие слухи про важного государственного чиновника, а совсем из-за другого косяка — стукнули железной трубой по голове в собственном подъезде.

Никогда не относил себя к друзьям детей. Врать не буду, рассказ об украденных витаминах не вызвал во мне особых эмоций ни сразу, ни после. И операция сама по себе стандартная, и приз на фоне прочих достижений на ниве народного хозяйства не особенно впечатляет. И про Яблокова с его племянником я давно знал.

Если мы живем в стране воров, значит, это кому-нибудь нужно. Но если ты вор, то хотя бы молчи и не лезь в телевизор со своей морковкой, не строй из себя героя сельскохозяйственного труда. И самое главное, не проявляй заботу о трудящихся. Слава богу, он в том интервью про детей ничего не сказал, как он о них заботится. Не потому не сказал, что ощутил приступ совести, а потому, что разговор не зашел. А с совестью они отлично ладят.

— И какой у Яблокова интерес тебя слушать?

— Чтобы все знать… Видишь ли, это же довольно дорогостоящее мероприятие — слушать. А ему средства вполне позволяют. Он же здесь не один год собирается воровать, а для этого за конъюнктурой нужно следить.

— Не особенно убедительный мотив. Что ему конкретно от тебя нужно? Да ты не темни. Может статься, нас с тобой в один гроб спрячуг, будем лежать, как близнецы-братья, только тогда уже поздно будет делиться секретами.

— Да мало ли что конкретно, — неохотно протянул Терехин, косясь на Кристину и даже слегка розовея бледными щеками. — Ну, например, чьи у меня деньги? Лебедевские или от алюминиевой мафии?

— Лебедевские — это, в смысле, Лебедь из Красноярска?

— Ага.

— И большие деньги?

— Да ну, какие там деньги? Это же я так, для примера…

Я вспомнил куриные котлеты с шампанским на сто персон и счел за лучшее сменить тему.

— А к графитовому заводу Яблоков какое имеет отношение?

— Тоже проблема… Скажем так, отношение имеет, и, возможное дело, долю. Но теоретически ему незачем убивать директора. Теоретически это его директор. Я правда деталей не знаю. Сам знаешь, бизнес — штука запутанная. Может, и есть у него интерес…

Я побарабанил пальцами по подоконнику.

— А этот ваш, Коржов, мог тебя слушать?

— Вряд ли. С бабками проблема. Но в то же время к убийству может иметь отношение.

— Кого еще включаем в круг подозреваемых?

— Того же Треухина.

— Про него я помню.

— Еще ФСБ. У этих средств на все хватит, но мотивы их никому не ведомы. Если на то пошло, здесь кто угодно может иметь интерес. Вплоть до «Моссада».

— Ну уж!

— Почему бы нет? А американский след — чем не вариант? У них там, в США, есть своя монополия на производство стержней и, представь себе, есть закон, ограничивающий монополию. По этому закону на американском металлургическом рынке должна быть представлена продукция из других стран. То есть сами американские производители стержней заинтересованы в нашем графите, а иначе с них безумные штрафы снимают. Другой вопрос: по какой цене и в каких количествах? Это я тебе совершенно точно говорю. Странно, но факт.

— Представляю, как через Обскую губу в Обь входит американская подводная лодка и в Новосибирске высаживаются «зеленые береты».

— Или «морские котики», — поддакнул Терехин.

…У Конан-Дойля, кажется, в «Собаке Баскервилей», а может, и в другом месте однажды возникает полное впечатление, что преступление могла совершить только нечистая сила. «Эту версию мы сразу отметаем, — заявляет Шерлок Холмс, — не потому, что нечистой силы не существует, а потому, что бороться с ней не в наших человеческих возможностях». А может, ничего такого он и не говорил, а я сам все придумал. Так или иначе, но версии о «Беретах», «Котиках», «Моссаде» и «ФСБ» я хоть и не отмел окончательно, но все же задвинул в тайники сознания.

Чистоплотный имиджмейкер собрал в один комок и запихал в полиэтиленовый пакет разрезанный на куски скотч. Из шкафчика в прихожей достал картонную упаковку от компьютера и, опустившись на колени, принялся торопливо сгребать в нее мелкие детали разбитой клавиатуры.

— Ты ведь говорил, что у вас все тихо прошло, посемейному, — напомнил я. — Двинули тебе по глазу, и всего делов. А разрушения откуда?

— Это придурок калорийный, уходя, все разворотил. Взял и пнул просто так. Из удальства, что ли… Каратист!

— Странно, — пробормотал я. — Маньяк, что ли? Не может пройти первый уровень «Тетриса» и теперь уничтожает все компьютеры на своем пути?..

…Придав интерьеру более-менее благопристойный вид, Терехин приступил к сборам — из шкафа перекладывал в темно-синюю сумку вещи, заранее аккуратно упакованные в прозрачные мешочки. От этого занятия его отвлекла телефонная трель.

— Алло, — сказал он.

— Здравствуйте, — сказал я в свою мобильную трубку. — Мне нужен Александр Николаевич Терехин.

Икнув, имиджмейкер воззрился на меня с изумлением, переходящим в укоризну, дескать, нашел время шутить, отвлекая от важных дел. Но я воздел кверху указательный палец, призывая сохранять серьезность и довериться моей причуде.

— Ну, я Терехин. Слушаю, — выдавил Саша, продолжая буровить меня недоверчивым взглядом одного здорового глаза и одного сморщенного до китайских кондиций.

— Красноярские друзья просили передать, что деньги вы получите на этой неделе. Всю сумму, в чемоданчике, мелкими купюрами, как заказывали.

— Э-э-э… — только и мог выдохнуть Терехин.

— А точнее — о месте и времени передачи договоримся завтра. Я перезвоню в промежутке от шести до восьми утра.

Я дал отбой. Положив трубку, Терехин заметил:

— Имей в виду, я принимаю только юани.

— Естественно, разве я похож на человека, который предлагает баксы?

— А если серьезно, что это значит?

— Да ничего не значит. Пошутить, что ли, нельзя?

В разновеликих глазах Терехина я прочитал горячее желание — покрутить пальцем у виска. Но имиджмейкер никогда не позволяет себе оскорбительных жестов. А самое страшное ругательство для него — «Проклятье!»

Глава 14

По своей социальной сути Самаковский — конкретный мелкий буржуй, следовательно, человек, всяко чуждый коммунистической идеологии. Однако удивительным образом на последних президентских выборах в бюллетене он подчеркнул Зюганова, каковой факт не то что не скрывает, а даже им гордится.

Я говорю:

— Серега, разве ты хочешь все свои нажитые непосильным трудом «Сникерсы» и остальной товарно-денежный оборот в одночасье безвозмездно передать пролетариату?

— Почему это? — удивляется он.

— Потому что конфискуют. Потому что нищие тоже хотят есть шоколад. Потому что ты враг.

— Какой же я враг, если голосую за коммунистов?

— Ну, если не враг, тогда, конечно, не конфискуют. Тогда ты сам по доброй воле весь капитал, первоначальный и последующий, должен им с радостью вручить. Как известный ударник капиталистического труда Савва Морозов.

— Геннадий Андреевич этого не допустит… А кто такой Савва Морозов?

— Савва Морозов? Знаменитый человек! Сын боярыни Морозовой и отец Павлика Морозова…

…С одной стороны, Самаковский — мелкий лавочник, с другой — в прошлом полукриминальный элемент, может, поэтому душа его оккупирована коммунизмом? Ведь говорят же, что криминальные элементы — опора коммунистов. Взять хоть известного коротко стриженного налетчика Григория Котовского или, наоборот, волосатого Нестора Махно. Правда, Нестора скоро перевели в другой список. Верные ленинцы всегда недолюбливали патлатых. Из-за этого они и «Битлз» запрещали…

С другой стороны, у нынешних демократов разве другая опора? Во всех учебниках написано — первоначальное накопление капитала. Бей, воруй, а уже потом твои денежки начнут цивилизованную работу.

Вообще-то я уже говорил, что мало интересуюсь политикой. Мне все равно, за кого голосуют мои знакомые. Мне даже все равно, за кого я сам голосую, разве что не за коммунистов. Я и Ельцина в свое время выбрал, лишь бы красные не прошли. Коммунистов я не люблю всего по двум причинам — они заставляли меня стоять в очереди и не разрешали любить «Пинк Флойд». Кому как, а мне и двух причин вполне достаточно…