Последний хранитель (СИ), стр. 56

— Ради такого дня, — сказала Наташка, когда Захарова уже посадили, — стоит прожить целую жизнь. Золушка отдыхает.

Как бы там все обернулось в дальнейшем? — того Сашка не знает. Но только, в любом случае, был он Захарову благодарен. И когда его посадили (как часто бывает в нашей стране, за понюх табака), сделал все от него зависящее, чтобы «Кресты» не поставили крест на его дальнейшей карьере…

— Какие проблемы? — доплатим, — еще раз сказал Сашка, и нырнул в карман за наличностью.

— Ладно, обойдемся без блядохода, — согласился Амбал, — продолжим? Ну, вздрогнули!

Мягкий, рассеянный свет, преломляясь в бокалах, отбрасывал желтые блики на белоснежную скатерть. Сквозь тонкую щель между тяжелыми шторами прорывался солнечный лучик. В полупустом зале гулко гуляли звуки. Что-то в этой безмятежной картине, Мордану, вдруг, не понравилось. То ли хищный оскал протрезвевшего Васьки Амбала, то ли напряженная спина официанта, склонившегося над соседним столом.

Он хотел, было, вскочить на ноги, и пойти на подрыв, но, вдруг, увидел Наталью. В окружении бородатых мужчин, она заходила в зал.

Я вздрогнул, хотел вмешаться, но не успел: Сашка падал лицом в салат. За его широченной спиной громко щелкнули браслеты наручников…

Да, это была она. А значит, нужно спешить. Я вернулся в свой гроб и вытер ладонью глаза, смахивая остатки видения. На душе было муторно, мерзко. Эх, Сашка! Ну, как же ты так, Сашка? Наши привычки перерастают со временем в недостатки, а потом — в откровенную слабость.

Опять не успел. Обстоятельства, или тот, кто их моделирует, в последние несколько суток играют против меня. Даже вечные горы не спешат узнавать своего давнего собеседника, а когда-то доводили до сумасшествия. Я поплевал на ладони и снова схватился за железяку: раз, два…

— Три! — крикнул Аслан и остолбенел. Он случайно глянул туда, где я, матерясь, выкарабкивался из цинка. К моему удивлению, человек, не боявшийся шаровых молний, ухватился за ногу подельника, как за мамкину юбку.

— Наверное, в этот день родился шайтан, — подумал он вслух. — Все сегодня не так, все на изнанку. Даже смерть.

Мимино, рванувшийся было вперед, понятное дело, упал и оглянулся в недоумении: так, мол, не договаривались! Проследив за взглядом Аслана, бравый пилот офигел. Да тут еще я, сдуру, этим парням подмигнул. Вроде бы мелочь, а проняло: он тоненько возвопил:

— А-а-а!!!

— А-а-а!!! — вторил ему Аслан неожиданно сочным басом.

Он выпрыгнул из учебного блиндажа, и рванулся, не разбирая дороги, к оголенному скальному склону. Бесстрашного летуна тоже подбросило. Подельник бежал быстро, но он обошел его, как стоячего. Длиннющие ноги мелькали, как циркуль в руках деревенского землемера.

Никто из бегущих не знал, жив ли еще их бывший заложник и если да, что замышляет. Встань он сейчас на горной тропе — они бы не стушевались и приняли бой. Они бы не испугались и десятка вооруженных Никит, но это!!! Их подгонял страх перед темной враждебной силой, генетический ужас, настоянный на суеверии. В отчаявшихся головах даже не было простенькой мысли: развернуться, и выпустить в мою сторону пару очередей.

Будучи шаровой молнией, я хорошо изучил окрестности. Под обрывом, к которому бежали чеченцы, проходила медвежья тропа. С вершины ее не было видно, но если скользнуть вертикально вниз, цепляясь за козырек, можно было попасть в аккурат на нее. С известной долею риска, тропа была проходима для взрослого человека. Ступень за ступенью, сползала она вертикально вниз, к подошве горы.

Беглецы постепенно пришли в себя. Они даже во время начали тормозить. Я мог бы их подтолкнуть и сбросить с вершины, но очень устал. Мне больше не хотелось их убивать: свой шанс начать все сначала они заслужили смелостью, фартом и жаждою жизни.

Глава 19

Курево у меня было. Мордан позаботился. Перед тем, как забить крышку, он высыпал в гроб несколько пачек «БТ». Многие сигареты были порваны и измяты, но в дело годились. В кармане нашлась зажигалка и коробок спичек. В конце концов, зарасти оно все говном, если есть дела поважней, пусть они подождут.

Было по-прежнему жарко, но самолет догорал. Хлопья жирного пепла уже не кружились в воздухе. Здесь больше никто ни в кого не стрелял. Вертолеты решили не возвращаться. Наверное, ушли на заправку, «причесав» на прощание, вершину и склон соседней горы.

Я курил и строил планы на будущее. Оружие, деньги — все это у меня на первое время было. Правда, костюм никуда не годился: выползая из ящика, я порвал его в клочья. Да и черт с ним, свобода дороже, это ведь, чудо, что вообще выбрался. Да и с одеждой особых проблем не будет. Хвост самолета и весь грузовой отсек, взрывом отбросило в сторону. Баулы, узлы, чемоданы посеяны здесь, как крапива на свалке и почти ничего не сгорело. Из такого количества барахла, можно выбрать что-нибудь подходящее. Все равно эти вещи уже никогда не дождутся своих хозяев.

Никита был в шоке. С момента, когда самолет набрал высоту, в нем стала происходить какая-то чертовщина: говорящие головы, сжигающие врагов, какие-то потусторонние голоса, прозрачная сфера, защитившая его от неминуемой смерти. Чтоб не сойти с ума, он ни искал ничему объяснения, все принимал на веру и, даже, не удивлялся. В конце концов, не чудо ли то, что сам он очнулся в морге, среди покойников и настолько пропах мертвечиной, что редкие ночные прохожие шарахались от него, как от посланца с того света? Но мое «чудесное воскрешение» убило его наповал.

— Может, это другая жизнь? — спросил он у неба, — может, я — отлетающая душа, лишенная тела? Почему же... почему же тогда так хочется жрать?

— Потому, что на свете есть сало, — ответил я на этот вечный вопрос, возвращая его в реальность.

Сфера исчезла, как будто рассыпалась. Бравый спецназовец материализовался в воздухе, в том самом месте, где застал его первый взрыв.

Никита мгновенно сгруппировался и приземлился, как учили в десанте. Под ногами горела трава, обжигали подошвы куски остывающего металла. Но он, казалось, не чувствовал ничего, все рылся и рылся в обломках, делая вид, что ищет свой пистолет. Не хотелось ему общаться с этим, условно говоря, человеком и Никита, как мог, оттягивал этот момент. Помимо всего прочего, был он конкретно обижен. Еще бы! Он видел, как вершину горы утюжили вертолеты, как они уходили от «Стингера», как один за другим, умирали его враги. Был скоротечный бой, а его, как нашкодившего пацана, почему-то поставили в угол. Это больно терзало самолюбие профессионала.

Он понимал, вернее — доподлинно знал, что я не из банды угонщиков, но хотел себя убедить, что это не так. Был у его ипостаси такой нехороший пунктик — срывать свою злость и досаду на первом, попавшемся под руку. Благо, в нашей советской армии подчиненные всегда под рукой.

В конце концов, он решился и зашагал ко мне, притаптывая ботинками язычки пламени.

— Ты кто такой? — начал он с классической фразы, — что-то морда твоя мне кого-то напоминает!

Еще б не признал! В нагрудном кармане его «комка» вот уже сутки лежит мое черно-белое фото, а также листочек с приметами.

Хоть тут повезло, — подумал Никита.

После своей «клинической смерти», майор Подопригора стал излишне самоуверен. Он, вдруг, обнаружил, что стал обладателем уникального воинского искусства, да такого, что не снилось ни Кадочникову, ни старшему прапорщику Овчаренко, ни самому Саперу. А потому, ничтоже сумняшеся, решил приступить к моему задержанию. (Вот она, человеческая благодарность!) Но что-то в моем облике его насторожило и настолько смутило, что бравый спецназовец решил перестраховаться и проявить осторожность.

Для начала, он двинул вперед правую руку — легкий бесконтактный удар раскрытой ладонью. Хотел сразу ошеломить.

Я выполнил два незаметных движения: немного отвел и усилил его удар. Кусок обгоревшей обшивки, валявшийся под ногами, сложился книжной обложкой и так загремел, как будто его огрели кувалдой.