Последний хранитель (СИ), стр. 42

Глава 14

Я проснулся со светлыми чувствами. Было прохладно. На часах ровно шесть утра. Я думал, что встал раньше всех, но ошибся. Новый день в этом веселом доме начался очень ранним похмельем: в районе поленницы дров одиноко блевал Угор.

— Штос! — позвал я его.

— Что надо? — неприветливо откликнулся он, — неужели не видишь, что человек занят?

— У тебя в роду не было чукчей?

— А по соплям?! — бригадир так разозлился, что перестал блевать.

— Я серьезно спросил, без подвоха.

— Ну, бабка моя по отцу саамка, а мать — чистокровная финка, родом из Выборга, девичья фамилия Карванен. Тебе-то что за дела?

— Болеешь ты сильно после «этого дела». Читал я, что у народностей Крайнего Севера в организме отсутствует ген, расщепляющий спирт. Водка для них и свет и проклятье. Бывал я там, убедился: если кто-то на стойбище не выпивает — значит, это грудной ребенок.

Угор поскучнел:

— Это я тоже читал. У тебя все?

— Хочешь, вылечу? Дай сюда правую руку.

— Да пошел ты, темнило!

Распахнулась дверь, на крыльце нарисовался Мордан:

— А ну, прекращаем базар! Что это тут еще за разборки?!

— Да вот, апельсин! Сколько знаю его — ни разу не поздоровался. А тут в душу полез: откуда мол, гены такие, не от хреновой ли родословной?

Давненько меня так едко не пародировали! Все в точку: интонации, голос, менторский тон человека, прожившего восемь жизней. От кого, от кого, а от Штоса я такого не ожидал. Мордан, видимо, тоже.

— Напрасно, Валера, — вымолвил он, досыта насмеявшись, — если Антон спросил — значит, так надо. Он же у нас, типа, доктор. Любую болезнь отмажет. Даже твою.

— Это какую ж мою? — спросил Угор с подозрением.

— Ну, типа, сделает так, чтоб тебя не трясло с бодуна. Или, чтобы сейчас...

— Гонишь! — выпалил Штос без малейших раздумий.

— Спорим на литр?

— На ящик!

— Годится! Делай, как он сказал.

Бригадир ощетинился, как двоечник перед поркой. Мысли в его голове дрожали, как заячий хвостик:

«Ни хрена не выйдет у этого Айболита! Тут медицина бессильна. Жаль, конечно, ну и хрен с ним! Зато ящик, считай, в кармане, можно поправить голову. Господи, да хоть бы чуть-чуть полегчало! Только я все равно не признаюсь. Даже, если получится у него. Скажу, что остался в той же поре…»

Он ждал предсказуемых действий: чудодейственных заграничных таблеток, элементарного массажа, внушения, гипноза на уровне Кашпировского, а я уже шарил в его памяти.

Сухость во рту, «горящие трубы», бессонницу, сонное отупение, боль над глазницами, приступы тошноты — весь этот «букет» я мог бы стереть небрежным движением рук. Только Угору этого мало — тот еще фрукт. Скажет, не помогло. А если найти в его прошлом самый счастливый день и настроить его настоящее на то душевное состояние, может, проймет?

...Выпускной бал. В спортзале детского дома медленно кружатся пары. Светка уходит под ручку с другим. Он сильнее и старше. «Но у меня в кармане нож. Меня так просто не возьмешь», — крутится в голове...

Нет, это не то!

...За воротами тротуар чисто вымыт весенним дождем. Краешек солнца над пеленой облаков. Утренняя прохлада. Деньги в ладони. Целая куча денег, сто один рубль! Получил и забыл засунуть в карман. Мама моя, неужели свобода?!

А вот это как раз оно!

Угор пошатнулся, присел на завалинку. А потом улыбнулся, радостно и светло. Он, щурясь, смотрел на полоску рассвета и молчал. Думал о чем-то своем, сокровенном.

— Ну как? — поинтересовался Мордан.

— Ты знаешь, кентюха, — тихо сказал бригадир, — каюсь, хотел сбрехать. Да что-то не получается. Сколько я перепробовал разной гадости: и бухал, и шмалял, и кололся, а такого прихода не ловил никогда.

— А я тебе что говорил?

— Фартовый ты хлопец, — продолжил Угор, обращаясь ко мне, — с такими талантами надо бабки мешками ворочать, а не торчать по грязным подвалам.

— Ладно, проехали! — отрезал Мордан, — кстати, насчет подвала: эта хата со вчерашнего дня засвечена. Я новую недалеко присмотрел. Возьми с собой пару-тройку толковых ребят, лукнитесь по адресочку. Это Фадеев ручей, рядом с домом, где раньше был вытрезвитель. Прикиньте, что там и как. Арсенал собери прямо сейчас и дергай, пока менты не проснулись. В общем, не маленький. Не мне тебя инструктировать. Кого оставляешь вместо себя?

— Я Контуру доверяю.

— Годится. Это с ним ты ночью ездил за гробом?

— Угу, — кивнул бригадир.

Вот так в этом доме хранят тайны. Я хотел было высказать свое «фэ», но Сашка толкнул меня локтем в бок — погоди, мол. И плотно наехал на Штоса:

— Что ж привезли такое уежище? Не могли поприличнее вещь ухватить?

— Да хрен его знает! — бригадир презрительно высморкался. — Едва отыскали мы эту «байду»... как ее… магазин ритуальных услуг. Там рядышком морг, куча дверей, все закрыты. Зашли с черного хода, лукнулись туда-сюда — все в кафеле, ни хрена не понятно. Смотрим, бабка сидит за стеклянною амбразурой, носом клюет, роняет очки, а на стекле объявление: «Здесь, типа, продаются талоны на проезд в автобусе и троллейбусе». Ну, Контур, без задней мысли, возьми и спроси:

— Вы, бабушка, кроме талонов на транспорт, больше ничем не торгуете?

— Ты бы, Александр Сергеевич, видел, что с тою старушкою стало! Орала так, что морщины на морде разгладились. Видимо, и до нас к ней с подобным вопросом не раз подходили.

— Ах, вы, — кричит, — сволочи! Нет у вас за душой ничего святого! Нашли место, где шутки шутить! Сюда люди с горем приходят, с таким, что до смерти не выплакать. А вы?!

Насилу ей втолковали, что нам, собственно, гроб и нужен.

— Какой? — спрашивает.

— Известно какой — деревянный.

— Размер, — говорит, — какой?

А хрен его знает, что за размер нам нужен? Ты же не уточнил, кого хоронить будем.

— Давай, — отвечаю, — мамаша, самый здоровый, чтобы не прогадать.

Ну, типа купили. Начали в машину засовывать — задняя дверца не закрывается. Пошли, поменяли. Попросили у бабки другой, на десять сантиметров поменьше. Она там, оказывается, и кассир, и грузчик, и кладовщик. Ну, дали ей денег немножко, типа за беспокойство. Она нам весь склад отворила. Там добра этого валом, под потолок. Ну и выбрали мы...

— Н-да, — подытожил Сашка, — хреновато у вас со вкусом. Ладно, закроем тему: что взяли — то взяли. Давай-ка, Валера, начинай заниматься делами.

— Кто насчет гроба распорядился? — спросил я, когда бригадир был уже далеко и не мог уже нас услышать.

— Евгений Иванович, кто же еще? — признался Мордан. — Ты только в постель, а он подхватился и в Мурманск махнул.

Я ему:

— Вы куда?

— По делам.

— Какие дела? — ночь на дворе!

— Так в серьезных учреждениях дела только после полуночи и начинаются...

Я смотрел на счастливую рожу Мордана и что-то мне очень не нравилось. На лбу, как на том плакате, что давеча он показывал, как будто написано, что темнит.

— Ты мне зубы не заговаривай. Гроб не канистра с пивом, без бумаги не купишь!

— Ну, подъехал он через пару часов на какой-то служебной «Волге» с нулями на номерах, — неохотно признался Сашка. — Я уже спать собирался. Отдал мне документы и снова слинял. Бумаги свежие, даже печати не высохли. Могу показать. Там справка о смерти на какого-то там Заику Аркадия Петровича. Умер сегодня, в три часа ночи. Причина смерти — туберкулез. Есть еще копия завещания, согласно которому он должен быть похоронен в Ростове.

— И все?

— Остальное тебя не касается, — огрызнулся Мордан, — это мои личные документы!

— Видишь Штоса?

— Ну, вижу. И что?

— А скажи-ка мне, дорогой Александр Сергеевич, что мне мешает сделать, к примеру, так, что ты будешь срать дальше, чем видишь, в течение, скажем, трех суток?

— Ладно, — сдался Мордан, — в общем, я, как единственный родственник, буду сопровождать мертвое тело к месту упокоения. Вылетаю сегодня. Есть билет на вечерний авиарейс и оплаченная квитанция на перевозку груза. Так что расходятся наши пути. Жаль, что у тебя не срослось.