Никто не умрёт (СИ), стр. 16

- Все, хватит. Достали вы меня все.

С грохотом отодвинул дверь шкафа-купе, вытащил объемистый черный чемодан и стал бросать туда свои вещи, которые попадались ему под руку.

Полина причитала над сыном, заклеивала ему порезы и ссадины пластырем, изредка подливая масла в огонь, своими комментариями:

- Давай, собирайся, а я к твоему начальству пойду и расскажу. Все расскажу. О чем молчала столько лет - тоже. И про Бореньку... Все узнают, что ты за человек... преступник...

- Беги отсюда. - сказал Олег Хану. - Если эта дура с ума спятила, и собирается все рассказать, то тебе надо срочно уезжать из этой страны. А я уже побежал. Из страны мне никуда, а из этой психушки, в самый раз, пора делать ноги.

Он схватил не закрытый чемодан в охапку и скверно ругаясь, вышел на улицу. Возле дома собралось несколько человек зевак - соседей и случайных прохожих. Они расступились, пропуская Олега к машине. Тот бросил чемодан с торчащими из-под закрытой крышки вещами в багажник белой Тойоты.

Хан пошёл за ним и догнал его, когда тот уже сидел за рулем и вставлял ключ в замок зажигания.

- Стой, объясни, что такое "все"? Что она мне может рассказать?

Олег провернул ключ в замке зажигания, мотор забубнил, приглушая голос.

- На все плевать... беги отсюда... - сказал и захлопнул дверцу.

Машина с визгом рванула с места, окатив собравшихся облаком пыли. Хан вернуться в дом к всхлипывающему Сашке и причитающей над ним Полине.

- Иди спать, мне надо поговорить с матерью, - сказал он Сашку.

Тот послушно встал, но Полина обеими руками ухватила сына за рукав

- Ты не можешь здесь распоряжаться! - закричала она, обратив к Хану пылающее яростью лицо. - Ты тут не хозяин. Ты тут никто! Убирайся отсюда! Не мешай нам жить.

Сашок оттолкнул мать, и с криком "Надоела! Достала!" бросился по лестнице вверх в свою комнату. От толчка Полина качнулась. Схватившись за перила рукой, она неловко осела на ступени.

- Вот, что ты наделал, урод разрисованный! Что смотришь своими ядовитыми глазищами? Не боюсь я тебя! Сатана! - злобно зашипела она, брызгая слюной.

Хан не понимал причину бешенства. Он не был виноват в том, что сейчас произошло между ней и Олегом, и не имел отношения к незаконным делишкам Сашка, за которые тот получил взбучку от отца.

- Мать, ты в своем уме? - спросил он, тряхнув её за плечи.

- Мать? Какая я тебе мать? - взвизгнула Полина, вырываясь, и вдруг сникла, обхватила голову руками и закачалась взад-вперед, тихо поскуливая.

Потом подняла голову, зловещая улыбка появилась на ее лице.

- Ненавижу, ненавижу, ненавижу тебя, всех вас. Душа изболелась. Зло в тебе страшное. Убила бы. Только об этом надо было раньше думать, когда ты был маленький. А теперь попробуй тебя убей...

- Хватит, - оборвал он ее. - Просто, рассказывай все, что ты знаешь, но до сих пор скрывала!

- Я все расскажу. Всем порасскажу, в телевидение напишу. Про то, как муж мой продал сына. Про то, как мужа моего треклятого направили в командировку в китайскую милицию, а я, дура, взяла турпутевку и поехала с ним и сына Бориску с собой взяла. Ох, я дура-дура! Сама своими руками. А Боренька-то так радовался, что с мамой и с папой поедет на поезде...

Полина посмотрела в зашторенное окно, за которым была темнота, словно пыталась разглядеть в ночи свое прошлое.

- Когда Борис родился, все удивлялись - какой красивый мальчик. Вот и сглазил кто-то...

- Какой Борис? - перебил ее Хан, - Ты о ком говоришь?

Глаза Полины уперлись в переносицу Хана, она привстала и подняла руку, будто хотела дать ему подзатыльник.

- Слышишь, о чем я тебе толкую, тупая твоя башка! Пропал мой мальчик по ту сторону границы. Пропал Боренька, и его не нашли. В озере искали, в лесу искали, в горах искали. Ихний милиционер пришел и говорит - утоп. Тогда Олег привел тебя. Надо, говорит, японского малыша увезти в Россию.

Ноги Хана неожиданно отяжелели, будто он пробежал тридцать километров. Хан присел на корточки.

- Какого говоришь? Японского? - переспросил он.

- Олег стал перекрашивать тебе волосы в рыжий цвет, - продолжала, не слушая его, Полина, - У Бориса волосы рыжие были. Не знаю, куда пограничники смотрели, тебя с Борисом никак нельзя было спутать ни по внешности, ни по возрасту. Ведь ему было 5, а тебе - 3 года.

- Рыжий? - он бездумно повторил за Полиной слово, случайно зацепившееся за сознание.

- Рыжий, как солнышко, - обрадовано подтвердила Полина, - Сейчас покажу его фотографии.

Полина, цепляясь за поручни, тяжело встала со ступенек, зашаркала на кухню. Хан последовал за ней. Она поставила стул около навесного шкафа, потянулась к верхней полке.

- Я ни одной фоточки не выкинула. Когда он "заметал следы" и уничтожал все, что сына касалось, я спрятала кое-что от него подальше, чтобы память сохранить.

Полина вытащила из шкафа сверток и, качнувшись, слезла со стула. Сдвинула на столе посуду в сторону, смахнула крошки на пол, положила на освободившееся место сверток, грузно плюхнулась рядом на стул, бережно развернула желтую оберточную бумагу. Внутри оказалась поношенная детская футболка с цифрой: "5".

- Бореньке должно было исполниться пять лет, - сказала Полина, дрожащими руками разглаживая слежавшуюся в жесткие морщины материю. В футболку были завернуты кучка фотографий, сделанных при помощи фотоаппарата "Polaroid".

Хан взял одну из них. С фотографии на него смотрел рыжий мальчик с огромными голубыми глазами, курносым носом и веснушками во все щеки.

- Дай мне ее, - попросил Хан.

Полина прищурила глаза с хитрым видом.

- Я дам, если найдешь Бореньку в этом треклятом Китае живого или мертвого.

Хан не успел ответить. Лицо Полины вдруг стало меняться, наливаться кровью.

- Это ты во всем виноват. Ты был послан, чтобы разрушить благодать, ты - сам сатана...

Полина встала, опершись дрогнувшей рукой о стол, схватила бутылку красного вина и занесла ее над головой, метясь ей в Хана. Бутылка оказалась открыта, и вино полилось по ее руке, заливая рукав халата потеками кровавого цвета.

Он завернул фотографии обратно в футболку, сунул под мышку вместе с оберточной бумагой и ушел. Он направлялся к Якудза. От него он рассчитывал узнать подробности правды, которую от него до сих пор скрывали.

Глава 9. ИСПРАВЛЕННОМУ ВЕРИТЬ

С тех пор, как Соня приехала на поезде во Владивосток, держа в одной руке маленькую Ивану, а в другой - чемодан только самых необходимых для младенца вещей, прошло 17 лет. На вокзале она познакомилась со старушкой, которая привела ее в свой одноэтажный домишко с чердачным помещением и отдельным входом для квартиросъёмщиков. Узнав, что Соня - дантист, бабушка предложила присматривать за маленькой племянницей, пока Соня на работе - бесплатно, но не бескорыстно. В ответ на эту любезность Соне приходилось лечить ей зубы, с которыми у нее, как у всякой старушки были большие проблемы, хотя и осталось их совсем не много.

Все складывалось так удачно, что Соня готова была поверить в своего Ангела-хранителя и даже общего для всех Бога, если бы не проблемы в личной жизни, которые не позволяли ей, одинокой женщине, чувствовать себя до конца счастливой.

С первым мужем Соня развелась еще до рождения Иваны. Была юношеская любовь, замужество за другом детства, потом рождение сына. Когда сын вырос и ушел в армию, она осталась одна. Муж оставил ее ради более молодой и красивой. Она переживала не долго, потому что появилась Ивана. И вот она - для всех мать-одиночка в чужом городе, без привычного окружения, вдали от родных и подруг, некого попросить о помощи и даже просто поплакаться. Хотелось спрятаться за чье-то надежное плечо от житейских проблем, но никак не получалось. Среди пациентов встречались мужчины, разведенные и даже попадались среди них холостые и вдовые, однако не всегда знакомство заходило достаточно далеко, то есть до близких отношений, так как Соня выбирала не столько будущего мужа для себя, сколько доброго дядю для племянницы, которую она очень любила.