Царский витязь. Том 1, стр. 22
Ознобиша зябко передёрнул плечами. Снова лёг, закутался в одеяло… наконец понял, что вблизи никто не всхлипывал, не шептался. Сон постепенно редел. Чёрная Пятерь уплывала за снега и леса, за тридевятую овидь. Кругом всё основательней смыкалась каменная насущность Невдахи.
Здесь Ознобиша пока не оставил никаких теней по углам. Он понемногу согрелся и крепко уснул.
Ещё вечером на Ворошок нанесло косматую тучу. Правда, не с моря, а совсем с другой стороны. Во дворах и переходах Невдахи заметались призраки. Заголосили так, что расхотелось даже пугать друг дружку россказнями о неупокоенных Нарагонах, всюду ищущих родовое кольцо. Под утро стало тихо. Буря откочевала в сторону Кияна, покинув гряду в долгих саванах возвращённой зимы. Оттепель изорвёт морозные ризы, но сегодня мирская учельня прыгала через сугробы, умывалась белым холодом, кидалась снежками.
Вышел хмурый, озябший державец, служивший в крепости ещё при боярине Сварде.
– Шевелись, дармоеды! Ваши учителя снег должны разгребать?..
Ознобиша с готовностью схватил лопату. Удивился, поняв, насколько, оказывается, тосковал по привычной работе, по северной зиме. Стужи в замке не бывало никогда. То ли от близости горячего водопада, то ли потомку героя вправду показали доброе место… Вот только зимы год от года делались всё суровей. Едва успели порадоваться весенним дарам, по обычаю присланным из Подхолмянки, – как задуло, как нанесло!
– С дикомытской стороны веяло, – пропыхтел Ардван. – Чего хорошего ждать!
Ознобиша хихикнул:
– Мы с братейкой-дикомытом снега перекидали, сколько ты за всю жизнь не увидишь…
Тадга широкой лопатой откроил от пухлого белого пласта. Упираясь, подгрёб на край площадки.
– Так дело пойдёт, в долине зелёные пруды вымерзнут.
Ознобиша принялся помогать. Ростом он был по ухо рыбацкому сыну, но сноровка любой дюжести сто́ит. Сугроб пошёл расти на глазах.
– Выстоят пруды, – успокоил Ознобиша приятеля. – Они знаешь сколько добра в них сбрасывают? Всем городком. Тёплого…
Ардван засмеялся, оттопырил гузно, хлопнул кожаной рукавицей.
– Всё равно туча дикомытская не к добру, – пробурчал Тадга. – Говорят же, воевать их скоро пойдём.
– Кто говорит?
– Да все. Вот пошлют меня войско считать, Ардвана – указы начисто переписывать, тебя… – Он запнулся, соображая, мог ли быть прок ратным людям от Ознобиши. Сразу не придумал, безнадёжно махнул рукой. – А там всех в плен возьмут.
Ознобиша прищурился, упёр руки в боки:
– Это когда же? Когда ваши Ойдриговичи снова Позорными воротами побегут?
– Тихо ты, – испугался Тадга.
Ардван тоже покосился через плечо, кивнул в сторону:
– И станем неволей маяться за Светынью. Вот как Орик…
В сторонке уныло шуровал их ровесник. Держал лопатище, словно одолевал всю тягу земную. Цеплял снег по горстке, бросал тут же рядом. А уж лицо было!
– Хоть образ в храме рисуй, – пискнул Ардван. – Первые мораничи на каторге изнемогаются!
– Люди добрые, – одновременно заскулил Тадга. – По злому велению чахну, вместо того чтобы у боярского престола стоять…
Ознобиша засмеялся с друзьями. Потом нахмурился. «Я сюда не просился, – говорил Сквара. – Но коли попал, надо все умения превзойти…» Сквара теперь, наверно, лучшим учеником стал. Вместо Лихаря стенем. А с унывника Орика и в красных палатах толку будет как здесь. «Вот ужо сошлют тебя, бедолагу, на кру́жечном дворе должишки писать…»
– Всё равно, – снова помрачнел Тадга. – Поймают, пытать возьмутся. Сколько войска да которым путём воевода сторожевой полк выслал… как язык за зубами сдержать?
– А никак, – сказал Ознобиша.
– Да ладно, – не поверил Ардван.
Тадга зябко переступил с ноги на ногу:
– Сам баял, на воинском пути зна́тые живодёры. Я-то думал, вас му́кам противиться обучали! Боль от тела отмещать…
– Нужен ты кому, – засмеялся Ардван. – Кто слыхал, чтобы при воеводах счислители состояли?
Тадга подкинул ногой снег.
– Я, может, зодчему помогать буду. А враги о защитной стене узнать захотят!
Ознобиша пожал плечами:
– И узна́ют, если тебя господин твой не сбережёт.
– Огнём жечь будут? – с болезненным вожделением спросил Тадга. – Руки ломать?
Посмотрел на свои рукавицы, вздрогнул. Сжал кулаки, зябко втянул в рукава.
– Огнём хлопотно. Дым виден и смрад повалит, – рассудил Ардван. – Они проще сделают! Валенки слу́пят, самого ногами в сугроб. Всё сразу расскажешь.
Тадга опустил глаза. Войлочные сапожки начинали расползаться по швам. Совсем погибнут, если скоро не починить.
– Ну уж не сразу… потерплю…
Ему было страшно. Ардван засмеялся, тонко заверещал:
– Всё скажу-у-у! Сколько два да один будет… и сколько из трёх два вычесть…
– Ха-ха, – скривился Тадга. – А ну выкладывай, краснописец, что́ господин в стольный Выскирег доносил?
– Трусишка ты, рыбачок.
– От зайца горного слышали!
– Ну вас, – тряхнул головой Ознобиша.
– Погоди, – вдруг вспомнил Ардван. – Ты все книги прочёл! Йелегеновы советники, Игай да Койран… выдержали, когда хасины…
– Не выдержали.
Мирские недоучки переглянулись. Выкормыш Чёрной Пятери явно что-то знал. От этого становилось неуютно.
– А в летописях…
– Летописцы славили царя Йелегена и придумывали победы, если их не было.
– Это тоже учитель ваш говорил?
Ознобиша кивнул.
Тадга смотрел так, будто собираться с духом для мук предстояло прямо сейчас. Архван ещё хорохорился, но ухмылка получалась кривая.
– Значит, совсем-совсем способа никакого?
– А учителя вашего в плен взяли бы? – спросил Тадга.
«Ветра! Взяли!..» Ознобише стало смешно. Потом он оставил улыбаться, медленно проговорил:
– Способ-то есть… Помянул однажды учитель…
Друзья встрепенулись.
– Ну?! – подался вперёд Ардван.
Тадга сразу потерял надежду:
– Тайный небось…
Ознобиша вздохнул:
– Тайна невелика. Исполнить духу не хватит.
– Это почему?
– Надо внутренним усилием рот на замок запереть и ключ выбросить.
– Тебе хорошо! – обиженно протянул Тадга.
Теперь смешок вырвался у Ознобиши.
– Мне?..
– Ты везучий!
– Царские наручни отвергаешь, вместо плётки за наглость ещё имя новое дарят.
– Тебя к важному господину пошлют. Уж он в обиду не даст.
– Тебя на воинском пути всему научили! А мы хоть отравой впрок запасайся!
Друзьям не дал поссориться один из младших мальчишек. Он до того торопился, спускаясь по каменной лестнице, что поскользнулся. Взмахнул руками, больно сел на ступеньку.
– Ознобиша… то есть Мартхе! В передний двор беги! Дыр зовёт!
Наставник Дирумгартимдех, смуглолицый южанин, не любил холода. И в том, что талая жижа вновь чавкала под ногами, более прочих был виноват Ознобиша. Оттого ему для начала досталось палкой поперёк склонённой спины.
– Праведные владыки радеют о восстановлении державы, но подданные, до́лжные облекать плотью царскую волю, не желают слышать слов мудрости… Чьё скудоумие указало на этого никчёмного, когда есть действительно достойные ученики?
Не поднимая головы, Ознобиша видел друзей, опасливо глядевших из-за угла. До гнездаря постепенно доходило, что Дыр позвал его не просто для очередной руганицы.
– Будь моя власть, – продолжал наставник, – я бы послал наделённого благородной рукой, годной составлять хозяйские письма… Этот же пишет, как ворона, склевавшая пьяные ягоды! А его бесчинная привычка читать молча, убегая на десять страниц вперёд, пока прилежные отроки за учителем повторяют!..
«Не на десять! Неправда это! Всего на пять…»
Против Дыра стоял доверенный писарь одного из купцов. Ознобиша мельком видел его в Подхолмянке. Слуги держали под уздцы лошадь.
Неужто жизнь снова готовилась круто лечь на крыло?..
«Чем ругать напоследок, позволил бы котомку собрать… Матери Страннице помолиться, кусочек хлеба дорожным оберегом припасти…»