Что ты ищешь? (СИ), стр. 1

Полина Дрожжинова

Что ты ищешь?

Пролог

В камине уютно потрескивали дрова, заставляя забыть о холоде зимней ночи, которая скреблась в окно мириадами снежинок. Высокий черноволосый мужчина встряхнул свой плащ, оросив дорогой красный ковёр капельками талого снега, и повесил сушиться на спинку кресла. Присев на корточки, поворошил кочергой поленья.

— Вам ещё что‑нибудь нужно, господин?

Брюнет вздрогнул, едва не выронив кочергу. — Несмотря на дряхлость, единственный постоянный обитатель этого дома по — прежнему ходил неслышно — как кошка.

— Нет, спасибо, Лалий. Иди спать.

— Вот именно — спать пора. — Проворчал старый слуга, направляясь к выходу из гостиной. — То годами не появляетесь, то среди ночи в этакую метель прискакали. Я вам чай на столик поставил — погрейтесь.

Мужчина проводил старика взглядом, прислушался к скрипу старой, рассохшейся лестницы. Наступила тишина — Лалий отправился к себе в комнату, не собираясь выяснять причин странного поведения хозяина — уж если приехал в такую глушь за много километров от столицы, то уж не просто потому, что ему захотелось прогуляться в бурю.

Господин тем временем, проигнорировав блюдце, взял изящную фарфоровую чашку, наполненную янтарной жидкостью и сжал в ладонях — греясь. Опустившись в кресло, он молча стал наблюдать, как качается маятник больших напольных часов, стрелка которых неумолимо подползала к цифре три.

Ждать пришлось недолго. Снова скрипнуло — на этот раз дверь — и на пороге появился человек в длинной, тяжёлой даже на вид шубе из дорогого куньего меха. И без того светлые волосы были припорошены быстро тающим снегом. Брюнет в знак приветствия отсалютовал ему чашкой чая.

— А теперь объясни, зачем нужно было встречаться именно в моём загородном доме? Я здесь лет пять не был.

Внезапно он заметил в руках новоприбывшего большой свёрток и подался вперёд, чтобы получше разглядеть его содержимое. Лицо мужчины вытянулось от удивления.

— Что это?

— Ребёнок. — Блондин небрежно сунул недовольно вякнувший свёрток в руки друга и, сняв шубу, устало опустился в кресло напротив.

— Я вижу. — Вздохнул брюнет. — И даже понимаю чей…

— А значит должен понимать какую опасность он представляет.

Хозяин дома грустно улыбнулся и осторожно раздвинул пелёнки, чтобы получше разглядеть лицо младенца.

— Какой опасный кроха.

Блондин досадливо поморщился.

— Сейчас нет, но лет через двадцать… Ты же знаешь, что являешься единственным, кому я могу доверять. Поэтому мне нужна твоя помощь — пристрой его.

Ребёнок, до этого мирно спавший в коконе из тёплых тканей, проснулся и требовательно захныкал. Брюнет стал тихонько его укачивать, в его глазах читалось неодобрение, но одновременно и осознание правоты друга.

— Хочешь, чтобы я его усыновил?

— Нет… Это слишком близко. Найди семью в какой‑нибудь глуши как можно дальше отсюда.

Хозяин дома задумчиво провёл пальцем по лбу младенца, дотронулся до крохотного носа, заставив ребёнка потешно чихнуть.

— Если ты так хочешь скрыть это — не проще было бы его убить? — Голос был спокойным и даже немного скучающим — будто речь шла о сборе урожая груш.

Его друг ухмыльнулся.

— Многие считают меня мерзавцем, и все они правы. Я тот ещё урод, но убить собственного ребёнка всё же не способен.

Брюнет склонил голову, пытаясь скрыть лёгкую полуулыбку — он ожидал этого ответа.

— Мне нужно возвращаться. — Мужчина нехотя встал. Выходя из комнаты, он бросил последний взгляд на агукающий свёрток и горько скривил губы. — Рассчитываю на тебя… Просто сделай так, чтобы он никогда больше не попался мне на глаза.

Хлопнула дверь, затем ещё одна — входная — громко, будто её шваркнуло о косяк порывом ураганного ветра или кто‑то пытался заглушить клокочущую в горле злость и досаду, не смевшую выплеснуться словами. Оставшийся, ещё некоторое время внимательно, с улыбкой рассматривал своего нового подопечного, который, наконец, замолчав, отвечал ему тем же. Младенец сонно щурил голубые, как у многих новорожденных глаза — с возрастом у большинства цвет меняется.

— Не плачешь? — Хмыкнул мужчина, задумчиво постукивая длинными тонкими пальцами по кокону из пелёнок. — И правильно делаешь. — Назидательно заявил он. — Сейчас тебе скорее повезло, чем нет. Хотя, если унаследуешь упрямство отца, то вряд ли когда‑нибудь это оценишь. Но не будем загадывать — просто подождём и посмотрим что же выйдет. А уж я о тебе позабочусь…

Глава первая — туманная

Эля поправила сползающие на нос очки и выглянула в окно. Стрелки Больших часов показывали на цифру пять. Девушка повернулась лицом к классу и объявила:

— На сегодня всё. Идите домой осторожно и не забывайте про домашнее задание.

Послышался скрип отодвигаемых стульев, дети стали не спеша укладывать в сумки небольшие грифельные доски для письма — бумагу они использовали только при выполнении домашних заданий, и так же, не торопясь, потянулись к выходу из классной комнаты. Учительница опустила взгляд на проход между двумя рядами парт, так, что ей была видна лишь вереница детских ног. Осень в этом году пришла рано и холода уже начинали качать права, ненавязчиво намекая о своём присутствии тонкой корочкой льда, покрывавшей по утрам лужи на улице. Но, несмотря на это, многие ещё были обуты в летнюю обувь — плетёные туфли или сандалии с деревянной подошвой. Только несколько счастливцев щеголяло в разношенных ботинках — наследство от старших братьев или сестёр. Родители остальных либо пока не могли позволить себе такую роскошь, либо берегли обувь до прихода настоящих морозов. Эля опустила взгляд ещё ниже — на собственные ноги и тихонько вздохнула — простенькие и неудобные сапожки стоили ей почти всей зарплаты — точнее той её части, которая не ушла на оплату съемной комнаты. Оставшихся денег было катастрофически мало, и вот уже неделю девушка питалась хлебом и чаем — точнее отваром из разных травок, собранных летом за городом и заботливо высушенных — настоящий чай, людям её круга был не по карману.

— Зато я теперь не простужусь. — Пробормотала она. — Правда, теперь есть вероятность, что я умру от голода…

— Мисс Элиан.

Учительница вздрогнула и подняла голову. Перед ней стояла худенькая большеглазая девочка восьми лет в сером, застиранном платье. Больше никого в классе не было.

— Что такое, Мила?

Девочка заложила руки за спину и застенчиво шаркнула ножкой.

— А можно я вам помогу с уборкой?

Эля улыбнулась.

— Я буду очень признательна тебе. А потом выпьем чаю.

Мила просияла и, схватив тряпку, стала вытирать с большой доски, висящей на стене, меловые записи. Девушка тем временем взялась за веник.

— А тебя дома не хватятся? — Осторожно спросила она ученицу.

Та внезапно сникла и стала водить тряпкой по доске в два раза медленнее.

— Сегодня годовщина папиной смерти — мама утром его вещи доставала и плакала, значит опять будет пить и говорить, что у меня папины глаза. Не хочу домой. — Девчушка передёрнула худеньким плечиком.

Отец Милы погиб в последней войне — глупой, жестокой, скоротечной. Отгремев девять лет назад, она унесла множество жизней — в том числе и обоих родителей Эли — тогда ещё двенадцатилетней девочки. Самое смешное, что сейчас уже никто не мог достоверно сказать, из‑за чего всё началось. Кто‑то утверждал, что первыми напали люди, после того, как император оборотней откусил королю Сиксту Третьему голову, другие говорили, что оборотням понадобились рудники, на которых стояла столица государства людей, а кто‑то отмахивался и бормотал сквозь зубы, что мир просто соскучился по мордобою, но, так или иначе, государство людей — Гардмир попало под протекторат Великой Двуипостасной Империи, которая, к слову сказать, и иперией‑то стала только после захвата Гардмира.

— Но пообещай мне, что ты не будешь делать глупостей и вернёшься домой до наступления комендантского часа.