Названная женой (СИ), стр. 13
Царевна отпила чернильную на вид жидкость, густую и терпкую. След от бича чесался неимоверно, Гвенн завернула широкий рукав: Кожа выглядела здоровой и чистой; по руке, от плеча до кисти, змеился синий рисунок. И правда, морской змей! Отчётливо различались чешуйки, вдоль спины поднимался высокий гребень, оскаленная пасть лежала на тыльной стороне кисти. Это выглядело странно, но очень красиво.
— Немного синего на белом, — спокойно сказала Лайхан. — Если нельзя стереть, надо использовать. Вы ещё хотите увидеть маленького Ниса?
Русалка взяла со стола короткий цилиндр, встряхнула его несколько раз, до звона и протянула Гвенн. Она покрутила недоверчиво и приложила к глазу. В Чёрном замке было похожее, но там мельтешение разноцветных камешков только расцвечивало серое холодное небо…
Морской царь, опершись подбородком на ладонь, величаво восседал на троне.
Мелкий царевич вбегает в зал и прижимается к широкой груди Айджиана.
— Как можно так себя вести? — Мигель влетает следом, заполошно скачет на плече Айджиана, около лица Ниса. — Плохой мальчик, плохой!
— Па-а-апочка-а-а! Мигель мне проходу не даёт!
— Нельзя так делать! Ай-ай-ай, так поступают только мурены!
— Сам ты мурена!
Нис оборачивается и хватает ойкнувшего голожаберника за юбочку.
— Что разбил на этот раз? — пробивает воду голос морского царя.
— Ну папочка! Нет, не разбил!
— Конечно не разбил! Он разнёс, сир! — вырывается из цепких детских рук Мигель. — Подчистую! Сир! В нашем дворце стало меньше места на крыло! Крыло-о-о!
— Папе оно всё равно не нравилось! — Нис поворачивается к отцу, трется рожками. — Па-а-ап? Я не хотел! Оно случайно!
— Кто-то пострадал? — низким гулом раздаётся голос Айджиана.
— Нет, пап, нет! Я знал, что ты расстроишься! Это то, дедушкино крыло, там все боялись ходить. Я попробовал слепить лёд, и вот оно и рухнуло.
— Значит, перестроим, — поднимает голову Айджиан, и Мигель отшатывается от взметнувшихся рогов. — Чтобы такого случайно не происходило, надо учиться.
— Да, сир, это необходимо-о-о! — завывает Мигель.
— Но па-а-ап, я же не винова…
— Чтобы впредь такое было лишь специально. Ты меня понял, Нис?
— Сир! — возмущается ослепительно-желтый Мигель.
— Пап! — хлопает в ладоши Нис.
— Вы учите нашу крошку плохому, сир! — негодует Мигель.
— Он сын Балора Второго и внук Балора Первого. Ему часто придётся сталкиваться с плохим.
Нис откидывается затылком на широкую ладонь морского царя и заливается от смеха.
Голос, от которого идут волны, гудит неожиданно приветливо:
— Поздно уже. Ты моя синяя звездочка! Не сияй так ярко, засыпай.
— Но па-а-ап! Расскажи сказку!
— И ты уснёшь?
— Да, пап, да!
Тональность меняется, вода вокруг густеет, словно превращаясь в сироп. Речь морского царя льётся патокой:
— Тогда слушай папу. Жил в синем море один очень любопытный принц.
— Как я?
— Ещё любопытнее. Очень ему нравились морские обитатели, но больше всего он любил наблюдать за земными.
— Береговыми?
— Верхними. Много раз он видел прекрасную лань, что бегала утром по пене прибоя, и однажды признался ей в любви. Нырнула она в воду и скинула шкурку, превратившись в пеструю рыбку. Они долго плавали вместе, и не было никого счастливее принца. Но в конце дня рыбка выпрыгнула из воды и превратилась обратно в лань. Так продолжалось не один месяц. Мало показалось принцу дня, хотел он, чтобы его рыбка всегда была с ним, а на все его просьбы она просила подождать. И тогда он порвал её шкурку. Рыбка выпрыгнула из воды и превратилась в белую горлицу. «Почему ты не подождал меня? — спросила горлица. — Ещё только день до года, и я была бы всегда с тобой. А теперь прощай навеки».
Картинка совсем размылась, видно, крошка Нис уснул. Гвенн отняла трубку от лица и вздрогнула.
Прямо перед ней вырос незаметно подошедший царевич.
Нис постоял всё с тем же нечитаемым выражением, сжимая кулаки так, что посветлели костяшки. Глаза налились тёмной зеленью, как море перед бурей. Видно, волнуется, раз так расширились зрачки, что видна лишь тёмная полоска края радужки. Гвенн-то с чего волноваться? Но сердце забилось отчаянно.
— Нис, я… — замолкла, вновь не найдя слов. И вздрогнула, когда синяя ладонь приласкала ее щёку.
— Пройдёт год лёгкой свадьбы, — тяжело роняя слова, произнёс царевич, — и, если тебе станет невмоготу, я отпущу тебя.
Глава 7
Синие глубины
Нис сверкнул жёлто-зелёными глазами, отшатнулся и прикрыл дверь. Конечно, привычно-вежливые слова ши-саа «разрешите мне покинуть вас» и произносить не стал!
Сам ушел, но его запах остался с Гвенн: острая свежесть с ноткой горечи, более подходящей волкам с их тёмными еловыми лесами, где почва пружинит от множества игл, неохватные стволы подпирают небо, а духи деревьев помнят робкие шаги первых богов.
Солнце поднялось выше… Нет, это покои царевича осветились и словно расширились, заискрились вкраплениями жемчуга, перламутра и белых самоцветов. Или это стены перестали давить на Гвенн? Не на пленницу, готовую на смерть, каковой она ощущала себя, идя рука об руку с Нисом к Айджиану, а дорогую гостью в царстве моря.
Радость стучалась в сердце, рвалась наружу, пьянила, улыбка неудержимо растягивала губы. Вольна остаться, вольна уйти! Памятью будет рисунок на руке и подаренная Нисом жемчужина.
А может, и останется! Уж больно хорош Нис, чтобы вот так отдавать его кому бы то ни было. Особенно этой… Темстиале, вспомнила Гвенн непривычное и неприятное имя.
Глупость — не воспользоваться тем, что дали боги. Глупость и слабость. Вот только спешно ушедший Нис не выглядел ни глупым, ни слабым. Это она, Гвенн, не может составить ничьё счастье. Или может?
Морская царевна помотала головой, решив, что со всем разберётся, как тут говорили, со следующей волной.
— И ведь отпустит своё счастье, — донёсся до царевны грустный голос русалки.
Гвенн покосилась на Лайхан, но та, опустив голову, перебирала сверкающие драгоценности и всем своим видом показывала, что ничего не говорила.
— Мы будем заниматься тут? — спросила она русалку.
— Покои нашего царевича защищены лучше всего, — вздохнув, ответила Лайхан. — После нескольких покушений… — она подняла изящно вычерченную золотистую бровь.
Про покушения Гвенн хотела бы узнать прямо сейчас, но сегодня её знакомили с тонкостями использования вилок и ножей для всяких морских деликатесов, подававшихся живыми.
На подносе, накрытом салфеткой, как раз оказалось с десяток скорлупок. Гвенн решила, что, если они даже начнут шевелиться во рту, для неё это будет значить не больше, чем судороги кролика в пасти волчицы.
Подхватила то, что было хотя быть сомкнуто, и засунула было в рот. Хрустит, но хоть не шевелится.
— Моя царевна! — ужаснулась русалка. — Выплюньте это немедленно! Это же не едят! Не положено!
Гвенн с победным видом прожевала все, что было во рту, и проглотила, запив кэ-таном, крепким напитком, похожим на горячее вино.
— Волки никогда не отдают свою добычу. Устройство пасти не позволяет!
Лайхан одним ножом ловко открыла плотно сжатые створки, другим, небольшим и овальным, достала содержимое. Мягкое, словно филе павлина.
— В следующий раз я сама попробую расколоть эту гадо… прелесть… ракушки! — нашлась Гвенн. — Ты тоже бери.
— Не положено, моя царевна.
— Положено — не положено! Вот заладила! Раздели со мной трапезу по обычаю волков и ты никогда не замыслишь против меня зла.
— Этого не требуется. Но, если моя царевна настаивает, — нанизала Лайхан белые кусочки на острую шпильку, украшенную огромным бриллиантом. — Только ради вашего спокойствия.
— Так я быстрее запомню, как это едят. И не зажую опять что-нибудь несъедобное.
И вместе есть будет не столь противно, подумала Гвенн, а говорить не стала.
Длинные скользкие водоросли отказывались наматываться на многозубые вилки. И походили на ту ненавистную зелень, которую Воган, главный повар волков, впихивал в юную принцессу чуть ли не под угрозой розог.