Пепельная столица (СИ), стр. 74

— Играй. Молча, — оборвал Змей и ловко забирался пот потолок при помощи локтей и задних лап. Там он затаился, обернувшись огромной черной кляксой. Только влажные оскаленные зубы и крошечные глаза выдавали его присутствие. Шум, который производили незваные гости, стал отчетливо различим, и зубы Лиоры застучали. Когда пепельная рука ухватилась за подоконник, девушка подпрыгнула от страха и с трудом удержала в груди испуганный крик. Тощая, коротко остриженная бандитка рывком забросил себя в комнату, неуклюже свалилась на кровать и уставилась на бледную единственным грязно-оранжевым глазом. В чертах немытого лица Лиора уловила нечто знакомое, а сальные рыжие волосы на угловатой голове мгновенно дали этому объяснение. Ненависть, вспыхнувшая во взгляде женщины, подтвердила догадку. После короткого замешательства пепельная бросилась на Лиору с обнаженным крисом, взметая вверх изысканное постельное белье и вынуждая пружины кровати истерично заскрипеть. Бледная завизжала и, спотыкаясь, бросилась в ванную, где забилась в самый темный угол. Лиора изо всех сил прижала вспотевшие ладони к ушам, но не смогла скрыться от оглушительного рева уличной толпы и предсмертных воплей пепельных, которые угодили в ловушку изголодавшегося Гакрота.

Глава 13. Черный, белый и пылающий-рыжий

Ларканти Хан Ката сидел на веранде в любимом кожаном кресле, мягкость которого он не чувствовал из-за каменной кожи. Прохладным вечером компанию ему составляли визгливые дети, занятые игрой с надутым желудком ходока, подвыпившая Саакрати, заскочившая после смены в «Кроне мясного дерева», и ее юный сын-каменщик Дакрот. Парню недоставало опыта знаменитого Сатрика, его рука придавала телу каменного стража не вполне идеальные и симметричные черты, но выходило вполне сносно. Бесформенное, бугристое лицо стража приобрело мужественные контуры, достойные красоваться на площадях Нар'Кренти. На правой кисти уже заняли место витиеватые спирали узоров, которые дополнит яркий янтарный лак.

— Теперь ты даже не похож на комок пережаренного фарша, — заметила Саакрати, положив голову на гладкое плечо Ларканти и вглядываясь вместе с ним в зеркальце.

— Признаться, я думал, выйдет гораздо хуже, — согласился каменный страж, касаясь кончиками пальцев небольших зарубок, которые оставили зубила из черного железа на его губах.

— Спасибо за доверие, Саррин, — поблагодарил утомленный Дакрота, который весь день, за исключением пары коротких передышек, не выпускал инструментов. Трещины и мозоли на дрожащих кистях были забиты крошкой, а спина хрустнула, когда юноша согнулся над левой рукой стража. Ларканти коротко кивнул, отмечая упорство каменщика, и уставился правую руку, которой снова мог плавно двигать. Смотря на витиеватый узор, который взбирался по предплечью и смягчал грани загнутых когтей, Ларканти невольно порадовался тому, насколько упроститься заполнение бесчисленных рапортов. Страж поспешил отмахнуться от жалкой мысли, и насадил на коготь очередной ломтик пряного мяса.

— Шкура не треснет? — с ухмылкой поинтересовалась Саакрати, смотря на стремительно пустеющее блюдо вяленой вырезки.

— Я понял, почему отец раздался к старости. Ничего не чувствую под каменной кожей. Ни холода, ни жара, ни прикосновений. Только еда мне не отказывает в удовольствии, — отозвался Ларканти, философским тоном. Саакрати дернулась от смеха и ткнула стража в раздувшийся живот. В тот же момент она нахмурилась и властно обратилась к сыну, который обрабатывал трещину на левом предплечье.

— Что это такое? — женщина указала на бугристую голубую корку, которая выстилала щель. Парень грузно уселся на табурет и вопросительно уставился на стража.

— Кровь, Са-ти. В щелях и трещинках всегда остается немного, сколько не чисть, — ответил Ларканти, пожимая плечами.

— Дак, где еще ты обнаружил кровь? — твердо потребовала Саакрати. Ларканти неохотно кивнул в ответ на встревоженный взгляд Дакрота.

— На груди, мам. Еще на плечах, лице, правой ноге… — перечислил парень утомленным, скрипучим голосом. Саакрати закатила глаза и принялась массировать пальцами виски.

— Полагаю, прогулка по расплавленному кварталу вышла не слишком приятной, — мрачно заключила женщина после минутного молчания.

— Не представляешь насколько, — кивнул страж, неспешно пережевывая ломтик пряного мяса.

— Почему ты сразу не рассказал? Что ты натворил?

— Я собирался поплакаться, когда стану менее трезвым. Но раз уж ты меня раскрыла… — страж сделал глубокий глоток крепленной афритовой настойки.

— Прекрати извиваться, Ларк, — настойчиво потребовала Саакрати, уперев руки в пояс, — все-таки прикончил грязерожденного? И почему ты весь в крови? Ты, что его выпотрошил?!

— Именно, Са-ти, а еще полдюжины его дружков, — немного раздражённым голосом отозвался страж и указал на черный клинок, притороченный к креслу, — Нар'Охай не кухонный нож!

— Шкатаак, Ларк! Нар'Охай не должен был никого потрошить, он должен был «остаться дремать в своих ножнах», — передернула Саакрати, пародируя самодовольный тон Ларканти.

— Именно этого я и хотел. Думаешь, я собирался закончить вчерашний вечер выволочкой от Наакрата за убийство «бледных»? Те оборванцы не оставили мне выбора… — начал оправдываться страж, но женщина оборвала его гневным взмахом.

— Конечно! И ты ни единым словом не подтолкнул их к нападению? Не позволил себе ни одного оскорбления? Был сдержан и вежлив?

— Не совсем… — признался страж и предотвратил бранный ответ, прикрыв губы подруги, — это ничего не изменило бы! Это были головорезы с крисами и дубинками, замотанные в награбленные тряпки. Половина сидела на грибах, а оставшиеся пристрастились к Аргийским дурманам. Песок тебе в глотку, Са-ти! На фасаде их логова болтались трупы зелотов Кантара! Шкатаак… мать же услышит.

— Так что же тебя тогда тревожит, Ларк? — более мягко поинтересовалась женщина.

— Я опять потерял контроль, Са-ти. Смаковал убийства, словно сумасшедший… Но и это не все, — страж до хруста в костяшках сжал правый кулак. Юный каменщик оторвался от работы и с заметным испугом уставился на устало ссутуленного хозяина Нар'Охай.

— О, Нар. Что еще? — почти ласково спросила Саакрати, кладя ладонь на плечо стража.

— Там была женщина. Рыжий ублюдок держал ее на правах раба или ручного скрета. Не знаю, — опустив взгляд, начал Ларканти и принялся непроизвольно взбалтывать вязкую настойку в полупустом стакане.

— Наверное, утолял с ее помощью страсть к Лиоре. Затравленное, жалкое существо. Когда с грязерожденными было покончено, эта дура кинулась на меня с какой-то сковородкой, или чем-то в этом роде. Со спины, — грустно усмехнувшись, продолжил он.

— Она что защищала рыжего ублюдка? — удивленно переспросила Саакрати.

— Она защищала рыжего ублюдка-младшего, судя по всему, — пробурчал Ларканти, залпом добил стакан и размел затекшую шею, — карликов шкет так посмотрел, когда я вскрыл глотку его матери. Потом выбежал на улицу и исчез. На половину бледный, посреди расплавленного квартала.

— Линфри и Лиора знают? — продолжила расспрос Саакрати и взглядом вынудила сына вернуться к работе.

— Конечно. Я посвятил их, хотя некоторые детали предпочел опустить, — кивнув, ответил Страж.

— А твоя мать? Она не прознала? — оглянувшись на особняк, Ларканти перешла на шепот.

— Понятия не имею, Са-ти! — раздраженно отозвался страж, но потом осекся и продолжил гораздо охотнее, — с матерью выходит странная ситуация. Если бы речь шла не о ней, то я, наверное, находил бы это весьма забавным.

— О чем ты? — поджав губы, переспросила пепельная и разлила мутную настойку по опустевшим стаканам.

— Ты же знала про Хоакса и лже-всадников еще до того, как я наведался в «Крону»? — принимая стакан, поинтересовался страж.

— Конечно. Каждый второй Хан Ката бахвалился подвигом знаменитого Ларканти, — с ироничной полуулыбкой ответила женщина.