Пепельная столица (СИ), стр. 7

— Кричи… Змеи не любят громкие звуки, — отозвался слабый голос Нуаркха. Тонкий, пронзительный крик вырвался из груди Лантрисс. Визг, перекрывающий остальные звуки, прерывало только загнанное дыхание. Вскоре горло засаднило. Крик сменился хрипом, а следом — давящимся кашлем. Только тогда Лантрисс смогла расслышать знакомый пульсирующий свист. Когда она распознала в нем смех Нуаркха, в голове девушки распустился многоцветный бутон эмоций. Среди лепестков были злость, страх, обида и облегчение. Крупные слезы сорвались с распахнувшихся глаз и покатились по круглым щекам.

Голова Змея оказалась нанизанной на обух копья, широкое обсидиановое острие пронзало грудь чудовища. Споткнулась Лантрисс о замерший толстый хвост, покрытый холодной чешуей. Нуаркх сидел у огромной бездыханной туши, вольготно облокотившись на крутой бок. Он не глядя подкидывал трофейный обсидиановый клинок и не мог отсмеяться. Грязно-желтое око сочилось неприкрытой язвительностью.

— Почему даже в такой момент ты считаешь, что можешь издеваться надо мной? Тебе больше нечем заняться? Что с тобой не так? — крупно дрожащие губы Лантрисс с трудом укладывали нервозную речь в нормы общего языка.

— Понимаешь… — Нуаркх заговорил предельно неторопливо и четко, будто с капризным ребенком, — ты пролежала без сознания больше часа. Что я только не делал. Например, залатал твой разбитый затылок и рану на руке. Ты ведь о собственный нож порезалась, верно? Признайся, я не буду смеяться.

— Ты оставил меня на полу? — пробубнила девушка, уткнувшись распухшим лицом в разбитые коленки. Соленые слезы защипали растертые до синевы глаза и щеки. Закончив неразборчивую фразу, она бросила беглый взгляд на тонкую полоску крови, которая проявилась на аккуратной повязке.

— Каждая минута бездействия усиливает навязчивое чувство того, что Пасть приближается… тебе не понять. Всегда нужно что-то делать.

— Змеи появились, будто, из воздуха. Вероятно, зацепились за борт во время стоянки у Цикломера, а потом проделали дыры в корпусе. К сожалению, новых жертв избежать не удалось, — стоило подвижным жалам выбить нужный ритм, тоннельник пристально уставился на побледневшее лицо Лантри.

— Еще кто-то погиб? — сорванным голосом спросила девушка.

— Пока один. Хинаринец-наемник по имени Албер. Змей вскрыл его грудь. Стоны моего сородича ты обязательно услышишь, если прекратишь хныкать. Он отмучается через несколько часов, а ведь сегодня был первый день его новой жизни. Ореку снова досталось, но Филмафей быстро поставит синита на хвост. А ещё… — Нуаркх выдержал мучительно длинную паузу, — твоему коллеге Алрису отгрызли ногу.

— О, Хин! Зачем я потащила их за собой! — напряженные пальцы Лантрисс зарылись в растрепанные волосы, распахнутые глаза уставились в никуда. Чувство вины ощущалось физической болью.

— Успокойся и займись тайной Цикломера. Это твой шанс сделать миры лучше. Кто знает, на что способен Лим'нейвен, раскрывший истинный потенциал?

— Тебе какое дело? На разгадку шифра уйдут десятилетия. Даже если Лим'нейвен смогут избавлять детей Урба от проклятья, ты не дотянешь до того дня, — мрачно просипела Лантрисс и смахнула слезы с растертых щек.

— Лучше подохнуть с надеждой, чем безропотно дожидаться смерти, — отмахнулся Нуаркх.

— Мне это не под силу, прости, — Лантри уткнулась в содранные колени, — чтобы разгадать тайну нужно изучить опасных тварей со всех уголков Четырех Миров. Это новые экспедиции и новые смерти.

— Я не стану тебя уговаривать или подбадривать, — Нуаркх неловко взгромоздил себя на хромые ноги, — ты умна, даже талантлива, но не незаменима. Очень скоро за шифр примутся лучшие умы, а ученые и наемники начнут гибнуть в лесных дебрях или раскаленных пустынях. Можешь отвернуться и притвориться, что никто не умирает, пока ты не смотришь. А можешь присоединиться, ускорить работу и сохранить несколько жизней.

Глава 1. Море пепельного песка

Хинарин сплетен двумя Создателями — братьями Хином и Наром. Хин населил жизнью живописные летающие острова, а Нар создал темнокожих кочевников и отдал им бескрайние пустыни, которые раскинулись под облаками.

Оживленная столица Фенкриса балансировала на изрезанном краю архипелага, который парил в небесах Надоблачного Хинарина. В паутину пристаней попадались величественные галеоны с каменными парусами и дирижабли с флагами городов-государств Пепельного Хинарина. Нуаркх сошел на поскрипывающий причал и медленно побрел прочь от контрабандистской посудины, пропахшей сомкой из голубых грибов. Под пристанями плыли тучи, окрашенные пурпуром приближающегося заката. В них копались облакосборные баркасы, волочившие сети из холодного металла и пышной ткани. Еще ниже темнели песчанные барханы Пепельного Хинарина, которые никогда не знали прикосновения дождя и не давали жизни растениям.

Причал разлился в круглую площадь, так и не добравшись до края архипелага. Диск из прочной древесины цеплялся канатами за бесформенную глыбу из ярко-желтого парящего камня, которую украшала витиеватая резьба. У основания валуна торопливо сновали торговцы, витал густой аромат специй, пота и свежих фруктов. Темнокожие гости из земель под облаками держались тесными группами, местные провожали их холодными взглядами и презрительно шептали: «Пепельные! Карлик их забери!».

Внутренние кварталы столицы, отмечавшей начало сезона последнего теплого ветра, радушно приветствовали Нуаркха уютными, мощеными улочками. Обочины пестрели раскидистыми деревьями. Листья цвета янтаря и охры готовились окраситься в рубиново-алый, а затем опасть со светло-карамельных ветвей. Площади пересекали столы, погребенные под ломтиками нежного мяса, запотевшими графинами настоек и сочными фруктами. Невысокие дома, покрытые неровным слоем пожелтевшей штукатурки, окутывала паутина начищенных бронзовых труб. Разноцветные платки украшали покатые, черепичные крыши и бельевые веревки, натянутые через улицы. Чествуемый теплый ветер спускался со светло — лилового неба и танцевал на лоскутах легкой ткани. Он пел голосом бронзовых инструментов и гулял вместе с пестрыми, беззаботными компаниями. Ветер старался унести переживания о надвигающемся кризисе, он не мог залатать потрескавшиеся стены и разбитые дороги, а также починить дребезжащие корабли. Пепельных он тоже не соблазнил на участие в вечерних гуляниях, так как тумаки поддатых гуляк перевешивал ласковые прикосновения бриза.

Нуаркх покинул улицы, назойливо гремящие ликующими голосами, в кузове телеги, на дне которой бледнели крошки хлеба и клочки перьев. Колеса поскрипывали на погнутой железной оси, немолодой пернатый зверь тащил ее по разбитой дороге из пепельного пустынного гранита. Две мускулистые лапы, покрытые пятнистой серо-желтой шестью, цеплялись за выбоины серпами когтей. Длинная шея с бледными проплешинами клокотала от тихого хрипа, на острой четырехглазой морде выступили капли пены. Погонщик неспешно брел рядом и чесал уставшее животное за острым ухом. Бледный давно оставил за сутулыми плечами юность и прятал под плетеной шляпой безобразный ожог, тянувшийся через шею и правую скулу.

— Саррин, только на борт не наваливайтесь, может обломиться, — встревоженно предупредил он, услышав пронзительный скрип, к которому привело неосторожное движение тоннельника, — пепельные, Карлик их забери, задрали цены, даже на горсть гвоздей не хватает. Скоро корабли начнут разваливаться прямо в небе.

— Вернетесь к костям и коже, — Нуаркх отмахнулся от назойливого пернатого зверька, норовившего сесть на макушку.

— Шкурами доски не сшить, а костями не дорыться до парящего камня, — покачал головой крестьянин, а затем добавил невеселым, скрипучим голосом, — все как в прошлый раз. Так надеялся, что новой войны на моем веку уже не случиться…

— Казалось у вас традиция кидаться друг на друга раз в полвека. Уже давно пора, — небрежно бросил тоннельник, бледный потер ладонью взмокшую шею и сухо рассмеялся.