64, стр. 13
Всю долгую ночь никто из собравшихся не сомкнул глаз; все напряженно смотрели на телефон. Амэмия все время сидел на коленях в традиционной позе сэйдза. Рассвело, но похититель больше не звонил. Тосико на кухне готовила рисовые колобки. Сделав целую гору, она сварила еще риса и начала все сначала, повторяя все движения машинально. Казалось, что она молится. Но…
Ее молитвы не были услышаны.
Шестьдесят четвертый год периода Сёва, последний год правления императора Хирохито, длился всего неделю. Потом фанфары возвестили наступление периода Хэйсэй, когда на трон взошел император Акихито. Но именно в последний год предыдущего периода некий преступник похитил и убил семилетнюю девочку, а затем бесследно исчез. Кодовое название «Шестьдесят четыре» напоминало, что похищение относится не к первому году периода Хэйсэй, а к шестьдесят четвертому году периода Сёва…
Миками нерешительно посмотрел на алтарь. На фотографии Тосико улыбалась. Ее молодость застала его врасплох. Наверное, снимок был сделан в то время, когда она была еще веселой и беззаботной; разве могла она представить, что ее дочь похитят.
Амэмия снова замолчал. Он по-прежнему не спрашивал Миками, зачем тот приехал. Глаза у него снова стали пустыми. Он пребывал где-то в другом месте…
Миками осторожно кашлянул. У него не оставалось другого выхода. Придется взять инициативу на себя. Нельзя допустить, чтобы Амэмия снова ушел в свою раковину, прежде чем узнает причину появления полицейского.
– Я должен кое-что вам сказать… объяснить, почему я сегодня к вам приехал.
Он тут же мысленно упрекнул себя: «Спросить, а не сказать!» Надо было по-другому построить фразу. Миками заторопился, почувствовав, как насторожился хозяин дома.
– Откровенно говоря, дело в следующем. Наш самый главный начальник, генеральный комиссар Кодзука, глава Национального полицейского агентства из Токио, выразил желание на следующей неделе посетить вас. Мы помним, что после похищения прошло уже много времени, но мы по-прежнему хотим найти преступника и привлечь его к ответу любыми доступными нам средствами. Комиссар намерен поощрить членов следственно-оперативной группы, а также посетить место преступления; кроме того, он выразил пожелание нанести вам визит и принести свои соболезнования…
Ему стало трудно дышать. Чем больше он говорил, тем больше казалось, будто грудь заполняется удушливым газом. Амэмия смотрел в пол. Его разочарование было очевидным. Ничего удивительного. Только сейчас, четырнадцать лет спустя, ему говорят, что главный полицейский начальник собирается вдохнуть в следствие новую жизнь. «Политика, игры… пиар». Наверное, именно об этом думает сейчас Амэмия.
Понимая, что у него нет другого выхода, Миками продолжал:
– Не стану отрицать, следствие зашло в тупик. Но именно поэтому комиссар и хочет приехать. Его визит будет широко освещаться в средствах массовой информации; есть надежда, что у нас появятся новые следы. – Он сделал паузу, во время которой Амэмия низко склонил голову:
– Примите мою благодарность.
Голос его звучал спокойно. Миками еле слышно вздохнул, хотя ему было не по себе. Все же он уговорил отца убитой девочки. В конце концов родственники жертв всегда делают так, как им говорят полицейские. Пострадавшие, не имея возможности мстить самостоятельно, всецело полагаются на полицию, призванную привлечь преступников к ответу. Теперь Миками это понимал.
Миками достал записную книжку, нашел свои записи, сделанные в кабинете Акамы.
– Приезд комиссара запланирован на вторник, двенадцатое… – Он прервался, услышав сдавленный голос Амэмии, и склонил голову набок.
– Но в этом нет необходимости.
Миками показалось, что он ослышался.
– Простите, Амэмия-сан, что вы сказали?
– Я благодарен вам за предложение, но в этом нет необходимости. Совсем не нужно, чтобы столь важный человек ехал в такую даль.
Нет необходимости?!
Миками чуть отодвинулся. Амэмия им отказывал! Хотя он по-прежнему рассеянно смотрел куда-то вдаль, говорил он вполне уверенно и убежденно.
– Но… позвольте спросить: почему?
– У меня нет какой-то особой причины.
Миками тяжело вздохнул. Что-то случилось. Он интуитивно это понял.
– Наше предложение оказалось некстати, или…
– Нет, не в том дело.
– Тогда в чем?
Амэмия молчал. Он ни разу не взглянул Миками в глаза.
– Повторяю, есть надежда, что после визита комиссара у нас появятся новые следы.
Молчание.
– Генеральный комиссар – наш самый большой начальник. Его визит непременно получит широкое освещение в средствах массовой информации. Его покажут по телевидению. Новость увидит большое количество людей.
– Я благодарен вам за предложение…
– Прошу вас, Амэмия-сан. Возможно, появятся какие-то новые следы…
Миками сообразил, что невольно повысил голос, и заставил себя говорить тише. Отец погибшей девочки им отказал. Разве он не обязан смириться? Придется исключить дом жертвы из программы визита, не умаляя его значимости. Конечно, дом Амэмии – важный пункт программы, и все же общий результат, возможно, не пострадает. Ведь комиссар намерен побывать на месте преступления и произнести вдохновляющую речь для членов следственно-оперативной группы по «Делу 64».
Но как отреагирует Акама, когда Миками доложит, что Амэмия отказался принимать у себя комиссара? Молчание затянулось; у Миками разболелась голова.
– Позвольте приехать к вам еще раз.
Амэмия ничего не ответил. Положил ладони на татами, встал и едва заметно кивнул перед тем, как скрыться в недрах дома.
Почему он им отказал?
Миками покосился на свою визитную карточку и рисовое печенье – все осталось нетронутым и лежало на прежнем месте. Он помассировал затекшие ноги и с трудом поднялся с пола.
Глава 9
За время краткого отсутствия Миками положение изменилось. На двери пресс-центра красовался кусок картона с надписью:
«Вход воспрещен всем, кроме членов пресс-клуба. Идет совещание».
Сува сидел за своим столом.
– Что там происходит? – Миками подбородком указал на дверь пресс-центра.
Смущенный Сува вскочил:
– Они обсуждают сокрытие персональных данных. Кажется, собираются подать официальный письменный протест.
Миками раздраженно цокнул языком. Письменный протест! Такое случается впервые за то время, что он вступил в должность директора по связям с прессой!
– Вам удалось сообщить им о предстоящем визите комиссара?
– М-м-м… Сказать-то я сказал, но они ответили, что все обсудят на совещании. Подозреваю, что они собираются вставлять нам палки в колеса.
Миками сгорбился в кресле и распечатал новую пачку сигарет. Все оказалось хуже, чем он ожидал. Отношения с прессой заметно ухудшились. А что же будет теперь, после того, как Ёсио Амэмия отказался принять комиссара у себя дома, чтобы тот принес ему свои соболезнования?
Сам генеральный комиссар! «Дело 64»… Миками не сомневался, что репортеры оскалят клыки. После разговора с Амэмией у него болела голова, но сейчас вдруг наступила ясность. Он сосредоточился на одном дне в календаре.
Четверг, двенадцатое.
До тех пор он должен как-то уговорить Амэмию принять комиссара и помириться с журналистами.
– А вечером я пригласил их всех выпить, – продолжал Сува.
Его делано беззаботный тон резал слух. Миками думал, что Сува обрадуется, видя, что из реформ Миками ничего не вышло, но Сува, похоже, растерян. Сува с самого начала служил в управлении по связям со СМИ, но увереннее всего чувствовал себя, так сказать, на передовой. Он не отказался от традиционных методов коммуникации и охотно проводил время в прессцентре, стараясь за дружеской беседой с репортерами выяснить, чем они заняты и чего ожидают. Он охотно демонстрировал общительность, играя с репортерами в сёги, го и маджонг [3]. В конце рабочего дня Сува часто приглашал репортеров выпить; чтобы завоевать их доверие, жаловался на высокомерие и нечуткость начальства. Старые, грубые, но проверенные временем методы он разбавлял остроумием и дипломатичностью. В конце концов, поддавшись его обаянию, репортеры часто принимали точку зрения полиции. Сува окончил Токийский университет и часто вспоминал о столице. Со многими репортерами он посещал одни и те же лекции. С журналистами помоложе он вел себя как старший брат. Благодаря своей общительности он стал своим человеком в пресс-центре, где сразу замечал любые изменения в атмосфере и приспосабливался к ним.