Крысиные гонки (СИ), стр. 91
Но заставила его вернуться к девушке мысль о… чё-ё-ёрт его знает, а вдруг?? Найдёт кто-то. Случайно. Понятно, сейчас не то время и место, чтобы грибникам всяким по лесу шариться, — но вдруг?? Он всегда считал себя предусмотрительным человеком.
Он постоял над девушкой. Нет, тут, всё же другое. То были спившиеся синяки, а тут… красивая, молодая, да. Жалко. А что делать?.. Он достал из-за пояса небольшой пистолет. Поперекладывал его из руки в руку. Нет. Так не пойдёт. И выстрел полностью не заглушишь, и пулевое отверстие… Нет, это плохая идея; но подстраховаться всё же надо… Вот что!
Девушка лежала на спине, глаза закрыты, тонкие руки прижаты к животу, к примотанным разорванными простынями к животу же махровым полотенцам с проступившими бурыми кровавыми пятнами. Дышит ещё? Дышит…
Он осторожно носком туфли отбросил в стороны её руки. Потом поставил ногу в замшевой туфле ей на живот, на прибинтованные окровавленные бурые полотенца — и надавил… сначала слегка, потом всё сильнее. Мучительный стон вырвался из груди девушки, такой мучительный, что его передёрнуло, но он надавил, наступил ей на живот всей тяжестью; и ещё покачался с пятки на носок.
— Аааахххх… — тонкие её пальцы вцепились в траву, вырывая её с корнем; широко вдруг открылись глаза, — и, взглянув ему в лицо, закатились под лоб… его передёрнуло. Чёрт побери, это не алкашей, да… Как неприятно, а! не ожидал…
Тело её вытянулось и задрожало, пальцы заскребли землю. Ну всё, надо думать, агония. Сквозь бурые засохшие пятна на полотенцах проступило ярко-алое пятно. Он поднял ногу, чтобы снова наступить ей на живот — и не решился. Да, собственно, и не к чему уже. Полчаса — час, — и всё. Будем считать, что «случайности» предупреждены. Ну… всё.
Он вернулся к джипу, завёл мотор. Поднял переднее разложенное сиденье, выбросил в кусты испачканный запёкшейся кровью надувной матрасик, на котором лежала девчонка. Так, что… имя знают, записали даже. Это наплевать, он не жил по месту прописки; семья вывезена в достаточно безопасное место; а «работа»… Работа также давно кончилась. Ну и… для подстраховки — легенда: вёз её в Оршанск, по дороге машина сломалась, ну, скажем, колесо проколол; пока чинился — она умерла. Ну и… Скажем — в лесу её и похоронил, да. Нормальная легенда, не подкопаешься!.. — так думал он, уже разгоняясь по дороге.
Внезапно перед глазами всплыло мучительно исказившееся лицо девушки; открывшиеся широко глаза, когда он наступил ей на живот, надавил; в ушах прозвучал вновь мучительный её стон. Его передёрнуло. Совсем нервы никуда стали?
Джип уверенно глотал километры за километрами. В памяти всплыла какая-то детская, детсадовская чушь, что в зрачке умершего, убитого, запечатлевается образ убийцы… Всякую чушь детвора выдумывает, лишь бы пострашнее было. Он включил музыку. Застукали басы. Джаз. Он любил джаз. Да и не я убийца, её же в лесу, там, на поляне убили… считай. Тут она уже так… скончалась! Помочь её всё равно было нельзя, ну и… вот.
Не прозевать бы поворот. Нет, нормально всё с нервами. Он вновь сверился с картой, и прибавил звук. Да, джаз — это вещь. Все эти рэпы — такая ерунда по сравнению с Луи Амстронгом!
ОРГАНИЗАЦИОННОЕ СОБРАНИЕ
Их хорошо встретили, да. Уполномоченный Громосеев, здоровенный, какой-то весь широкий дядька, коротко стриженной бугристой головой и неприветливым лицом больше всего напоминавший какого-то спившегося грузчика с продсклада, на самом деле оказался мужиком вполне нормальным: для натерпевшихся эвакуированных уже приготовили и размещение по домам, по спискам; и поесть, и даже баню для девок натопила сердобольная бабка из его «подведомственного колхоза».
Владимир с Вовчиком сразу же, выслушав только известия о непременном завтрашнем присутствии на собрании, двинулись к дому.
От Хронова, — и в самом деле, не подвёл Вовкин прогноз — возжелавшего присоединиться к друзьям, удалось избавиться довольно просто; — и Владимир отдал должное другу: Вовчик, оказывается, когда надо мог быть и вполне жёстким; Хронову он сказал (правда, видно было что собравшись с духом) ясно, коротко и без обиняков:
— Нет, Витька. Ты с нами жить не будешь. Мы так не договаривались, мы на тебя не рассчитывали, и вообще…
— Ну, не рассчитывали — так рассчитайте!..
— … такие вещи надо оговаривать заранее. Ты сюда ехал — в «расселение» подписывался? Вот пусть Громосеев тебя и расселяет. Всё, Витька. Без вариантов.
Тот обиделся. Да наплевать, собственно.
А вот известие о каком-то вдруг «собрании» для Вовчика во всяком случае было неприятной новостью — какие ещё к чертям «собрания»??.. Только из города вырвались, из заорганизованности этой чёртовой, — и тут «собрания»!.. Чё собираться-то, что тут «решать» — обсуждать??
— Приехали мы — всё, мы дома. Как-нибудь дальше сами! Помогли нам до деревни добраться?.. Да в гробу я видел такую помощь!! — так бурчал Вовчик, идя впереди Владимира — тот пока не ориентировался в местности.
— Что ты бурчишь, Вовчик?..
— Да… Вовк, какие к чёрту собрания? Давай не пойдём!
— Не, нельзя, Вовчик. Мы ж теперь… как бы в новом социуме; надо просекать местные заположняки. Опять же надо с местным коллективом познакомиться…
— Да нету тут заположняков! Деревня! В основном одни пенсионеры живут! Бабки с дедками! Ну, пара синяков — квасят. Я тут в общем всех знаю — у меня ж тут бабка жила. И меня — знают.
Дом стоял в исправности, правда при дневном свете показался ещё более убогим нежели ночью.
— Нет, Вовчик. Это — было. Прошло. Ты ж не… не в «довоенную» деревню на каникулы приехал; а на постоянное жительство; и этот, Громосеев здоровый — тут вроде как власть. Придётся с ним контактировать… И ещё. Что-то я предполагаю, что раз пошла такая политика, то население деревни начнёт сейчас стремительно увеличиваться. Уже увеличилось — сколько с нами пришло; в Никоновку сколько — половина?.. тут скоро будет теснее, чем в городе! Надо бы знать, кто чем дышит.
Из дома пахнуло нежилым; но было на удивление уютно. Солнечный свет, пробиваясь сквозь занавески, лежал цветным кружевом на пыльных подоконниках. Всё было как оставили в прошлый свой приезд, даже неубранная в шкаф забытая бутылка коньяка стояла возле прикрывающего люк в подпол громадного сундука. Хорошо-то как!..
Выгнав за дверь нахально сунувшегося за ними ментовского лохматого барбоса, Вовчик, сбросив рюкзак, с блаженным вздохом рухнул, подняв облачко пыли, на застеленную стареньким голубеньким покрывалом пружинную кровать.
— Ха-ра-шоооооо!!!
— Ви-ли-ка-лепно!! — выпал на стоявшую поодаль ещё одну кровать Владимир.
За дверью послышалось требовательное подскуливание.
— Вот ведь зараза… Он домашний, наверно. Отбился от коллектива.
— Угу. Надо ему имя придумать. Жрать хочешь?.. Вот и я пока нет. Блин, даже разуваться обломно…
— …
— Жоржетта убежала…
— Чё ты опять? Плюнь, Вовчик, нашёл о чём переживать!
— Да я понимаю, Вовка… Не то чтобы переживаю. Ну — кролик и кролик. И всё же.
— Ей в лесу лучше будет. — Помолчал — Пока её кто-нибудь не сожрёт.
— Вот и я о том же.
— Или вдруг её заяц какой-нибудь… Может, встретит в лесу своё женское счастье? А тут вон сколько Жоржетт разных. Выбирай любую.
— Гы. Шутишь. Ну, значит выживешь; но всё равно, Вовка, тебе лежать-лежать несколько дней надо — сотрясение! А что до «жоржет» этих… Они меня не любят. А Жоржетта меня любила.
— Да нифига, Вовчик. С чего ты взял? Прям «любила»? Ну, кормил ты её, зависела она от тебя — это ты называешь «любила»?
— Ну, как бы… Да уж…
— Ты ж не можешь считать, что, скажем, компьютерная программа тебя «любит»?.. Она просто тебя ценила как источник ништяков…
— А не один хер?
— Нууу… Ты о любви, что ли? Знаешь… Наверно в большинстве случаев так и есть… — Чёрт, как приятно было, валяясь на чистой кровати, разглядывать паучка, путешествующего по потолку и философствовать, зная, что в любой момент можно помыться… покушать… Хорошо!