Крысиные гонки (СИ), стр. 443

— Ты чего?? Ты куда? Собираешься, что ль? — удивился супруг.

— Ухожу я, Костя.

— Куда, к кому??

— Не «к кому», дурак ты толстый! А от чего. Бежать мне надо, бежать!

— Зачем??

— Следующая я буду. Знаю много. Лишнего. Убьёт он меня. Обязательно убьёт! Бежать…

— Да что «лишнего», о чём ты?

— …сначала в Демидовку попробую пройти, там у меня кума. Потом что она подскажет. Может к кому из её родственников. Правильно…

— Да зачем?? Да что с тобой?..

— …правильно, правильно мне снилось — нельзя «чуть-чуть» ЕМУ помочь! Нельзя сделать вид, что «ничего не знала, только записку передала», — всё равно достанет! Дьявол, он дьявол!

— …

— Видел, как он в Максика этого, в голову!.. Вон, у меня на лице даже капельки!.. Нельзя, нельзя!.. Чуть-чуть тут не получится… Сыну, Стасику, передай… мама из-за него тоже… нельзя!..

Она продолжала лихорадочно собираться.

ВАСЁК И ЕГО КОМАНДА — ВЗЛЁТ И ПАДЕНИЕ

Во входную дверь громко постучали. Очень громко.

Староста подскочил на кровати, просыпаясь. Постучали опять — явно ногами. По соседству заливались лаем собаки — сам БорисАндреич собак не любил и не имел.

Кого чёрт принёс??

Он лихорадочно схватил лежавший тут же рядом, на тумбочке, пистолет; сдвинул предохранитель. Как там Веня говорил? — не на АВ, а то высадишь весь магазин одной очередью… Нет, это не с пригорка — те бы стучать, думаю, не стали б…

В дверь просунулась испуганная помятая морда Мунделя.

Из-за дивана метнулся к окну Хокинс. Подышал в него, потёр ледышку. И ничего не увидел.

В дверь опять ударили так, что, казалось, чуть не вышибли — и Гришкин (Гришкин!) голос:

— Чо, бля, угорели там, что ли?? Ссука, мне что, дверь ломать; дрыхните там?? Сссподвижнички озёрские, едрёна вошь!

Гришка!

Прибыли!

Борис Андреевич швырнул ненужный больше пистолет на постель, и как был, в исподнем, метнулся в сени, открывать.

Через несколько минут Гришка и пара его приближённых оболдуев, все с ног до головы до невозможности «тактические»: разгрузки — шевроны — арафатки — рации; пили чай на кухне и громогласно делились впечатлениями о «озёрских лохах»:

— Мля, у них тут не отряд, и не дружина, а пионерлагерь! Ни охранения, ничего! В казарму зашли — на входе дневальный кемарит! Я ево в рыло — и в спальную, — спят! А духа-а-ан!..

— Козлы, хоть бы дороги чистили, что ли! Еле проехали! Хорошо хоть БэТР тропИл.

— Неудивительно, что их церковные режут как хочут!

— Идиоты, нах!

Подбадриваемый такими «лестными» определениями, староста в соседней комнате торопливо одевался. Ничего. Пусть пар спустят, и самомнение себе надуют — тем сложнее будет опять на тормозах «пригорским» спускать, — если придётся, конечно. Но, кажется, не придётся — Гришка настроен решительно; и отморозки его — тоже. Наконец-то дождались!!

— Гриша! — не сдержал эмоций Артист, уже одетый заходя в кухню (эмоции, как он счёл, были весьма уместны в этой ситуации!), — Гриша!! Спасители вы наши!! Как же мы вас ждали, заступники вы наши, чёрт бы вас побрал! — и даже прослезился. Попытался обнять никоновского ухаря; тот, смеясь, отстранился.

— Не придуряйся, Андреич!

— А этот, с Оршанска, комиссар — с вами?

— Хотон-то? С нами… елозит. У нас народу побольше стало — идёт к нам народ-то, в общем, и даже с-заграницы — пополнение…

— Что за заграничное пополнение, Гриша?

— Мувские бандиты!

Рассмеялся опять, глядя на его деланно изумлённое лицо — Артист счёл нужным сейчас играть простодушного деревенского мелкого хозяйчика, которого и пришли спасать «большие парни». И хотя, он видел — на Гришку это не особо действовало: видел Гришка его и в другой, звериной ипостаси; в другом, так сказать «воплощении»; однако ж парни его велись: «простой такой… дед; и они — «крутой спецназ». На здоровье, на здоровье… сынки.

— Как так, кто такие?

— А вот пойдём к штабу, там и познакомишься.

* * *

Оказалось, к Гришкиному отряду прибилось четверо человек из разгромленной под Мувском местными спецорганами полу-банды, полу-коммуны выживальщиков; в своё время довольно громко заявивших о себе даже и в Регионах.

Апофеозом их деятельности была операция по захвату практически всех табачных запасов Мувска и Области; после чего они одновременно стали и самыми крупными монополистами в плане обладания в полном смысле стратегическими запасами сигарет, и самыми ненавистными среди курильщиков Мувска и окрестностей, а также и среди остального «простого населения» — поскольку именно на них Администрация повесила и отсутствие сигарет по талонам, и их дикую стоимость на чёрном рынке; и отсутствие сухого молока, молочных смесей — в том числе для детских учреждений и больниц, — хотя уж к молочным продуктам они никакого отношения не имели; и пропавший инсулин, и многое-многое другое.

Впрочем, на «отношение населения» бандитам-выживальщикам, «Мувской диаспоре», как они себя называли, было наплевать, — вывезя свои семьи и родню на заранее приготовленную за городом «базу» — бывшую, давно брошенную воинскую часть с обширными подвалами и подземными галереями под руинами казарм и капониров, — они не рассчитывали «взаимодействовать» с местным населением; вернее — рассчитывали взаимодействовать «в одну сторону»: «брать» с окрестного населения всё, что потребуется, опираясь на сплочённость и неслабую вооружённость.

Сплочённость и, главное, вооружённость — да, это была та основа, и то преимущество, что, поначалу и составило их «задел»: пока городские лохи, исполняя идиотский приказ Администрации о сдаче оружия, «разоружались», «Мувская диаспора» вывезла все свои оружейные запасы — далеко не по одному стволу на семью! — и запасы боеприпасов в безопасное место; эвакуировала семьи; организовала нелегальный быт в подземельях заброшенной в/ч.

Стволов хватало — сам неформальный лидер «диаспоры» Василий Майков, Васёк, как называли его по его нику на выживальщицких форумах, был счастливым обладателем пяти стволов, официально и законно записанных в его охот-билете: от гладкоствольной магазинной Сайги со всеми возможными обвесами, до любовно тюнингованной мосинки, занимавшей в его коллекции почётное место «снайперского болта».

Было и кое-что посерьёзней — в частности, вполне официально приобретённый «охотничий карабин под патрон 7.62Х25», а проще говоря, ППШ с кастрированной функцией автоматического огня.

Незадолго до событий, которые уже стало привычно именовать «началом БП», власть, то ли под давлением оружейного лобби, то ли ещё по какой причине, подалась в сторону либерализации оружейного законодательства — и стало возможным, пусть и по баснословным ценам, приобрести уже не ММГ, а по «розовой» вполне себе действующий образец грозного, в прошлом боевого, оружия — хоть ППШ, хоть пехотный пулемёт Дягтерёва, да хоть легендарный «Максим» под маркой «охотничьего карабина».

Конечно, никто не планировал охотиться с пистолетом-пулемётом или пулемётом Максим на лосей и кабанов, но иметь в коллекции не мёртвую мумию прежде боевого оружия, а настоящий, действующий, хотя и без функции автоматического огня, образец — это было замечательно; и Васёк, как только возникла такая возможность, тут же ею воспользовался. Тем более что для дипломированного специалиста по импульсно-тепловым машинам, а проще говоря, оружейника, кем он был по диплому, восстановить функцию автоогня у кастрированного ветерана не составляло большой сложности.

Собственно, на подготовку к БП, к выживанию и преуспеянию после БП, и был заточен весь быт «Васька «и его команды», как иногда они называли своё сообщество.

На подготовку к выживанию, на запасы, особенно — на стреляющие, Васёк тратил львиную долю своего заработка; что, собственно, и явилось одной из причин его развода. Впрочем, долго он один не остался, и вскоре он стал счастливым новобрачным снова; приобретя не только жену, вполне терпимо относящуюся к увлечению своего супруга, но и родню в деревне, которую он, по уже укоренившейся выживальщицкой привычке, стал сразу рассматривать как «Базу Эвакуации № 2».