Крысиные гонки (СИ), стр. 407

— Эй, юнга!

— А?? — Хокинс шарахнулся от стола. В принципе он не чувствовал за собой вины; он всегда доедал за хозяином; просто получилось как-то неожиданно.

— Вот что, Джимми. Про что речь шла сейчас — знаешь?

— А… Как бы да. Ага, знаю. — пацан, как и ожидал Артист, конечно же, подслушивал. Тут вот перегородка тонкая…

— Дитя порока… Где сейчас Хронов — знаешь?

— Не. Откуда?

— Ну — догадываешься?

— Ну… догадываюсь, ага. Мы с ним осенью ещё…

— Замолкни. Вот. Найди мне его. Пусть придёт — переговорим. Скажешь — есть дело.

— Так… не пойдёт же. Он же, эта, ссыт.

— Это понятно, что ссыт. Ничего; денёк поголодает на холоде, — ссать будет меньше. В общем, найди его и передай: пусть придёт. Иначе, скажи, я его самого… найду и подснежником сделаю. Знаешь, Хокинс, кого в уголовном розыске «подснежником» называют??

— Не-а…

— Пусть придёт. Можно — ночью, даже лучше ночью. Вот тут вот в окно пусть постучит. Вот так вот — Артист простучал «Спартак — Чемпион» — Понял?

— Ага.

— Ну, иди.

— Чо, прямо сейчас??

— А когда ты собирался, шакалёнок? Пшёл. Фонарик вон возьми…

— Слышишь, бастард. — Артист был нелицеприятен, — Почему я тебя ещё не прирезал, ублюдка? Не отправил в компанию к Роме, Селезнёвой и… и к прочим.

Разговаривали через тонкую стенку летних сеней. Войти Витька категорически отказался; сказал, что иначе удерёт сейчас; давайте так… Трусливая бестолочь. Захотел бы прикончить подонка — пальнул бы через тонкую дощатую стеночку; вон его даже дыхание слышно. Трус и дурак… но зато замазан по самое немогу; тем и ценен. А вообще надо бы зарезать ублюдка; достал… Но пока пригодится, пусть живёт.

Хронов счёл за благо промолчать. Сука, морозец случился. Перчатки не взял, мудак, когда из дому уходил, теперь кувыркайся тут… Картошку, опять же, сожрал уже; чо завтра хавать?..

Обосновался он в старом брошенном недострое — школе. В подвале; поблизости с тем помещением, где летом нашли разложившееся тело бизнестренерши. Страшно, блядь. Страшно и холодно; зато костра не видно, и не дует. В привидений, вообще-то, Витька не верил — не от смелости, а от отсутствия воображения и общей приземлённости мышления. Боялся он старосту, Вовчика; а ещё больше — Адельку: вдруг да им взбредёт ночью придти в развалины?? Винтовки нету; вся надежда на маузер.

— Ты же, тварь, ни-че-го толком сделать не можешь!.. — продолжал Артист, стараясь не прислушиваться к шипящему голоску, вплывающему опять в голову: «- Убей его, убей! Вспори горло, живот; выпусти кишки; сунь руки в дымящиеся потроха!.. Давно, давно ведь уже — никого!.. Убе-е-ей…»

Вот привязался! Не ко времени. Харон пока нужен; но придёт и его время — его тоже… к Харону.

— Молчишь, сволочь? Нечего сказать, наркоман чёртов… Ладно. Вот что — есть тебе шанс хотя б частично реабилитироваться.

— Реа… чего? — подал, наконец, из-за стенки голос Хронов.

— Вот тварь… Слушай, Хронов, я всё спросить тебя хотел — ты не прибалт по национальности? Ну, не чухонец? Тупой ты; опять же долго до тебя доходит!..

Витька счёл за благо промолчать. Тем более что Артист и угадал — были у него литовские корни. Или латышские. Он в это не вникал.

— Значит, вот что сделаешь. Сейчас топаешь домой — да не спать, тварь! Я проверю. Возьмёшь что пожрать, и оружие. Винтовку, патроны. Я в деревне сказал, что ты на спец-задании… Ублюдок. Скажешь сам, вроде как по секрету, что охраняешь деревню в скрытом ночном дозоре; что ожидаешь налёт этих… «кровавых шлюх недо-фюрера Хоря», как Мундель выражается. Ничего, помёрзнешь, заслужил; тем более что реально никто сторожить тебя и не заставляет. Оборудуешь позицию. Вот где… …

Когда Хронов, негромко похрустывая снежком, ушёл; Артист отпер дверь на улицу и вышел на крыльцо, подышать от тёплой вони старушечьей избы.

Хорошо как… и звёзды. Чернота вокруг, как смерть.

Лениво погавкивали собаки в деревне; им не менее лениво отвечали их собратья с пригорка. Свежий морозный воздух пился как свежая кровь. А звёзд-то, звёзд!.. Подумать только — для них вся жизнь среднего человека на земле как миг. Неужели они так же смотрели и на Гая Юлия, и на Нерона? Видели великих людей, их злодейства, и их смерть? Звёзды, звёзды, холодные игрушки… Злодей ты, или добродетельнейший, — им всё равно; они всё видели; и всяких. Придумали, чёрт побери, «мораль»… твари дрожащие. Воздух каков, а?.. Реально как кровь пьётся; и так же пьянит…

ИСТОРИЯ С УЛЬТИМАТУМОМ

Община первый раз встречала Новый Год; да ещё в таких условиях и в таком составе.

Потому, для наибольшего сплочения; и для подавления, так сказать, возможного уныния — всё же люди в основном городские, и, несмотря на постоянную трудовую занятость, трудно им без тележвачки и городского-то быта с тёплым сортиром и холодным пивом; опять же первый такой Новый Год в общине, и что-то там будет дальше, — в общем на Совете было решено праздник сделать с размахом.

Новый Год решили встретить по всем правилам: после обеда устроить праздничный молебен на начало нового года, со свечами и песнопениями; Отец Андрей подался на уговоры служить, несмотря на свой «жуткий смертный грех», ибо обстоятельства особые; можно сказать — экстремальные обстоятельства; прямо как у первых христиан; — и тут уж не до скрупулёзного соблюдения заповедей и канонов, на кое-что можно и закрыть глаза; а вернее — оставить «на потом».

Потом, всё потом, — можно будет и каяться, и епитимью от епископа оршанской епархии принять, — если жив ещё епископ будет. А сейчас нужно луч солнца пастве организовать в их трудовом бытие.

Сам же Новый Год же решили отметить более по-мирскому: с ёлкой и праздником; с общим собранием; со стихами и песнями — на что особо напирала «ответственная за воспитание подрастающего поколения» Леонида Ивановна.

Детям праздник нужен, кто ж спорит; хоть какой утренник; да и взрослым развеяться. Опять же — отметить отличившихся; наметить «новые рубежи», — всё, как положено в большом, серьёзном коллективе; в корпорации, так сказать.

Вовчик с некоторых пор поневоле стал плотно въезжать в азы сферы управления. Правильно, в принципе, Вовка говорил: «Можешь управлять тремя — сможешь управлять и тридцатью»; но есть, есть и свои нюансы…

Как бы то ни было — а кому праздник, кому тройная рабочая предпраздничная нагрузка: расписать усиленные посты на несколько дней по особому, «праздничному» распорядку, чтобы и отпраздновать все успели, и на самые ответственные участки в самые, на его взгляд, ответственные же моменты поставить ответственейших же людей; дрова по праздничной норме; баню для всех, кто «на пригорке», а не в домах; питание, опять же, концерт… Не в сам Новый Год, а после; в праздничную неделю, конечно.

Впрочем, здорово помогала Катька, и все девчонки; да и батюшкины прихожане не чурались предложить свою помощь. Вот, оказалось, что старики не чужды музыкальных инструментов: Геннадий Максимович играл на баяне, а Степан Фёдорович прекрасно — на русской гитаре-шестиструнке.

Девчонки «с шоу», при деятельном участии молодняка общины, готовили танцевальное представление, сценки — в меру красивое и зажигательное, но и вполне благопристойное, — ибо как самое большое помещение общины для праздника Отец Андрей разрешил использовать церковь; а храм, разумеется, не место для эротизма-то. Хотя какой там эротизм-то — в неотапливаемой церкви?

Обсуждали — эпизод из «Аве Мария» поставить, — было и такое в Мувском Шоу-балете, — или что-то другое, из чисто православного? Батюшка выступал главным консультантом; а детвора наперебой «записывалась в херувимы» — на подтанцовку.