Крысиные гонки (СИ), стр. 384

— У твоих соседей по лестничной площадке нашёл, Американец! Там не живёт никто, и замок сломан — а ты не знал?? И кто-то уже пошарился. Но на антресоли не лазил. А мне не в лом. Там ещё соль есть — три пачки, я у входа сло…

— Аааа, су-ка, чо ты делаешь??! — дико завопил пацанячий голос в подъезде, и тут же грохнул выстрел. Владимир подскочил, всю вялость сняло как рукой. Из соседней комнаты вылетел Женька, сжимая в руке Беретту. В руках Ромки тоже моментально появился ствол. Владимир автоматически лапнул висящую на боку кобуру — пусто… Что случилось??

Все вместе вылетели в прихожую, Женька первый, рванул, распахивая, дверь.

Мимо двери пятился Макс, Максим Григорьевич, и его жена, жирная крикливая тётка; одетые как «на улицу», с рюкзаками; и главное — они тащили с собой Алёну-Лёшку!!

ЗАГАДОЧНЫЙ ДИЕГО

На улице пахло свежим снегом и немного приятным запахом горящего дерева — из трубы, торчащей из окна Максима Григорьевича, лениво сочился сизый дымок.

— Отпусти, сука!! — орал Женька.

— Отпустил, быстро!! — Копец тебе!! — Быстро отпустил!! — Ты чё, падла?!! — орали пацаны около подъезда, окружая Максима Григорьевича и его жену.

— Разо-ш-шшлиись!! — по-змеиному, вращая глазами, шипел Макс; и ствол его обреза тоже вращался как будто синхронно с глазами, казалось, готовый выстрелить в любое мгновение. Его багровое лицо и бешеные глаза ясно давали понять, что только сделай кто неправильное движение…

Алёна-Лёшка всё ещё была у них. Прикрываясь ею, как заправские террористы, напрочь озверевшие соседи допятились до подъездной двери, и сейчас, оказавшись на улице, оказались прижатыми к стенке дома возле подъезда.

Все, сколько было у Уличных Псов стволов, сейчас целилось им в головы — Максу и его жене. Но никто не стрелял — у тех был несомненный козырь: они подло прикрывались «взятой в плен» девушкой.

Она не вырывалась — в неё, в её ярко-красный куртку-пуховик с обоих сторон вцепились муж и жена, соседи — террористы: Макс держал в левой руке пляшущий от возбуждения коротенький, как дуэльный пистолет, обрез Байкал МР-18; а его толстая жена, одетая в топорщащуюся на ней нутриевую волосатую шубу, вцепившись в ворот Лёшкиной куртки левой клешнёй, в правой держала у её горла здоровенный кухонный шеф-нож. Глаза у неё тоже были вполне себе бесноватые; и лезвие большого ножа подрагивало в такой опасной близости от горла Лёшки, и красная её рожа выдавала такое возбуждение, что видно было — это совсем не шутки и не пустая угроза: чуть что, да пусть хоть неожиданный громкий крик или выстрел — резанёт не задумываясь! Хотя бы просто от нервов.

Одно движение таким тесаком… кстати, на казавшемся теперь таким ужасно беззащитным тонким горле девушки уже было пара кровоточащих порезов, ясно показывающих, что дорогие соседи окончательно съехали с катушек…

— Оставь её, ты, дурак!! — снова повторил Женька, целясь из Беретты в голову Максу. Тот задёргался, и спрятался за Лёшку, выставив только дрожащую руку с обрезом.

— У-би-ри-ти пистолеты-ы-и! — завизжала толстуха, ещё крепче прихватывая воротник красной куртки-дутыша и потрясая ножом у самого горла девушки, — Убирииии-тя! Зарежжжу!!

Среди окруживших парочку террористов пацанов наступило некоторое замешательство. Оружие, конечно, никто не убрал; но и прострелить голову кому-нибудь из этой парочки тоже никто не решался: во-первых, их от страха и возбуждения так колбасило, дёргало из стороны в сторону, что было проблематично попасть точно даже вблизи, как они стояли; во-вторых, они, несмотря на грузные их туши, как-то умудрялись прятаться за красной курточкой Лёшки; в третьих, в кого не выстрели, второй… В любом случае, для кого-то и кроме парочки взбесившихся Вовкиных соседей это могло плохо кончиться.

А что они совсем взбесились, это было видно по их лицам. Теперь это были не лица мужчины и женщины, добропорядочных обывателей Оршанска, папы-мамы и дедушки-бабушки, приветливо здоровавшиеся раньше при встрече, — сейчас это были красные морды двух взбесившихся павианов, готовых убивать: круглые блестящие, постоянно двигающиеся, немогущие ни на чём определённом остановиться глаза, трясущиеся губы с пеной в уголках, дрожащие нож и обрез.

Они убьют, они обязательно кого-нибудь убьют, эти двое идиотов, бывшие ещё позавчера вполне, казалось бы, вменяемыми людьми! — понял Владимир, как и вся пацанва выскочивший на улицу вслед за террорюгами, тащащими Алёшку. Как она ещё им попалась!.. Дикая ситуация. Совершенно, совершенно дикая ситуация… Выстрелит или резанёт. Или и то, и другое. Судя по лицам, они ж ничего не соображают. Что это с ними? — наркотиками, что ли, обдолбались, или пьяные?!.

— Максим Григорьевич… Максим… Пожалуйста, послушайте меня!.. — попытался хоть как-то сгладить ситуацию Владимир. Хоть как-то понизить градус. Хоть чуть-чуть. Чтобы сволочь-сосед не грозил дрожащим обрезом, а сумасшедшая толстуха убрала бы нож от беззащитно белеющего горла в красном вороте. Но эта сука напротив… опять порез, и рука с ножом дрожит; и визгливое:

— Всеее!!! Па-ла-жили оружие!! Всее-е-е!!

Как же её зовут, истеричку?.. Здрасьте да здрасьте, как зовут и не удосужился узнать. И не истеричка она была вроде, вполне, казалось бы, нормальная тётка; да что с ними?? Ну, печка, ну, погавкался с ними вчера, ну… да уехали б сейчас — и живите тут, подавитесь… этой печкой. Что с ними??

А мужа и жену колбасило от ужаса, перетоплявшегося тут же в звериную жестокость:

— Все-е!! Бросили аружие!! А то! Сейчас её зарежем! И вас — всех! Всех! Всех!!

И опять — пляшущий ствол обреза, готовый плюнуть в лица свинцом. Или рублеными гвоздями — чёрт знает, чем этот дебил заряжал свои патроны.

И спокойное, какое-то отрешённое лицо Лёшки, почему-то отыскивающее глазами именно его, Владимира.

— Да мы вас! — Да вы покойники, покойники уже! Да вы охерели, уроды!! — Быстро щас отпустила её, ты, дура толстая!! — галдели толпящиеся вокруг пацаны, но стрелять никто не решался.

Все поглядывали на Женьку.

А Женька, ставший совсем бледным, вдруг опустил Беретту.

— Чо вам?.. Надо-то чо вам? Отпустите её — мы вас не трогаем же…

— Ага. Ага-ага! — бешеный каркающий голос соседа, — Все! Все, грю, аружие опустили!! Не! Положили на землю!! Все!! Положили!!!

Направленные на них стволы дрогнули. Пацаны переглянулись — друг на друга и на Женьку. Ещё пара стволов опустилось к земле.

А Макс понял! Он наконец понял — да, так и надо!! Как в кино! Они сейчас за эту девку-соплячку все оружие сдадут! Покладут на землю — в кино так всегда делают! — а он заберёт. Или Валя. Вот так вот! И пусть только дёрнутся! В глубине души, сжатой ужасом и готовой прорваться звериной жестокостью, рождалось такое же животное, дикое торжество: а, что, сволочи малолетние, бандиты, не ожидали!! Думали, будете нас жечь-убивать безнаказанно?? А вот вам!!! Все сейчас, как миленькие!!..

— Сла-ажили, грю, аружие на землю-ю!! — опять с привизгом закричал он, — Сий-час же!! Не покладёте — Валя, режь её!! А я — стреляю!!

Он теперь был уверен, что всё будет по его, что всё получится — покладут, покладут!! Всё получится — как в кино! — сопляки покладут свои пушки; ага, вон, уже переглядываются, — мы, главное, их соберём, — а потом поговорим! Ой, потом и по-го-во-рим!! Узнаете вы ещё Макса! Недаром на работе сослуживцы звали его, похохатывая в курилке, Безумный Макс — в честь героя одноимённого боевика!

Бледный Женька, видя пляшущее лезвие ножа у шеи подруги и бешеные глаза толстой тётки, сделал движение как бы и правда положить пистолет на затоптанный снег. К тому же как-то быстро стало темнеть.

— Макс, Максим Григорьевич! Валентина!.. Что ж вы делаете?.. — опять вмешался в «диалог» Владимир. То, что собирался делать Женька с командой — опустить, а то и правда, по киношному положить на землю стволы — этого никак нельзя было делать! Это называлось — пойти на поводу, сдать позиции, сдать преимущество… да чёрт его знает и помнит, как это называется, проходили же в универе основы переговоров с террористами, взявшими заложников; забыл, правда, уже всё — но здравый смысл-то остался: нельзя идти на поводу у террорюг, нельзя ослаблять свою позицию просто по их требованию, никогда и негде это до добра не доводило, Буддёновск и Первомайское тому примеры! Только переговоры с позиции силы; а если размен — то «не по требованию», а равноценный или в свою пользу! А Женька…