Крысиные гонки (СИ), стр. 378
— А, вон что. И как?
— Парень подходящий. Но он ранен сейчас. Не в форме, короче; пару недель ему надо отлежаться… Кстати, Гоблин, вы как приехали — ты не видел, там наш лепила приканал?
Военный кисло сморщился:
— Бляяяя… Пломбир, вот ты человек частично интеллигентный, местами начитанный; но почему-то, как многие из нашей «интеллигенции», считаешь необходимым форшмачить, хотя в этом ни уха ни рыла… Прибыл врач, да, на месте. Не ломай язык только — смешно выглядит. И «деловики» — нет такого термина. И «Гоблином» меня не называй — это из другой жизни; зови Полковником, что ли. Туз картошку привёз?
— И картошку. И свеклу, и капусту. Много чего. Вычистил все закрома в деревне подчистую, гад. Прикинь — обошлось в горсть амфитаминов, два десятка комплектов ношеной формы, бинокль старый и… и, — ты смеяться будешь! — тот маузер, ну, из музея, помнишь? Ты ещё говорил «Зачем этот революционный хлам, к нему ещё надо кожанку, красную косынку и броневик. А раз броневика нету — то и выкинь». А вот поди ж ты — дырку в патроннике подварили, зачистили — и в дело…
— Хлам.
— Это понятно, что хлам — а пригодился. Всё всегда пригождается, со временем.
— Барахольщик ты. Ладно. Что там у Михалыча с Октогеном?
Владимир. Ломило плечо, было неудобно, хотелось лечь тут же, у батареи; и лёг бы — мешал наручник.
Сидевший на секретарском месте субъект непрерывно кому-то звонил, сам принимал звонки; что-то смотрел в компьютере — в общем, всё это очень напоминало начало рабочего дня в учреждении.
Несмотря на то, что Владимир полагал, что за дверями с розовой кожей сейчас решается его судьба, ему дико хотелось спать; и он даже, неудобно скрючившись, чуть было не задремал, когда кабинетные двери отворились, и оттуда вышел Крест. Даже не «вышел», а, скорее, выпорхнул.
На его впалых щеках теперь пятнами горел румянец; руки, которыми он принимал почтительно подаваемую ему куртку, дрожали. Ни на кого не глядя, оделся; и уже было, сопровождаемый охраной, направился к выходу, но зацепился взглядом за Владимира.
Рывком развернувшись, подскочил к нему, нагнулся:
— Сидишшшшь?? Шваль коммерсантская??!
Глаза его были от Владимира сейчас в паре десятков сантиметров, и Владимир очень чётко видел ненормально расширившиеся почти на всю радужку его зрачки. Его глаза горели ненавистью, и Владимир понял, что разговор в кабинете решился не в его пользу; что не помогло и заступничество Пломбира, как тот обещал; а может и соврал Пломбир, не стал заступаться — зачем бы он ему был нужен, что с него взять-то?? Побоялся, небось, поперёк слово сказать своему уголовному боссу… убьёт ведь сейчас…
Наклонившийся Крест так же быстро выпрямился и несколько раз ударил Владимира ногой — в бок, в подставленное предплечье: «- Сука, сука, маслобой, маргариткой будешь, падла!!» Владимир зажмурился. Вот, кажется, и всё… неееет, надо напоследок двинуть гада хотя бы ногой!!
Не когда он разлепил глаза и уже подтянул ноги, чтобы, пусть в последний раз в жизни, пнуть уголовную мразь, то увидел, что дюжие охранники как-то вдруг без особого пиетета, оттащили вора. Да тот и сам уже отвлёкся; переключился на новую тему:
— Ну чо встали; где мой кемель?.. а, вот. Чешем на базу; лабухов надо строить, рассупонились падлы…
Подавая ему кепку, помогая застегнуть куртку, один из охранников только, неслышно для Владимира, втолковывал находящемуся сейчас в приподнятом настроении вору:
— Ты соберись, соберись, Крест; ты же не мелкая сошка, ты достойный вор, законник, в авторитете, а ведёшь себя как сявка… пинаешься. Соберись, говорю; серьёзный, значительный вид прими!.. а то всё Гоблину расскажу!
И вор как-то действительно собрался, построжел. Поправил кепку, властно взглянул на Владимира, бросил ему небрежно уже:
— Ладно, жди. Тебе скажут, что я по тебе решил.
И вышел в сопровождении охраны. Сидевший на месте Пломбира лишь покрутил головой и снова обратился к своим секретарским делам.
Владимир же после ухода Креста решил, что получил лишь отсрочку приговора; и ожидал самых неприятных для себя последствий после этой, какой-то непонятной, нервной выходки уголовного авторитета. Однако когда двери в розовой коже вновь открылись, и из них вышли мирно беседовавшие Военный и Пломбир, ситуация для него внезапно и необъяснимо разрешилась к лучшему: Пломбир отомкнул его от наручников на батарее, даже помог встать и сообщил, что «Родион Прокофьевич тебе, как бы это сказать цивильно, за неявку по вызову просто пока «ставит на вид…» Больше не делайте так, Владимир Евгеньевич, относитесь со всей серьёзностью к приглашениям от серьёзных людей!»
— И что теперь?
На что Пломбир сообщил, что его отпускают домой. Что же касается «разговора», то он состоится чуть попозже, когда он подлечится; сейчас же его даже, в порядке аванса, отвезут откуда и забрали, чтобы не телепаться ему через полгорода… и что доктор его сейчас осмотрит и сделает перевязку. И даст рекомендации. Наташа — что?.. девушка эта ваша? Побудет у нас в гостях, как залог вашего, Владимир, корректного исполнения обещания прибыть… вы же обещаете, я правильно понял?! Нет-нет, об этом не может быть и речи; девушка ваша останется здесь; ничего, не переживайте за неё, ничего плохого с ней не случится, даю слово. Но если не прибудете через две недели — переведём её… куда, Полковник? Да, в трюм. Так Крест распорядился. А то, боюсь, не дождёмся мы вновь встречи с вами; а у Родиона Прокофьевича до вас есть вполне деловые предложения, которые, во-первых, я вам и озвучу при нашей следующей встрече; во-вторых, вы их примете — поскольку мы и убеждать, как вы видите, умеем; и предложения эти для вас, смею надеяться, вполне выгодны!
В дверях тем временем нарисовалась очередная «группа быстрого реагирования». К счастью, те, что привезли его сюда, видимо, уже сменились; новые, хотя и так же одетые разномастно, и так же разномастно вооружённые, были людьми другого склада — это были бывшие фронтовики.
Не успевшего ещё осознать столь резкого изменения своего положения Владимира увели вниз.
— Думаешь, вернётся? — спросил Военный.
— Вернётся. — заверил Пломбир, — Куда денется. Его подруга у нас.
— Правда он нам так нужен?
— Нужен, конечно. Ну а как иначе? «Пехоты» у нас достаточно, «мозгов» не хватает. Даже тут вот дежурить, разгребать текущие дела… правда, Коля?..
Сидевший за секретарским столом, держа трубку у уха и второй рукой что-то записывавший, только кивнул.
— Вот. А я сейчас отсыпаться пойду.
Коля положил трубку, потянулся:
— Да, трудно… Уже две заявки на арбитраж, прикиньте, панове. Бардак в городе, а хозяйственные споры, представьте себе, ещё существуют, и их как-то нужно разрешать — и без перестрелки желательно. За долю, конечно.
— Вот. Поскольку у нас и приговоры окончательные, и «судебные исполнители» вполне себе компетентные — таких обращений только больше будет, да.
— Кстати, тут субъект какой-то звонил — Паралетов фамилия, — не знаете такого? Себя позиционировал как «специалиста по переговорам». До последнего времени, говорит, работал у депутата Лиожко; но тот вчера преставился…
— Как так?
— Трагически, говорит, скончался.
— А, такого козла не жалко. Пломбир, вот вам и кадр для управления. Подойдёт?
— Нам не всякий подойдёт… будем поглядеть на этого Паралетова.
ВОЗВРАЩЕНИЕ «ДОМОЙ»
Вот и опять «дома»…
Ничего себе ночка получилась: еле выбрался из коттеджного посёлка; правда, потеряв и не свой автомат, и свой пистолет — но спас при этом Наташу… при этом сама Наташа, по сути, спасла его от того вонючего бомжа, что чуть не убил его, Владимира, в брошенном коттедже!
Потом путь «домой», в город; вполне успешный, кстати; во всяком случае, никому по дороге не попались, и с обнаглевшим «старшим по подъезду» удалось договориться — и на тебе, наезд уголовников… Особенно страшно было, когда этого, Белого, узнал среди вломившихся — сам-то ведь реально при второй встречи с ним раздумывал, не определить ли его, как там Пломбир выразился, «в Могилёвскую губернию» — наверняка и у того те же мысли возникли; благо у уголовников, оказывается, есть дисциплина… Оно и понятно, там, наверное, не детский садик, в угол не ставят; решения за неисполнения выносят быстро и исполняют без промедления…