Крысиные гонки (СИ), стр. 375

— Ну! — поторопил Владимир, — Никто ж, кроме совсем упоротых, и не утверждает, что эпидемия рукотворная. Это совсем дикие кричат, что «Мувск применил бак-оружие!» В Мувске то же про Регионы кричат — я по радио слышал. К чему это всё?

— А не торопитесь… Я сказал, что «в обычных обстоятельствах» применение «обычного же» бак-оружия неэффективно. Когда государство более-менее функционирует и способно на эффективные организационные шаги. Но если в структуры управления внесён хаос, если в стране царит анархия, если каждый делает, что ему вздумается и плюёт на указания из центра, да и центров этих становится с избытком, то эффективно карантинные мероприятия уже не применишь, как и экстренное, квалифицированное изучение болезни! На это ведь нужны недюжинные силы и средства — а откуда они у нас?? А вы обратили внимание, к чему мы пришли? — а вот как раз к этому: к хаосу и анархии! К тому же, и это главное — основные массы населения, как вы знаете, сконцентрированы весьма компактно — в крупных эвако-лагерях и сельхоз-коммунах. Не как в вашем… эээ, Озерье? — а в больших лагерях, на сотни тысяч работников! Плюс охрана. Вот на охрану «организационного потенциала» хватает, да. И на ликвидацию заболевших, только. Вы, Володя, видели, в каких условиях там люди живут?

Владимир покачал головой — откуда бы?

— В условиях невероятной скученности живут, проще говоря — в барачных условиях. По типу концентрационных лагерей времён второй мировой войны. Вот только в концлагеря в войну ссылали, а в сельхоз-коммуны и эвако-лагеря люди сами пошли — поскольку пропаганда гарантировала там питание, тепло, порядок. Охрану. И, надо сказать, в общем, не солгала: питание, тепло, охрана. Взамен на полное подчинение и ручной, рабский, по сути, труд. И скученность. Но — тепло и кормят. Лечат. Прививки там всякие… санабработка. Люди сами ведь шли. Человек вообще ведь стадное в своём большинстве животное. А что? Кормят, охраняют. Кино по вечерам. Ну, рабочий день 12-часовый — зато ни о чём думать не надо!

— Ну и что?

— Ну и вот. Стоило всё это просчитать, как неизбежность эпидемии становилась ясной — ещё с лета. И действительно. Вы вот не знаете — об этом не говорят по телевизору, но 3-й эвако-лагерь под Омелем практически мёртв, причём в неделю — а там 150 тысяч человек жило, то есть содержалось. Сеть сельхоз-лагерей в Гелёве не подаёт признаков жизни. Только-то и успели, что сдать на центральные загот-пункты сельхозпродукцию… Лагерь номер 24 в Роденске — уничтожен залпом огнемётной батареи; приказ поступил «с самого верха» — я уж не знаю, кто в данный момент у нас «на верху» сидит; там армейские склады недоликвидированные, и была опасность прорыва к ним. Гарнизон в Ачулищах практически вымер, остатки выживших из последних сил борются за жизнь, к ним никого не пускают. Лагерь в… да что говорить! Заметьте: повсеместно эпидемия выкашивает самые густонаселённые места; хотя, казалось бы — где больше народу и крепче дисциплина — там легче и карантинные мероприятия осуществить! Ну, изолируйте заболевший барак, или блок обнесите колючкой; посуду химически обрабатывайте… так нет! Дело в том, что карантинные мероприятия не срабатывают, поскольку передача инфекции осуществляется совсем не традиционным путём — то есть не от человека к человеку, не воздушно-капельным, как самым вирулентным… Обратите внимание — в Оршанске люди мрут от чего угодно, но меньше всего от эпидемии; а ведь буквально до последнего времени все общественные учреждения — включая ваш, кстати, ресторан, — вполне себе работали. А люди — не мрут! А в перенаселённых сельхоз-коммунах — мрут!

— Травят их, что ли?

Пломбир просиял:

— А, вот я вас и подтолкнул к правильному направлению мыслей. Нет, любезный мой Владимир Евгеньевич — не травят! Травили бы — это быстро бы стало известно! Но — не травят! В то же время эпидемией накрыло лагеря массово, и, я бы сказал, одномоментно. И — очень «во-время», как раз когда народ ослаблен отсутствием витаминов и несбалансированным питанием; а власть раздроблена, и максимум на что её хватает — это охрана себя, любимой; зачистка «заболевших» старым добрым методом и лихорадочная утилизация арсеналов! Как будто у нас рАзом кончились соседи, и нам теперь во веки веков никто не угрожает! Хотя у соседей такая же фигня творится, — но как по команде!

— Так какая связь между скученностью людей, которых разом настигла эпидемия, и этой самой эпидемией? — Владимир всё никак не мог уловить, куда клонит собеседник.

— А задумайтесь?.. Что общего у сельхоз-коммун, эвко-лагерей и армейских частей? Рацион, Владимир, централизованный рацион! Поставки из ПродРезерва. А также — централизованные прививки, всем без исключения. В городе, впрочем, тоже ведь вакцинацию проводили, и даже с обязательными отметками. Но в лагерях осуществлять контроль в тысячу раз проще. Вот у вас — есть прививка? Вот эта, последняя, что…

— Нет. Отметка есть — прививки нет.

— Купили, стало быть, отметку! — просиял Пломбир, — А почему?

— Нууу… был у меня такой учитель… Лебедев его фамилия. Он не рекомендовал. В общем, он тоже что-то подобное, вот что и вы, предсказывал. Ну и я воздержался. И вообще — не люблю прививки.

— А, ясно. На всякий случай, значит. Вот, а большинство оставшегося городского населения на эти прививки вообще просто забило, просто забило — без доводов и объяснений. А в мелких сельских поселениях тоже — какие уж прививки! Хотя в крупные сёла ездили санбригады, да. И ведь не проконтролируешь! А в лагерях и в воинских частях — там всё по другому; там просто: построились — и по списку! Вот оттого там и…

— Вы думаете — прививки?!..

— Нет, Володя, ничего я не думаю. Я просто изложил вам свои умозаключения: что «сокращать — надо»; что эпидемии на фоне дезорганизации, и, в то же время, тотальной управляемости власти — наилучший путь; что «сокращать» надо и будут не всех — а самых ненужных.

— Ненужных??.

— А кто в лагеря на гарантированный хавчик под гарантированную охрану попёрся? Как ни грустно это сказать — самые ненужные, неспособные прокормиться «на вольном выпасе» особи. Бухгалтера, чиновники и мерчендайзеры всякие с парикмахерами и косметичками.

Соответственно и предохраняться просто: не будь «в общем тренде»; не лопай, что скармливают всем; не подставляй свою задницу под общие прививки… и так далее. Потому я и так спокоен относительно вас, как потенциального бациллоносителя: ну, чихнёте вы на меня; ну, максимум что мне грозит — грипп… А эпидемия, да с такой высокой и быстрой летальностью — тут явно другие механизмы передачи задействованы; а какие — я не знаю, да и знать особо не хочу. Меня это не коснётся… вас, кстати, скорее всего, тоже.

Он взглянул на часы.

— Заболтался я с вами. Утро уже, скоро и Родион Прокофьевич пожалуют. Советую вам с ним держать себя корректно, но без заискивания — шеф наш человек прямой и крутой, лизоблюдов не любит… «Покажетесь» вы ему, внятно сможете объяснить, почему пренебрегли его первоначальным приглашением — ваше счастье. Ну и я — так и быть — словечко за вас замолвлю… ещё кофе?

ВТОРОЕ ДНО ВОРОВСКОЙ ВЛАСТИ

То, что сейчас придёт Хозяин, стало ясно минут за пятнадцать: во дворе зафырчали несколько подъехавших машин; тут же по коридору мимо приёмной кто-то прошёл быстрым шагом; Пломбир взглянул на часы, встал, с хрустом потянулся… Подошёл к окну, где неясно синело начинающееся зимнее утро, повозил пальцем по наледи, обернулся:

— Прибыли. Нуте-с, Владимир, извольте в туалет — и обратно к батарее. Сейчас судьба ваша будет решаться.

И смотрит так испытующе — как, типа, Владимир будет реагировать на столь напряжённый в его жизни момент. Но Владимиру было уже во многом пох, — сказывался очень нервный, насыщенный событиями день, ранение, бессонная ночь. Скорее бы всё только — так или иначе.

Сходил в туалет, тут же, рядом с кухонькой-столовой, попутно в очередной раз удивившись на функционирующий в унитазе смыв; и без возражений вновь переместился на пол к батарее, к которой его Пломбир вновь приковал наручниками.