Крысиные гонки (СИ), стр. 336
— Ничо. Не попал.
— Бляяяя… Это мы уже заметили. Стрелок, нах!.. Вильгельм Телль… Чо дальше делать?.. — понеслось сразу от нескольких.
— Ну, не попал… Больше нету. Что делать?.. Штурмовать будем.
— Штурмовать он будет… — проворчал Гришка, отворачиваясь, — Передать по цепи! Приготовиться к атаке! (в рацию) Первое отделение! Доложить обстановку!
Из рации донеслось:
— … хрр… выдвинулись метров на триста. Один раненый, в плечо. Наблюдаю оборонительные сооружения типа окопы… и людей за ними. Много! Со стволами.
— Дурак! — отрезал Гришка, — Нету у них стволов; это, поди, лопаты! Приготовились… сейчас мы отсюда надавим, они на нас переключатся — и вы сразу рывком! Сближаетесь — и гранатами! Понял??
— Снайпер же… и эти, в окопах.
— Рывком, бля! На сближение! Снайпер… ну, ранит ещё одного-двух. Понял приказ??
— …хр… понял. Жду команды.
— Вот.
Гришка убрал палец с тангеты, прекращая передачу, и уже было приподнялся, собираясь, чёрт побери, личным примером и матом поднять в атаку своих бойцов, чтобы одним рывком преодолеть разделяющее их с окопами расстояние и, поливая окопы очередями из автоматов и забрасывая гранатами, ворваться, наконец, на территорию, но тут произошло неожиданное.
Из-за церкви глухо бумкнуло, и по высокой дуге к ним полетел, кувыркаясь, некий продолговатый предмет размером со средней величины термос, но грязно-красного цвета. За предметом вился сизый дымок. Предмет не долетел до них метров пятьдесят и упал, зарывшись в снег.
Все замерли, выжидая.
Предмет полежал несколько секунд, все молча рассматривали место его падения. Над ним вился сизый пролупрозрачный дымок.
Затем предмет взорвался.
Сверкнул огонь, оглушительно бахнуло; на месте падения мгновенно вырос здоровенный куст разлетающейся в стороны земли и снега, и всё окуталось густым чёрным дымом.
Лежавшие ближе ткнулись в снег, ожидая пролёта осколков; чуть подальше отреагировали дружным залпом из автоматов в сторону церкви и плохо видных отсюда, из низины, окопов.
«— Бля, чо это было?..» — отплёвываясь от снега, попавшего в рот, подумал Гришка, — «Миномёт??.. Да ОНО вроде как кувыркалось летело… А, насрать — рывком вперёд!..»
Но отдать команды не успел — с правого фланга послышалась густая, частая стрельба очередями; одиночные выстрелы винтовок и «Ура!», перемежавшееся с матюками — первое отделение решило, что взрыв и стрельба и была командой, и поднялось в атаку.
— Давай! Братва!! Впе-е-рёёд!! — заорал, вскакивая в свою очередь, Гришка.
Его бойцы и хроновские ополченцы только начали было подниматься для решительного броска на неприятеля, когда с правого фланга, где первое отделение совсем не по диспозиции первым пошло в атаку, и было существенно уже ближе к окопам, опоясывающим пригорок, послышался отчётливый и «густой», хотя и несколько вразнобой, ружейный залп и стрекотание автомата. Потянуло в сторону поднявшееся облако чёрного дыма, мешаясь с ещё более густым дымом от взрыва.
Минута была решающей, но минута была упущена — «Ура» сменилось уже только исключительно матершиной, и стало видно бегущих с правого фланга к автобусу и к основному составу отряда бойцов… Стало ясно, что атака захлебнулась, толком и не начавшись.
К тому же с колокольни снова щёлкнул выстрел, и один из бойцов ойкнул, схватившись за окрасившийся красным рукав.
Опять снайпер!
Так-то плевать, войны без потерь не бывает — но то были не просто подчинённые или сослуживцы — то были односельчане. И, приматериваясь, перевязывался сейчас не просто боец с позывным Бивень; перевязывался можно сказать друг детства, Бивлев Валерка, с которым с третьего класса в одном классе, с которым вместе бегали за школу курить в перемены, зажимали одноклассниц и щемили пацанов с младших классов на предмет мелочи для пива и сигарет… С его крикливой мамашей, тёткой Зоей, теперь объясняться. И Лягухи батя тоже предъявит — скажет «…чо за херня?? С Громосеевым мой сын полгода — и ни царапины, а с тобой в первое дело — ногу прострелили!» Бляяяя…
Всё же он бы скомандовал атаку — и, скорее всего сам, первый, рванул бы вперёд, чтобы и тени сомнения не возникло, что он прячется за спинами корефанов — а там будь что будет! — но всё испортил Хотон. Вжимаясь в истоптанный снег и оглядываясь на откатывающийся назад, к автобусу и джипу «правый фланг» он прохрипел:
— Григорий Данилович! Командуйте… отойти! Для перегруппировки.
Отступавшие бойцы, оборачиваясь, огрызались в сторону окопов очередями из автоматов. Кого-то тащили под руки.
Ах ты ж…
Впрочем, действительно, стоит отойти, посовещаться — и взять-таки долбаную церковь! Не возвращаться же в деревню не солоно хлебавши! Они там, на пригорке, ещё умоются кровью, я обещаю! Кстати, как обещал, нужно будет вперёд хроновских баранов погнать! — не будут же они стрелять в своих же деревенских!
Гришка матюкнулся, и скомандовал отступление — отойти за джип и автобус, рассредоточиться, следить за противником.
ПЕРЕГОВОРЩИК
Потери были, да. Двое с простреленными ногами в самом начале, один — с плечом. Трое — с лёгкими, касательными; один — тяжёлый, в грудь. Лежал на подстеленном каремате, закатывая глаза, хрипел, дышал тяжело — лёгкое, пневмоторакс. Над ним суетился отрядный санинструктор с помощником.
Вот тебе и «съездили разобраться на пригорок»!
Первым делом Гришка допросил командира первого отделения — какого хера попёрли без команды и насколько близко подошли?
Тот ответил, что взрыв и дружную стрельбу и принял за команду; а вы какого хера залегли?? За «какого хера» Гришка саданул ему в сплетение, так, что тот, не в одну минуту отдышавшись, уже без «херов» доложил, что подошли они к окопам метров на сто — сто пятьдесят; но ближе было сложно — там проволока намотана, на колышках. Стреляли по ним много, но очередями, кажись, только один. Но стреляли — он повторился — много, и, кажись, из гладкого в основном. Потому что почти все пацаны от дроби получили. Во! — и продемонстрировал на себе в нескольких местах действительно в мелких дырочках бушлат.
— По ногам тоже попало! — сообщил он, — Я, можно сказать, раненый! Лежать должен, перевязываться! И пацаны…
— Пасть закрыл, бля! — отреагировал Гришка, — Лежать и перевязываться на пригорке, возле церкви будем. За автобус — только кто ходить не может; остальные — в цепь!
Хронов вообще пропал где-то среди своих парней и на глаза не попадался. Свои, отрядные пацаны мрачно матерились, грозя теперь не оставить на пригорке ни одной непробитой башки.
Что делать??
Хотон предложил согнать из деревни толпу и вместе с нею… вернее, за ней…
— Да ты тронулся, что ли?? — наорал на него Гришка, — Это у вас на фронте так воюют, или в Оршанске?? Ты врубаешься, что тут все друг друга знают?
— Вот и хорошо, вот и хорошо! Не будут они в своих стрелять! А мы прогоним стадо ближе, и потом…
— Рот закрыл, нах! — рявкнул на него Гришка, уже совсем войдя в роль и командира, и ответственного по району. К Хотону он за такое предложение, а ровно и за позорный промах по колокольне, а главное, за тот трусливый способ перемещения, когда он не броском, не перебежкой, а как гусеница переползал вокруг машины, отыскивая свой гранатомёт, совсем потерял уважение.
— Какое нах «стадо»?? Это для тебя они «стадо», для оршанского, а для наших тут половина родни! И хер ли с того что тут почти все мувские — мы тут «на регионы» не делились! Погоним этих — через неделю весь район знать будет, и ни один пацан больше в отряд не пойдёт! И эти — разбегутся! Думай что говоришь! Лучше бы подствольники привёз, ВОГов пару ящиков, а не одну вшивую трубу, с которой сам и промахнулся! Ещё советует! Вылез тут со своим тухлым фашизмом…
Он ещё собирался дальше отвязываться на молчаливо принимавшего ругань Оршанского «комиссара»; наливаясь яростью, чтобы, наконец, скомандовать на штурм долбаного «пригорка» — и хрен с ними, с потерями; зато не оставить там ни одной живой души в назидание, когда сразу несколько парней окликнули: