Крысиные гонки (СИ), стр. 287

Потом Витька на нечистом полу нашёл стреляную гильзу. Старую. А один из пацанов обратил внимание на выбоины в стенах, залитых бугристой бетонной «шубой». Выбоины; и бурые, плохо различимые мазины и брызги. От них, кажется, и воняло.

Обсудить, что это, и почему они не успели — за железной дверью послышались шаги и плохо различимый разговор:

— … принёс?..

— Семь, как сказано. На двести литров. И скотч.

— Хорошо. Сука, всё самим делай…

— …эти… арганизмы у них слабые, хе… Они «не могуть…»

— Билять, интеллихенция…

— Ну.

— Сука, измажусь. Опять.

— Не подходи близко, хуле.

— Ну, камеру потом сами пусть моют, мы им не нанимались… открывай, што ле?

— Ага.

Лязгнул засов двери. По глазам мазнул яркий, по сравнению с сумраком в камере, свет от лампы в коридоре. В дверной проём шагнула мужская фигура; и дверь за его спиной тут же вновь зарылась. Все молчали.

Вошедший постоял минуту, давая привыкнуть зрению к полумраку, и вдруг достал из-за пояса пистолет, щёлкнул затвором, досылая патрон в ствол:

— Ну, привет… шантрапа!

Часть 4. ОБРУШЕНИЕ ХРУПКОГО МИРА

ЗАСАДА

Долгий и неприятный путь в деревню, наконец-то подходил к концу.

УАЗ-буханка неторопливо переваливался с боку на бок по запущенной лесной дороге уже третий час. Свернув в сторону от каравана машин, они теперь направлялись непосредственно в Озерье; и не просто в Озерье, а кружным путём, просёлками — к «пригорку», где обосновались «общинники», и где, как предполагалось, оставался Вовчик с девчонками. Благо запасливый Вовчик в своё время снабдил его распечаткой с ещё до-БеПешного Гугл-мапса с отмеченными на ней дорогами…

Уютно бурчал мотор, от печки приятно тянуло теплом; колёса месили уже покрывшиеся ледком лужи. Здесь было опасно, опасно, несмотря на то, что с лиственных листва уже давно опала, — но обзор по обоим сторонам просёлка закрывали кусты и кривые ёлки. Или пихты, чёрт их разберёт; во всяком случае чаще всего обзор с флангов был никудышный.

Владимир поёрзал затёкшей задницей по сиденью и покосился на соседнее сиденье — Джонни бессовестно дрых, хотя не далее как десять минут назад Владимир внушительным толчком в плечо опять возвратил его в действительность из объятий Морфея:

— Женька! Не спи давай! Говорю тебе — смотри по сторонам! Тут, на подъезде уже, вполне нарваться можно, на тех же Хроновских! Приедем — отоспишься!

— Угу… смотрю я, смотрю… — пробурчал тогда мальчишка, и, тараща слипавшиеся глаза, демонстративно завертел головой по сторонам; даже открыл окно, и, пустив в кабину струю холодного воздуха, глянул зачем-то назад. И вот опять дрыхнет — сморило пацана. Окно, что ли, открыть и печку выключить, чтоб в сон не клонило?.. Самого невыносимо тянет спать; хорошо хоть дорога отвлекает. Подвывание мотора и мысли. Как там Вовчик, девки; что за встреча получится с Гулькой?.. Наташа… Жениться обещал ведь… получается, и той и этой… Чёрт, нехорошо как-то получилось… но, может, она и забыла про меня уж давно-то?..

Что-то равномерно стало стучать в кабине. Снова покосился вправо — вон оно что: пацана так сморило, что, не просыпаясь, бъётся лбом в боковое окно; и спит, не смотря ни на что. Вот что значит молодой организм; впрочем, у меня тоже не старый; я и сам бы сейчас…

Протянул руку, отодвинул за шиворот Женьку от окна, — пусть уж лучше вперёд валится, чем набивать себе шишку о стекло.

Судя по всему было уже недалеко… Машина как раз проезжала по наваленным на дороге старым, полусгнившим веткам; и Владимир ещё подумал — а не пропороть бы колесо; хотя ветки совсем уж трухлявые, не доски какие-нибудь, не должно бы быть гвоздей… — когда боковым зрением засёк яркий отблеск на фоне серого холодного неба.

Даванул тормоз, так, что пацан, качнувшись вперёд, боднул макушкой ветровое стекло; остановился; быстро вертя ручку стеклоподъёмника опустил окно, высунулся… точно! Это была сигнальная ракета; сейчас она уже погасла — взлетела она невысоко; так что, скорее всего, и не сигнальная, а так — пиротехника новогодняя, китайская, — но точно ракета была! Вон и дымный след в небе. И запустили её не так уж и далеко отсюда, метров со ста пятидесяти — двухсот. Вот кому бы это надо было — в такую поганую мокрую и холодную погоду шароёбиться по лесу, где каждая ёлка норовит обрушить тебе за шиворот водопад холодной воды; да ещё ракеты новогодние пускать!.. И близко ведь! Интересно, мотор они услышали?.. Нет, не должны бы, я тут на малых оборотах крадусь плюс ветерок… да, не в тут сторону; и растительность эта по краям дороги… нет, не должны бы. Но что за ракета??

— Чо там, Билли?? — раздался встревоженный голос пассажира. Женька уже держал в руках свою верную Беретту и теперь встревоженно озирался, — Чо встали??

После того, как Владимир приклеил Женьке погоняло «Джонни», или, полнее, «Джонни-Диллинжер», пацан теперь как только не извращался, обращаясь к старшему товарищу. Поскольку «Американец» было длинно, он звал его то Вилли, то Винсент; а вот сейчас, поди ж ты — Билли. Хорошо ещё что не Билли Бонсом, именем боцмана-пирата из «Острова сокровищ», книжки, что Женька читал время от времени в дороге.

— Ракета… Вроде как сигналка; или пиротехника. Вон там… — он потыкал пальцем в ту сторону, где расплывался в небе бледный дымок.

— Свистать всех наверх! — отдал сам себе команду пацан и мигом по пояс вывинтился худеньким телом в открытое окно. — Поднять бом-брамсели, команду на шкоты, такелаж крепить!.. — послышалось от него уже из-за двери, сверху.

— Не дуркуй! — пристрожился Владимир, прихватив пацана за штанину — Это, наверное, кто-то сам заблудился в лесу и семафорит. Пока там что-как — мы уже «на пригорке» будем.

— Не-а. Никого не видно. — пацан ввинтился обратно и закрутил ручку стеклоподъёмника, отрезая тёплый мирок кабины от атмосферы выстуженного леса, — Холодно, бля! Может и вправду кто заблудился. Далеко ещё?..

— Скоро уже… Поменьше бы встревал в конфликты — сидел бы дома, в тепле…

— А ты бы один на машине попёрся?

— Да хоть и один…

Речь была о конфликте с одноруким соседом Владимира по подъезду, вечно пьяным «героем фронта», которому Женька действительно «набил морду» в очередное дежурство.

Владимир проснулся тогда от гвалта — звуки доносились и до его этажа, хотя всё действо происходило у входной двери подъезда; к тому же удравшие «посмотреть, поболеть и поучаствовать» ночевавшие у него в квартире пацаны не удосужились прикрыть за собой входную дверь. Как и разбудить своего старшего товарища.

Когда Владимир, наскоро натянув тренировочные брюки; накинув прямо на майку кобуру с пистолетом, без которого он из квартиры не выходил, и зябко кутаясь в наброшенную на плечи куртку, спустился вниз, сражение было уже в разгаре. На тесной площадке перед запертой изнутри дверью подъезда, освещённые тусклым светом подъездной лампочки и несколькими яркими лучами ручных фонарей, бился Женька со здоровенным, но одноруким парнем. Повисшие на перилах пацаны, не стесняясь ночной поры, азартными криками подбадривали «своего»; тут же было и несколько мужчин из подъезда, выскочивших на шум. У Женьки была подбита губа, парень же был уже разукрашен по полной программе: из носа на белую футболку обильно брызгала кровь, под обоими глазами наливались отчётливые гематомы. Рыча от ярости, он пытался то сгрести своей единственной клешнёй юркого пацана, то пнуть огромным солдатским берцем, то загнать пацана в угол. Его армейский бушлат, тоже уже в пятнах крови, валялся в углу.

Женька уворачивался; и, ускользнув от очередного захвата, вновь пробивал «герою фронта» в лицо и в корпус; причём, как заметил Владимир, левую свою руку старался держать за спиной, чтобы, значит, нивелировать своё преимущество в «двурукости». «Герой» же своё преимущество в росте и весе совсем не собирался никак уравнивать, и, рыча, метался за юрким пацаном по площадке, разбрызгивая кровь из носа, намереваясь, несомненно, всё же схватить пацана и затоптать. Пока не получалось.