Крысиные гонки (СИ), стр. 234

Объединиться, сплотиться — соответственно «нагнуть» кого-нибудь послабее, — и непременно с каким-нибудь трескучим лозунгом; как там было в прошлом-то веке? «Анархия мать порядка», «Вся власть Советам!», «Мир хижинам, война дворцам», «В борьбе обретёшь ты право своё»? Главное ведь получить внутреннюю уверенность в том, что всё делаешь правильно; и внешнее, «от старших», одобрение своим действиям. От «старших». От тех самых «козлов», идущих во главе овец, только большего уровня.

Были и активно ему не понравившиеся лозунги «Оршанск для оршанцев!» и даже «Мувские ублюдки, убирайтесь в Мувск!»

Дожились, — подумал он, — Пошло деление на Мувских и Оршанских. Впрочем, я же не мувский сейчас, я озерский; и докУмент есть с печатью озерского ещё лесхоза, и мозоли вот, и грязь под ногтями… не совсем отмылось. Слез уже столично-заграничный лоск, вполне сойду за пейзанина, хы-гы. Да, вот так вот и надо: «хы-гы», и сразу вопросов нету — хрестьянИн, а что до байка — так этим сейчас никого не удивишь, ни в городе, ни в деревне…

С такими мыслями Владимир ехал, неторопясь, по городу, наблюдая «региональную жизнь».

Первое, на чём он зациклился — это сколько же много так называемых «ништяков» есть в городе, и на что такой дефицит был в Озерье! Это уму непостижимо! — забор из хороших, некрашеных, но строганных досок с навесом и мостками под ним ограждал недостроенное и, очевидно, теперь уже брошенное здание — это ведь куба три пилёной древесины! — и никто не стремился разломать его и утащить к себе. Богачи прям… Вспомнил, как они с Вовчиком сколачивали девкам туалет, в обмен на право забрать обрезки досок; и как таскали со школьной стройки ветхие поддоны. А эти… Ну, это, положим, до поры — пока холода не начались, потом конечно разберут и забор; но вот, к примеру, разрытая теплотрасса… и прямо возле неё трубы большого диаметра, не меньше чем на теплоцентраль, в штабеле, в пластиковой изоляции, — можно было бы… …эээ… как конструкционный элемент использовать. И толстая проволока мотками! И арматура вязанками! Такая редкость в деревне-то! Или, скажем, вот на той же стройке кирпич. А профнастил на крышах — а интересно, можно сейчас купить-сменять на что?.. Или, скажем, рубероид, или что-нибудь наподобии, ондулин там… Вовчик говорил, что материала на перекрытия и влагозащиту нужно много и любого. Что ещё? Мешки полипропиленовые, сетка, вязальная проволока… там же целый список! Надо будет поспрашивать. Да тут вообще можно что угодно в деревню тащить, и всё пригодится!

Он вспомнил, как Вадим рассуждал, что со временем нужно будет сформировать «бригаду» и заняться разборкой брошенных зданий: проводка — перекрытия — кирпич — полы — стекло и так далее, всё бы пошло в дело. Вадим, помнится, даже как-то толи в шутку, то ли всерьёз пенял ему, что он пострелял этих чурок; а они наверняка в подсобниках на стройках обретались, вот их бы и припахать на раборку. Под конвоем, естессно. Так и не понял его, то ли шутил, то ли, в самом деле, вынашивал он такую идею — заделаться рабовладельцем. С него бы сталось — куркуль ещё тот, а тут бесплатная рабочая сила.

Впрочем, нельзя сказать, что никто не оценил по достоинству повсеместно имеющиеся в городе полезные привычные элементы…

Прохожих было довольно много — вроде не выходной и не праздник, чего они слоняются?.. Возле одного закрытого павильончика, прежде торговавшего чем-то «элитно-престижным», в приложении к районному уровню, конечно, на корточках сидел мужик средних лет и сосредоточенно пилил ножовкой по металлу блестящую изогнутую трубу-поручень на входе в магазинчик. К нему и подъехал на малом газу Владимир, остановился, мельком взглянул на отрепанную и уже пожелтевшую на солнце афишку-наклейку на стене магазинчика, в которой указывалось, что «Ваш территориальный пункт сбора для отправки в …» — дальше неразборчиво уже, выцветшими чернилами, — а наискосок, крупно-жирно от руки «Лучше бомжем в лес густой, чем в гослагерь на постой!»

— Не подскажете, как проехать на Пушкина?

— А, это рядом, — разогнулся мужик, — Вон за тем углом повернёшь, сквозь сквер — и Пушкина. А что там ищешь?

— Квартиру знакомого, — и, в свою очередь поинтересовался: — А вы это зачем? Ну, пилите? — он кивнул на одну уже срезанную блестящую трубу, лежащую поодаль.

— Обогреватель сделаю дома, — пояснил мужик, — От печки. Это ж нержавейка! Сто лет простоит. Только варить её фигово…

— А можно?.. Вот так-то вот? На улице? — снова спросил Владимир, стремясь уяснить ситуацию в городе.

— А чо нельзя-то? Я ж никого не трогаю, — уверенно заявил мужик и вновь взялся за ножовку, — Нужно ж думать и о будущем…

— А полиция?.. — сам понимая глупость вопроса, спросил Владимир. Мужик явно не был владельцем этого магазинчика.

— А я кто — хрен собачий? — коротко-ясно отрекомендовался мужик и вновь вернулся к прерванному занятию. Тут только Владимир заметил, что на мужике форменные брюки.

Вон оно что. «Представитель власти», значит. Классно у них тут… Владимир завёл мотоцикл и двинул в указанном направлении. Нужно было найти вторую из двух городских квартир Виталия Леонидовича, ключи от которых он дал Владимиру. В большую, «элитную» он соваться не рекомендовал — дом центральный, богатый, все на виду; а эта, купленная давно уже для каких-то надобностей в непрестижном районе и в обычной пятиэтажке, могла подойти как временная база для заезжего мотоциклиста-коммерсанта, благо, как сказал хозяин, подъезд там широкий, можно будет и байк загнать, впрочем, как с соседями договоришься, главное чтоб не разграбили и не сожгли ещё.

РАЗВЕДЧИК НА ВНЕДРЕНИИ

Обосноваться в Оршанске удалось практически без проблем: квартиру, как ни опасался Владимир, до сих пор не тронули мародёры — и всё потому, что подъезд был обитаем, более того — «активно обитаем», то есть у подъездной, традиционно металлической двери дежурили. Вернее, за дверью.

Бабушка-одуванчик, явно гордая возложенной на неё почётной ролью, долго рассматривала его в зарешеченное окошко и расспрашивала на предмет «кто таков», подслеповато щурилась на показанные документы и на собственноручно написанное письмо-записку к соседям от Виталия Леонидовича, а потом всё одно, несмотря на потраченное на неё время, не пустила, а вызвала «старшого».

«Старшой» по подъезду оказался мужиком дельным, оценив, что парень один и неагрессивный, тут же открыл дверь, переговорил, прочитал письмо, покивал значительно, ревниво поинтересовался, не передавал ли «Леонидыч» чего «кроме как на бумаге и на словах»; узнав что «да, передавал, блок сигарет, но он там, в рюкзаке, это я уж ПОТОМ, ДОМА распакую» повеселел, уважительно оглядел новоприбывшего, заговорщицки подмигнул и мотнул головой на лестницу — проходи, мол.

Добавил, что «это хорошо, что один, без дитёнков, беда тут с мамашами, дежурить на дверях не хотят, а… — он пожевал глазами, закатил очи в потолок, соображая чем ему ещё вредны «мамаши с дитёнками», «нежелающие дежурить», ничего не придумал, и изрёк:

— Родственник, говоришь? Значицца, ты и дежурить будиш! Раз Леонидыч тут не живёт. А мы, значит, раз ево квартиру сберегли — дежурить будиш чаще других. Ночью, ага, ночью мужики дежурят, а нас тут на весь подъезд всего шестеро. Да не ссы, тут спать можно, главное чтоб возле двери. Мотоцикл?.. Ээээ… заводи. Отдежуришь и за мотоцикл, чо. И эта… из курящих тута только я, Саня и Михалыч, Зинку не считаем, она баба, ей курить вредно. Короч, ты там располагайся, я попозжей за куревом зайду. И не говори никому про целый блок-то, слышь!!.. Я сам потом, эта… распределю. Как старший по подъезду, хы. Чо, херово в деревне-то? А по тебе не скажешь — чистенький; обычно приезжают чумоходы такие; а, оно понятно, у Леонидыча гостил… Вон, график подачи воды на стене, вишь? Ща как раз дают, помоешься. И набери в чо-как там у Леонидовича. Воду-то. Про сиги-то, слышь, — никому!..

Напутствованный в спину этим бормотанием, Владимир, закатив мотоцикл, поднялся по лестнице на второй этаж, отомкнул дверь в квартиру, и стал располагаться.