Крысиные гонки (СИ), стр. 214
Походил по комнате, вновь остановился около Витьки, продекламировал с чувством:
Хронов не успел отстраниться, как Артист ловко влепил ему кулаком в лоб. Витька упал и взвизгнул, сжимаясь в комок, но тот больше не предпринимал никаких агрессивных действий; напротив, вполне миролюбиво произнёс:
— «Воин», чёрт побери… С кем приходится работать! Вставай, хамское отродье. Поднимайся, нерадивый слуга Сатаны… хы, шучу.
И продолжил:
— Ну что. Сейчас девчонка от них, с пригорка, прибегала. С запиской. Предлагают встретиться, передать «пленных» и обсудить раздел сфер влияния. Договориться об условиях мирного сосуществования. Во избежание в дальнейшем неприятных эксцессов — это уже прямая угроза, улавливаете?
В углу скрипнул стул под Мунделем. Слушал внимательно.
— Встретимся. Обсудим. Поделим. Согласимся. На пока. Потом всё взад отыграем.
— Ружьё пусть вернут! — торопливо проговорил с пола Витька.
— Это вряд ли. На совсем дурака Вовчик не тянет… но попробуем! Так сказать, вернуться к нулевому варианту. Ну что. Заведующим переговорным процессом назначаю тебя, Серёжа. Но принимать конкретно решение буду, конечно, я…
ПЕРЕГОВОРЫ И ПОСЛЕДСТВИЯ
Тем же вечером «пакт о ненападении» на время уборочных работ был «подписан».
Конечно, формально ничего не подписывали; просто обговорили условия. Мундель, как бывалый политтехнолог, пытался затянуть переговоры в трясину беспочвенных терминологических тонкостей, но пришлось отступиться — Вовчик был не склонен препираться и был готов свернуть «переговоры»: «Война так война! Мы готовы».
Поодаль стоящие за спиной у сидящих на земле троих «пленных» девки с какими-то короткими блестящими трубками в руках, с трофейным ружьём, и лица у них были злые и отчаянные. Это были уже не те запуганные столичные танцорки, что появились в начале лета в Озерье, зарёванные и ищущие защиты. Теперь они, кажется, рассчитывали сами защищать себя.
Гулька и Зулька с ружьями же, да ешё Катька с вовчиковым автоматом наизготовку ясно показывали, что война будет не из лёгких — а зиму без провизии не пережить! И потому Борис Андреевич дал отмашку «соглашаться».
Встречались на нейтральной территории, на краю нового кладбища, на полдороге от деревни к церкви, символично — неподалеку от свежих могил. Никому не хотелось, чтобы могил в скором времени добавилось, и потому разговор хотя и переростал иногда в перепалку, в общем, проходил мирно. С одной стороны присутствовали староста, юрист и журналист. С другой — Вовчик, одна из девушек, Лика, и батюшка, Отец Андрей, тоже пытавшийся было, как и Мундель, увести беседу в сторону, но только не в терминологию, а в ветхозаветные откровения. Произошёл даже своего рода поединок между священником и журналистом, интеллектуальный, чуть не перешедший в побоище:
— … нехорошо, нехорошо… Девушки наши, агнцы, хотели только жить мирно, трудясь, вкушая от трудов своих… Зачем гонения на них? Сказано же: кто возвышает себя, тот унижен будет, а кто унижает себя, тот возвысится.
— Вы, святой отец, не лезьте, куда не понимаете! Никто ваших девственниц (журналист демонстативно хрюкнул в сторону, а Вовчик сжал кулаки от злости) не обижал! А они парней… представителей власти, можно сказать…
— … абидели? Сами? — это Лика. Она стояла, зябко кутаясь в просторный пиджак с чужого плеча, хотя ещё было довольно тепло.
— … не вступай на стезю нечестивых, и не ходи по пути злых; оставь его, не ходи по нему, уклонись от него и пройди мимо; потому что они не заснут, если не сделают зла; пропадёт сон у них, если не доведут кого до падения; ибо они едят хлеб беззакония и пьют вино хищения. Путь же беззаконных…
Вовчик метнул обеспокоенный взгляд на священника — вроде как, когда собирались, был трезвый…
— Я притчи Соломоновы тоже знаю! — ухмыльнулся покровительственно журналист, — «Много замыслов в сердце человека, но состоится только определённое господом!» — и вдруг наклонился поднять стоявший у ног свой портфель. Вовчик увидел, что замочек на портфеле-то расстёгнут; а юрист непринуждённо сунул руку в карман. А староста стоял рядом, и вроде как просто наслаждался беседой, по его лицу гуляла улыбка.
Вовчик, тоже улыбнувшись обещающе, только криво, одной половиной лица, переступил влево так, чтобы журналист закрыл его собой от юриста, и левой рукой почесал ухо — сигнал. В правой он за остриё удерживал в рукаве длинный отточенный штырь, почти шпагу — как пырялово, пожалуй, получше любого ножика. Сразу если в горло… негромко звякнула гирька, выпав на цепочке из опущенной руки, из рукава бывшей циркачки Лики; закачалась на уровне колена. В стороне, где стояли девчонки и Катька с автоматом, отчётливо клацнул сдвигаемый предохранитель.
А Отец Андрей вдруг одной рукой отвернул полу просторной куртки, а второй неторопливо почесал своё немалое чрево; и все сразу увидели у него за поясом большой, по виду старинный, револьвер…
— Не скоро совершается суд над худыми делами; от этого и не страшится сердце сынов человеческих делать зло. Но… Кто находится между живыми, тому ещё есть надежда. Так как и псу живому лучше, нежели мёртвому псу.
Мундель подержал портфель и поставил вновь около ног. Задышал тяжело, как будто в портфеле была пудовая гиря. Побледневший юрист вынул руки из карманов. А староста всё по-прежнему безмятежно улыбался.
— Кто роет яму, сам упадёт в неё, и кто ставит сеть, сам будет уловлен ею.
— Если говорим, что не имеем греха, — обманываем самих себя, и истины нет в нас… — вроде как согласился журналист, успокаиваясь, — И кто копает яму, тот упадёт в неё, и кто разрушает ограду, того ужалит змей.
— Давайте-ка к делу… — юрист.
В итоге договорились.
Расходились, оглядываясь друг на друга. Впереди «деревенских» семенили трое бывших «пленных», все усталые, в кирпичной и цементной пыли. Поодаль маячил Хронов с дружиной, «осуществляя силовое прикрытие переговоров» со стороны деревни. Но силы были неравны, особенно если учитывать моральный дух: суровая ожесточённая решимость «коммунаров» отстаивать свои права, «своих людей» произвела впечатление.
Журналист оглядывался чаще всех; в очередной раз споткнулся.
— Что ты всё оборачиваешься?? Что ты под ноги не смотришь??
— У них автомат… а с тех пор, как Хайрем Максим сделал свою машинку — потенциальные проблемы взаимодействия социумов с различными векторами развития имеют несколько решений…
— Что сказать-то хотел?
— Что могут покосить нас тут всех одной длинной очередью…
— Я б на их месте так и сделал! — вклинился юрист, — «Мёртвые не кусаются!» как говорил капитан Флинт!
— Знаток детской классики… Не боись… — успокоил их Борис Андреевич, — Я эту породу знаю. Нет, в спину стрелять не станут. Да и неразумно это — на виду у всей деревни-то, не отмоешься потом…
Подошли к Хронову. Староста взял его за пуговицу, отвёл в сторону. Вполголоса сказал:
— В общем поделили мы территорию и людей… До зимних мух — перемирие; если только опять Громосеев со своей бандой не нагрянет — тогда уж кто будет убедительнее. Но вот что, Витенька… Это для них — перемирие. А для нас…
Он оглянулся, — все старательно даже не смотрели в их сторону. Продолжил:
— Ты задействуй свою подругу. Ну, Кристину. Пусть опять к ним… как, что. Всё они из его дома на пригорок перетащили, нет? Если подгадать, когда они снова за вещами и продуктами придут, да устроить засаду… они же не всей толпой приходят? Шлёп — и нет Вовчика! А без него… Вообще ещё мент этот есть… Но по-любому Вовчика нужно убирать, иначе тебя после сегодняшней антрепризы никто в деревне за власть считать не будет, и меньше всего — твои же бойцы. ПонЯл?