Крысиные гонки (СИ), стр. 158

— Да пускай. Ну, взяли.

Подтащили к обвалившемуся погребу, столкнули в дыру. Пока Хронов в ту же дыру кидал обломки гнилых досок и всякий хлам, стоявший рядом Артист выдал эпитафию на смерть Мувского предпринимателя, только что «передавшего» ему свой «золотой запас»:

От алчности и жадности страдаем
Сметая всё живое на пути
Предел, где насыщения не знаем
Не можем жизни истину найти

— Дурак был и сластолюбец. И ИДЕИ в жизни не имел, кроме как грести под себя. За что и подох. Туда ему и дорога.

ДАЛЕКО ИДУЩИЕ ПЛАНЫ

Когда все вчетвером выходили с участка, на улице их, как оказалось, ждал журналист Муйский. Как всегда, с потёртым портфелем, в котором он носил обрез Биннельки, он настороженно озирался в наступающих сумерках.

— И ты здесь… — проворчал юрист.

— Нашумели… — не глядя на юриста, обратился к старосте журналист и политтехнолог, — Борис Андреич! Нашумели, говорю. Выстрелы, небось, вся деревня слышала. После тех… мотоциклистов, так сразу все на ушах будут!

— А и плевать! — безмятежно отозвался тот, — Больше бояться будут по вечерам из домов выходить. Нечего тут шастать! Будут спрашивать… Ви-ить! Скажешь, что с патрулём дружины обходил деревню, и в этом районе некие личности пальнули в тебя. Издаля, типа, потому ты в ответ и не стрелял. И на авторитет сработает, — охраняешь ихний покой, — и на испуг, — нечего тут шастать, мало ли что!

— А если…

— А никаких «если»! Усвой: мы теперь тут власть, мы! Как мы сказали — так стало быть и было. Так и будет. Рома, значит… пропал. Не иначе уволокли с собой эти… гастеры!

— Не! — идя рядом, возразил Хронов, — Это его эти, Вовки кокнули. Точно говорю. Он же их квартирант был. У него с ними вечно какие-то тёрки были, Кристинка рассказывала. Как кошки с собакой.

— Может и так, может и так! — одобрительно покивал староста, — Пусти-ка такой слушок. Надо этих «вовок» того, — к ногтю! И этого — мента твоего, с покоцанной рожей, татарина! — обернулся он к насупленному юристу:

— И этого — старикана, бывшего директора лесхоза, ПётрИваныча. Всех их надо к ногтю! А то ишь — оппозиция, едри их!.. Не будет у нас никакой «оппозиции», всю изведём!

— Это хорошо, это правильно! — одобрительно покивал журналист, — Авторитаризм в смутные времена это первейшая вещь!

— Всех, сука, в подвалы покладём! — в порыве воскликнул Витька и потряс ружьём.

— Хорошо, хорошо, тока угомонись покеда, — попросил староста, — Как снова кого «в подвал», — так я сразу к тебе обращусь, хы! Ну что, господа, расходимся тута? Нечего дальше гурьбой переться, неровЁн час… Мэгги, молодца, всё правильно сделала, до завтра!

Юрист сразу ушёл. Витька медлил. Мэгги подошла, за рукав отвела старосту чуть в сторону и они пошептались. До намеренно отвернувшегося, но напрягавшего изо всех сил слух Хронова донеслись только обрывки:

— … дай часть… ты же обещал… …как договорились же!..

— … успеешь… куда тебе?.. собралась куда?.. завтра поговорим.

Вскоре Мэгги тоже ушла. Стало уже совсем темно.

Прошли втроём ещё немного.

Вдруг ставший задумчивым староста с чувством продекламировал:

               — О, будь ты проклят, пес неумолимый!
                    Вся жизнь твоя — закону злой укор.
                    Во мне почти поколебал ты веру;
                    И я почти поверить с Пифагором
                    Готов в переселенье душ животных
                    В тела людей. Твой гнусный дух жил в волке,
                    Повешенном за то, что грыз людей:
                    Свирепый дух, освободясь из петли,
                    В утробе подлой матери твоей
                    В тебя вселился; да, таков твой дух:
                    Несытый, волчий, кровожадный, хищный!

— Классно! — с максимальным уважением в голосе сказал. Хронов, — Правильно ты про него!

— Эх, Витя, Витя! — покровительственно заметил Борис Андреевич, — Ничего ты не понял. Это не про него, это про меня!

— Да ну?.. — Витька был сбит с толку.

— Вот тебе и «да ну». Впрочем не бери в голову, молод ты ещё. Для таких обобщений. Ну, пока!

Они попрощались.

Дальше с Мундель-Усадчим шли молча. Уже у калитки тот произнёс:

— Да, надо всякую «оппозицию» давить в зародыше. Чтоб никто пискнуть не смел.

— А я о чём. — ответил староста, — Не так много и осталось кто тявкнуть посмеет. Пацанов этих щас прижучим, — повесим на них ихнего квартиранта… и Селезнёву тоже! — и дальше или они с нами… тогда кровью их повяжем, пусть расшлёпают тоже кого… или их самих — к стенке!

— …это правильно!

— Татарина этого с семьёй… тоже.

Они стояли у калитки, негромко переговариваясь, и не видели, как чья-то небольшая фигура, одетая в тёмное, пригнувшись, скорчилась в палисаднике у куста сирени.

— …или его тоже на крови повяжем, — а он мент бывший, в командировках был, так что для него, думаю, кровь не внове, — или шлёпнем. О! Веню на это и подпишем! — староста оживился от идеи, — Он же у него квартирант! Пусть и шлёпнет его. В порядке самообороны — у того же ружьё! К тому же татарин и с пацанами в соседях, какие-то шуры-муры у них там, доносили мне.

— Это хорошо, это правильно! — одобрил журналист.

— Заявим что они одна банда! А потом… — мечтательно-задумчиво продолжил староста. — Девку его старшую… себе возьму — хороша! Ух! Знойная девка.

— А мне — младшую! — хихикнул Мундель-Усадчий.

— Хы. Да ты педофил, аа? — хмыкнул староста, — Сколько ей — шестнадцать?

— Самое то! — невидимо в темноте, но понятно по тону осклабился журналист, — Самое то! Спелая уже! Вполне!

— Угу. Тогда пусть Веня и жену его сразу того — за сопротивление! Чтоб не мешала. А то ведь она против будет, аа?? Хы. И ему удобно — будет тогда хозяином всего дома! А татарин запасливый, говорят, даже генератор у него есть… А? Может, мы и штаб туда перенесём? Как думаешь?

— А, да. Можно. Как скажешь. — согласился журналист, — У него там погреб, — можно как зиндан использовать.

— Да вообще надо и с батюшкой разобраться… — размышлял вслух Артист, — Что-то он не по делу возникать пытается. Вякает что-то. Властитель душ, понимаешь… А церковь как…

— Не, это пока не стОит, — возразил тут политтехнолог, — Лучше с ним побеседовать, чтоб проникся. Видишь ли, сейчас, Андреич, в вакууме информации, вернее при той информации что только по радио да и то не у всех, религия она… короче, вот увидишь: через некоторое время будет очень востребовано! И потому надо его привлечь на нашу сторону! Чтоб проповедовал что скажем! Я, кстати, и тезисы для проповедей могу набросать.

— Ну… поглядим, подумаем. Может и прав ты. Ну что, пойдём…

Дверь открыла жена.

— Ужин готов, Боря. Сразу ужинать будете? Вы Надю не встретили? Заходила только что. За маслом.

— Нет. Не встретили. Ну что, давай ужинать, день был напряжённый… но плодотворный! Вот, пакет — убери пока в сундук, позже разберусь.

Хлопнула дверь.

Тёмная фигурка упруго выпрямилась у калитки и скользнула на улицу.

ЗВОНОК ГРОМОСЕЕВУ

— Алло! А? Алло! Позовите Громосеева… Кто говорит? А… А, это Борис Андреевич из Озерья, он меня знает… А, это ты, Володька? Привет. Позови шефа. Угу, жду. Как у вас там? Антон говорил что вооружат вас… Только-то? Только мобильную группу? А остальным? А, охотничье, зато каждому… Да ладно, у нас и того нет. Гоняют вас?.. Хе-хе, надо-надо. Тяжело в учении, легко в лечении, хе-хе. Чо, а инциденты? Эти, чурки, не?.. Слиняли, говоришь, куда-то… откочевали, типа? А, ну да, вы ж после того убивства их решили щемить, они и прознали небось… Тихо теперь, да? А у нас чурки в окрестностях, наоборот, появились, с дитями, я телефонировал уже Громосееву, что нам бы поддержку, а он что-то… да понимаю я, понимаю… А, пришёл? Давай!