Крысиные гонки (СИ), стр. 150
Повеселевший и обнадёженный Хронов ещё потоптался перед сидевшими, взял у стены ружьё, неловко забросил его на плечо и вышел — «решать вопросы».
— Ишь как его прёт! — заметил журналист.
Проводив Хронова взглядом через окно, староста продекламировал:
— Вот болван! — вздохнул, кивнув на закрывшуюся за Витькой дверь, журналист.
— Ничо-ничо, — заверил Борис Андреевич, — Он полезный болван. Ты ж сам насчёт его… помнишь? Зато жестокий, сука, крови не боится…
— Как все трусы, — сообщил юрист.
Староста как споткнулся и взглянул на него с подозрением:
— Ты это о чём?
— По практике могу сказать: большинство самых жестоких убийц в реале, когда их касается — конченные трусы. Млеют, белеют, на коленях ползают.
— А… — староста успокоился, — Ты об этом. Прям закономерность такая: как жестокий, так обязательно трус? Ну, тебе поверю, у тя ж практика, хе. Кстати, на днях, может завтра, пойдёшь со мной, эээ, встреча у меня тут будет… с одним субъектом. Пукалку свою возьмёшь.
Юрист помрачнел, но не возразил.
В дверь из дома кто-то поскрёбся, староста поднялся, подошёл, открыл, и, скрывшись за ней, о чём-то заговорил невнятно. Слышно было, что он разговаривает с бабкой, говорящей с ним срывающимся старушечьим фальцетом. До юриста с журналистом, молча теперь тянущих из рюмок настойку, доносились обрывки:
— … не едуть и не едуть… ты ж абещал… звонила, и в Мувск звонила, и уполномоченному… не едуть. Ты ж обещал, Андреич…
Ещё о чём-то недолго поговорив с ней, староста притворил дверь и вернулся на место:
— Вот ещё геморрой, старуха опять достаёт… не едет и не едет её сыночек с семьёй, и связи нет. Достала уже — сил нет, скрипом своим.
— Грохни её! — посоветовал журналист и хохотнул.
— Дождётся она у меня, да… — пробормотал староста, — Я человек пожилой, незлобливый, но нервы мне мотать…
— … Татарин, — вступил в разговор юрист, — Татарин, у которого я живу — ружьё имеет. И не прячет почти. Что думаете?
— А что думать… — пожал плечами староста, — Кто только сейчас не имеет… Знаю я уж. Пускай, чо. Будем просто иметь ввиду. Как он, татарин-то? Говорил с ним?
— Скрытный, — заметил юрист, — Бывший работник правоохранительной системы, коллега! — он хохотнул, — Систему знает, потому и скрытный. Говорить с ним — как в стенку. Там подходцы не работают — надо или прямо карты на стол, или…
— Что? Или?
— Ничего. Куда он денется? Массовка он и есть массовка. Дисциплина и всё такое. Куда он денется? Как все.
— Ну ладно, — староста вздохнул, — Раз так. Я ж Власть. А правоохранитель должон за власть горой, хы. Так что пусть пока спит в обнимку со своим ружжом и ценит хорошее отношение!
— Он скрытный, — повторил юрист, — Его фиг вскроешь. Может, у него и не только ружьё…
— Может и не только! — согласился староста, — Вы, правоохранители, ребята хитрые: народ за незаконные стволы нагибаете; а сами, в кого не ткни, левые стволы имеете, хе. Двурушники, бля.
Юрист ничего не ответил.
— Ты посматривай за ним, Вениамин, — посоветовал староста, — Это ж деревня! Тут всё становится рано или поздно явным, тем более в одном доме живёте. Хорошо бы его зацепить на чём, понимаешь? Ну да не мне тебя учить! — тактично польстил староста, и юрист только кивнул.
ЗАВТРАК В ДЕРЕВНЕ. ОБСТАНОВКА
На следующее утро друзья сидели у себя в доме за столом и вместе с семейством Ромы завтракали. На завтрак была жареная на сале картошка, обильно политая взбитыми яйцами, приготовленная Инессой — после множества дебатов всё же пришли с квартирантами к единому знаменателю: готовить каждому для себя было и неудобно и накладно, и в конце концов эту по сути женскую обязанность взяла на себя Инесса, ей временами помогала Кристина. На продукты скидывались натурой.
Сейчас Рома жаловался:
— Охамели совсем эти деревенские! Уже и от долларов косорылятся! Не хочут отдавать яйца даже за доллары, нет, ты прикинь! Давай, говорят, что-нибудь полезное в хозяйстве, ну там шифер или проволоку. Или гвозди. Где я, говорю, тебе возьму шифер, ты в своём уме? Тогда, грит, давай керосину. Прикинь — тут один дед наловчился делать керосиновые лампы из всякой фигни и стеклянных бутылок вместо лампового стекла. Только керосину нету, жгут отработку, а она коптит жутко и воняет…
Знавшие такое дело оба Вовки помалкивали и нажимали на завтрак. У них-то с освещением всё было в порядке, им-то уж точно не приходилось нюхать гарь и собирать с одежды длинные волокна масляной копоти — когда электричество на Озерье подаваться перестало совсем, и подзаряжать от сети аккумуляторы стало невозможно, Вовчик достал из своих заначек свёрнутую в рулончик солнечную панель, в своё время ещё приобретённую Владимиром подешовке в Штатах на распродаже, и пересланную другу. И вот, пригодилась. Более того, даже стала явным признаком деревенского нынешнего благосостояния: теперь, когда по вечерам в окнах видны были трепещущие огоньки свечей, коптилок, всевозможных самодельных масляных ламп, дом Вовчика освещали пара хороших, ярких кемпинговых фонарей, аккумуляторы которых заряжались днём, практически в любую погоду, что вызывало зависть всех соседей.
Более того, наличие «солнечной зарядки» немедленно повысило и статус друзей: к ним потянулись за обновлением заряда все городские, кто был достаточно предусмотрителен, чтобы иметь аккумуляторные светильники и фонарики, но, увы, недостаточно предусмотрителен, чтобы заранее подумать откуда их подзаряжать при полном отключении электричества. С некоторых пор с ребятами стало выгодно дружить. Впрочем, Вовчик не жмотился, и когда свои батареи и электронные девайсы были заряжены, он помогал с электричеством обращающимся.
Подобной няшки не было даже у Вадима, и он раз в день, как было слышно, заводил свой маленький генератор; и уже пару раз недвусмысленно намекал на «сменяться на что-нибудь дельное». Подобная панелька была у квартировавшего у Вадима юриста, но Вадим жил с квартирантами как кошка с собакой, почти не общаясь, и обращаться к нему за подзарядкой считал западло. Иметь же свою зарядку хотелось, и сейчас он проклинал свою непредусмотрительность в те не столь уж давние времена, когда подобные устройства ещё можно было купить — пусть не дёшево, но всё же. После того как Китай попал в международную блокаду, как-то сразу выяснилось, что именно Китай обладает девятью десятыми запасов редкоземельных металлов, идущих на изготовление солнечных панелей, и что практически всё производство таких устройств сосредоточено в Поднебесной, из-за чего, с началом блокады, такие штуки сначала резко взлетели в цене, а затем просто стали огромной редкостью, артефактом мирного и изобильного, увы уже прошедшего времени.
Намёки куркулистого Вадима Вовчик с ходу отмёл, нагло заявив ему наедине, что панель готов сменять не меньше чем на пришедшийся на долю Вадима после разборок с Никоновскими автомат с боезапасом, отчего Вадим только сматерился, сразу утратив интерес к такому ченчжу. От греха Вовчик панель, растянутую на краю крыши, каждый вечер теперь снимал, не доверяя даже охране лохматого Артишока.
Не получив в своих стенаниях поддержки, Рома наконец перестал ныть и переключился на новую тему — с утра у него вдруг прорезалось желание поболтать:
— А ты, Володя, я смотрю, покрышку-то в сарае дубасишь, а? Дубасишь?.. Хи. Как маленький, чесслово, мой вон Альберт и то такой фигнёй не страдает…
Владимир покосился на упомянутого Альберта, который с привычно кислым видом в это время сидел на диване — картошку с яйцами в силу общего безделья и потому малых энергозатрат и субтильного телосложения он на завтрак игнорировал и ждал чая со стряпнёй, которая худо-бедно у Инессы стала получаться.